Добронега - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Романовский cтр.№ 121

Он все-таки зашел в крог, поскольку все-таки нынче наливали, не взимая плату, а как мимо такого пройти? Глупо. Ему налили, и он выпил — отчаянная гадость.

— А получше нет ли чего, чашник? — спросил он.

— Есть.

— Так налей мне.

— За получше платить надо, дядя, — сказал чашник.

— А князь обещал всех бесплатно поить.

— Да. Тебя ж и поят. Вот это пойло — сколько хочешь, столько и пей. А ты думал, тебе греческого нальют задаром-то?

Грыжа огляделся вокруг. Остальные посетители тоже пили морщась. Пили и морщились. И здесь нас обманывают, подумал Грыжа. Плюнув на пол, он вышел из крога. Тут в нем проснулся исследовательский интерес. Пройдя мимо своего дома, он направился к другому крогу — посмотреть, чем поят там. Крог располагался у подножия Пыльного Спуска, и картина здесь была иная. Здесь наливали доброе вино — из Греции и из Корсуни. Но сесть за столик Грыже не захотелось — все посетители крога были печенеги. Они очень шумели и веселились, а когда Грыжа вошел, некоторые воззрились на него враждебно. Вот так вот, подумал он. Этим всегда нальют хорошо, иначе они крог сожгут.

* * *

Коней, любезно предоставленных Святополком, привязали у переправы, в том месте, где еще недавно стояла сторожка со стойлами. Единственная торчавшая возле берега лодка, которую чудом до сих пор не украли, обнаружила течь. Еле дотянули до Безымянного Острова, расковыряли прохудившееся место, заткнули деревянной пробкой. Пробку произвели из срубленного тут же на острове деревца. Рагнвальд поймал себя на мысли, что плотник, которого они ехали ловить, сделал бы все это быстрее и лучше. Возможно даже построил бы новую лодку за это время.

Переправились на неохраняемый Подол и оттуда официальным степенным шагом поднялись на Горку. У входа в детинец Рагнвальд торжественно вытащил грамоту, обращение Святополка к Ярославу, но единственный стражник только пожал плечами и отвернулся. Послание писано было по-славянски, и сколько не ломал над ним голову Рагнвальд по пути сюда, ничего понять ему так и не удалось. Можно было зайти в церковь и найти грамотного дьякона, но все последствия такого поступка учесть не представлялось возможным, и Рагнвальд благоразумно решил отказаться от этой идеи.

Делегация проследовала во двор, а затем в терем. Один из членов ее вернулся и заговорил со стражником. Вскоре он убедился, что стражник ничего не знает.

Через некоторое время делегация вышла из терема. Рагнвальд нес в руке новую грамоту — от Ярослава Святополку, тоже писаную по-славянски. Вообще-то в славяноязычной стране писать по-славянски — обычное дело, а все равно обидно, что нельзя прочесть. Почему-то Рагнвальд был уверен, что если бы он умел читать на этом языке, князья обменялись бы депешами, используя еще какой-нибудь язык, латынь или греческий. Что-то было в манере обоих князей от политического артистизма. Дипломатический юмор, введенный в этих краях Владимиром, находил отклик в душах обоих князей — и оппортуниста Святополка, и авантюриста Ярослава.

Памятуя о совете Эймунда расспросить прохожих за воротами, Рагнвальд стал вглядываться в лица. Как на зло, все лица, попадавшиеся ему на пути, были славянские. Либо все шведы уехали в Польшу, либо, из-за долгого пребывания на Руси, Рагнвальд начал путаться в таких вещах. Можно было и славянина спросить, почти все киевляне в той или иной степени знают шведское наречие, но Рагнвальд славянам не доверял.

Тут его осенило. Нужно зайти в дом Эймунда. Там наверняка кто-то остался, а задача Неустрашимых — знать все обо всем. Вместе со своими спутниками он свернул вправо, затем влево, спустился ниже, и зашел в знакомый двор.

Ставка Неустрашимых в Киеве стояла нетронутая событиями. Лихие люди помнили, что обитатели этого дома незваных гостей не жалуют, и рвут в клочья, и, возможно, даже едят, поскольку по слухам ни один незваный гость, раз зайдя в дом этот, не вышел и не был вынесен обратно. А ярославова сотня, оценив чистый и спокойный вид дома, не устроила здесь проверку.

Почти все обычные посетители дома оказались на месте и занимались обычными делами — депешами, планами, а больше разговаривали и дегустировали. Даже холопий состав не сменился и не уменьшился — в полупустом городе! Рагнвальд почувствовал легкий прилив гордости за тайное общество, членом которого он состоял. Молодцы мы, подумал он. Сейчас я все узнаю.

Но нет, Неустрашимые тоже ничего не знали. Тощий молодой плотник? Никакого понятия. Тело? Нет, не видели, не слышали, а что? Нет, в детинец недвижное тело не поступало. И из детинца не выступало.

Рагнвальд решил было, что Неустрашимые все это время валяли дурака, но ему тут же доказали, что это не так, перечислив поименно почти всю ярославову сотню, а также всех купцов, ремесленников, смердов, укупов и холопов, побывавших в детинце или возле детинца за последние три дня.

Возвращаться ни с чем к Эймунду было опасно. Рагнвальд поманил к себе Ларса и Тикку.

— Идите на Подол. Купите себе лодку и езжайте обратно к Скальду. Борис на полголовы ниже меня ростом. Выберете более или менее подходящий из оставшихся трупов. В богатой одежде, чтобы было похоже. Борис темноволосый, найдите темноволосого. Лицо разобьете палицей до неузнаваемости. Привезете к Подолу.

Ларс и Тикка кивнули и быстро вышли. Рагнвальд велел остальным своим людям отдыхать в столовой зале, а сам пошел в свою комнату забрать кошель с деньгами и кое-какие хартии. Прикрыв за собой дверь, он направился было к сундуку, когда голос, зазвучавший из другого, темного, конца помещения, остановил его.

— Добрый день, Рагнвальд, — сказала Эржбета.

— Здравствуй, — откликнулся он после паузы, выпуская рукоять сверда.

— Как поживаешь? Как себя чувствуешь?

— Чем обязан?

— Фи, какой ты прямолинейный. Пасмурно на улице, не находишь? Это для Киева редкость в это время года. Ну, оно, правда, в соответствии с событиями. Народ оплакивает Великого Князя. А вот в Ломбардии… ты был когда-нибудь в Ломбардии?

— Нет. Не люблю немцев, притворяющихся италийцами. А ты?

— Все мы кем-нибудь притворяемся. Например, если бы ты видел себя теперь — удивился бы. Сама невинность.

Неужели она все знает, подумал он. И неужели она посмеет объявить смену обстановки результатом своих действий? Верх наглости.

— А должен бы выглядеть виноватым?

— Нет. Обязанным.

— Кому? Чем? Каким образом?

— Брак Мешко и Ингегерд не состоится, не так ли?

— Не знаю, — сказал он.

— Знаешь.

— В любом случае это не имеет к тебе отношения.

— Зря ты так думаешь.

— Ты ничего для того не сделала.

— Опять зря.

— Нет, не зря. Я знаю из-за чего расстроился брак.

— Из-за чего же?

— Это тайна. Не могу тебе ничего говорить.