У вернувшегося Александра выражение лица было странное — будто ему указали на глупую ошибку и ему стало стыдно. В руке он держал свернутую в трубку грамоту.
— Из какого ты роду, Гостемил? — спросил он.
— Интересная статуя, — заметил Гостемил задумчиво. — А? Что?
— Из какого ты роду?
— Моровичей. А ты?
— Из тех самых… Моровичей… а? ты что-то спросил?
— Я тебе ответил. Ответь и ты мне.
— Ага, — сказал Александр. — Да, собственно, род мой не очень известный. Славяне из Греции, греки из Италии. Я сын местного священника, да, так вот, это те самые Моровичи, легендарные? Потомки скифов?
— Уж больно ты развязен, друг мой, — холодно сказал Гостемил, не глядя на Александра. — Что тебе за дело до рода моего.
— Прости, это не праздное любопытство.
— От Авента Храброго произошел наш род, — Гостемил провел по ноге статуи ладонью.
Хелье никогда об Авенте Храбром не слыхал, и с интересом посмотрел на Гостемила.
— Именно, — подтвердил Александр. — Авент Храбрый с друзьями, римский вассал.
— Ничьими вассалами мы никогда не были, — холодным тоном, ни разу дотоле не слышанным Хелье, сказал Гостемил. — И не намерены быть впредь. Служить — служим, но всегда добровольно.
— Разногласия с Олегом были.
— Не было.
— Были.
— У нас не могло быть разногласий со шведской сволочью, ибо ни о чем мы с нею не договаривались, — спокойно, почти лениво, с оттенком равнодушного презрения к нижестоящему ответил Гостемил.
— Не сердись, Гостемил, — предложил Александр миролюбиво. — Ни огорчить, ни тем более оскорбить тебя у меня и в мыслях не было. Род твой настолько древний и благородный, что любое общение с тобою для меня — честь великая.
Гостемил кивнул с великолепным достоинством. Хелье восхищенно смотрел на друга.
— Так вот, друзья мои, — сказал Александр. — Оставил Владимир мне вот эту грамоту. И о вас там написано. Об обоих. И я — всего лишь исполнитель последней воли Великого Князя. На, Хелье, читай.
Хелье развернул грамоту.
— Я не понимаю славянское письмо, — сказал он. — Гостемил, не прочтешь ли?
— Нет, зачем же, — возразил Гостемил, снова воззрясь на статую. — Не мне писано, не мне и читать…
— С позволения хозяина грамоты, — поспешил добавить Хелье.
— Конечно, конечно, — согласился Александр.
Гостемил с сожалением оторвался от созерцания статуи и взял грамоту у Хелье.
— Здесь не с начала, — сказал он брезгливо.
— Да, — Александр кивнул. — Начало касается только меня лично. Пожалуйста, читай вслух.
— «…и, друг мой Александр», — начал читать Гостемил, — «…доверься в деле спасения и укрытия сына моего Бориса человеку, которого ты знаешь, сигтунцу по имени Хелье. Человек он верный, а вот сладить с ним трудно. Но уж ты попытайся. И пусть возьмет с собою, если нужно, друга своего». Тут дальше какие-то грязные сплетни, — сообщил Гостемил, — а про меня, вроде бы, ничего нет.
— Ближе к концу, — подсказал Александр.
— А, — сказал Гостемил. — Вижу.
Хелье был, противу ожидания, настолько польщен, что чуть не пропустил мимо ушей следующее:
— «Если сведет тебя случай с кем-то из Моровичей, а особливо с младшим их сыном, верь этому роду. Не обманут они, хотя на службу уговорить их будет трудно — горды».
Хелье нахмурился.
— А это точно Владимир писал? — спросил он напрямик, глядя на Александра.
— Точно, — согласился Гостемил, разглядывая грамоту. — Это его рука.
— А откуда ты это знаешь? — Хелье повернулся к Гостемилу.
— Я по его письмам читать учился, — ответил Гостемил. — На.
Он протянул грамоту Хелье и тот, с сожалением на нее посмотрев и пообещав себе при первом же удобном случае выучиться славянскому письму, вернул ее Александру.
— Как вы поняли из письма, друзья мои, речь идет о спасении жизни Бориса, сына Владимира, — сказал тот. — Но это не все. Его нужно увести прямо из войска. И это не все. Действовать следует таким способом, чтобы его никто потом не стал искать. Я с вами совершенно откровенен. Я бы очень хотел сделать все это сам, но к сожалению, по причинам, о которых я не имею права вам сказать, я должен оставаться в Киеве еще некоторое время.
Удивительно, подумал Хелье. Живут себе люди, живут, и вдруг положение, нужно куда-то бежать, и кого-то спасать, и зовут меня, поскольку у всех остальных, крайне заинтересованных, всегда находятся какие-то иные совершенно неотложные дела.
— Насколько я понял, нужно куда-то ехать, — сказал Гостемил. — Возможно, далеко.
— Не очень, — уверил его Александр. — Аржей тридцать.
— Ну вот, — тоскуя, протянул Гостемил. — А я только переехал в Киев, еще и обжиться как следует не успел. Эх! Что ж, Хелье, поедем, что ли. Спасем княжеского сына. Речь ведь, насколько я понимаю, идет о престолонаследии. Кто-то боится, что Борис займет без спросу престол, да? Как все-таки примитивны люди.
— Дня два еще есть, — попытался утешить его Александр.
— Нет, — возразил Хелье. — К сожалению нет. Ни двух дней, ни даже одного. К сожалению, Борис попал в поле внимания Неустрашимых.
— Э… — сказал Александр. — Это догадка такая?
— Нет, это так на самом деле и есть.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. По причинам, о которых я не имею права тебе сказать.
Некоторое время Александр и Хелье смотрели друг другу в глаза.
— Хорошо, — согласился Александр. — Есть несколько способов…
— Есть один, — сказал Хелье. — Но для этого мне понадобится амулет.
— Какой амулет? — Александр нахмурился.
— Ты знаешь, какой. И нужен он мне прямо сейчас. Не волнуйся, я тебе его верну.
Возникла тяжелая пауза.
— Откуда ты знаешь об амулете? — спросил Александр строго.
— Как-нибудь на досуге, не сейчас, и даже не завтра, ты спросишь об этом свою жену.
— Хорошо, — неожиданно быстро согласился Александр, будто не хотел продолжения этого разговора. — Что еще нужно, помимо амулета?
— На всякий случай деньги, гривен пятьдесят или сто. Возможно, придется кого-нибудь подкупить. И хорошие лошади.
— Все-таки выслушай меня. У меня есть план…
— У меня тоже есть план, — сказал Хелье веско. — И нам пора начинать действовать. Соглашайся, или ищи себе других.
Александр задумался.
— Я тебя чем-то обидел в Сигтуне? — спросил он наконец.