— Как знаешь, — сказал Хелье.
— Уж знаю я, знаю. Годрик не заглядывал?
— Нет.
— Выпорю я его, ежели его не убили, конечно. Какая, заметь, скотина неблагодарная бриттская. Бестолковая. Я, говорит, только огурцов куплю. Ну и где они, огурцы эти?
— А он, небось, отправился огуречнику мстить.
Дир хлопнул себя по лбу.
— Точно! А, хорла, действительно… Неужто убил Годрика негодный огуречник? — Дир раздул ноздри. — Что я с ним сделаю. Как я его скручу. Как я его от десятины-то освобожу! Прощелыга. Астер проклятый.
Стегуны не испортились за ночь. С голоду казалось очень вкусно. Ротко хотел было сесть за стол, но Дир его остановил.
— Ты чего это? — спросил он строго. — Не полагается тебе за общий стол.
— Что же ты меня унижаешь? — оторопело спросил Ротко.
— Унижаю? Чем же это?
— За стол не пускаешь.
— Хо! Унижает, заметь, незнание своего места. У каждого свое место. Твое место — стоять рядом, когда я ем.
— Дир, — вмешался Хелье.
— Не мешай, Хелье. Холопа нужно учить — это не страшно, всех учат тому, что им знать положено. Нас учат, холопов учат, ремесленников. Даже князей учат, хоть и плохо.
— Дир!
— Не мешай.
Хелье посмотрел на Ротко и сделал ему знак — мол, это недоразумение. Затем он встал и сказал веско:
— Дир, а подойди-ка сюда. В угол. Есть разговор.
— Может, позавтракаем сперва?
— Иди сюда!
Дир с сожалением встал и пошел с Хелье в угол.
— Ну?
— Ты что, совсем охвоился на службе у Святополка? Он же зодчий.
— Кто?
— Ротко.
— Зодчий?
— Да.
— Ну и что, что он зодчий. Холопов надо…
— Он не холоп. И никогда холопом не был.
— Укуп.
— И в укупы не продавал себя.
— Ну так я его себе укуплю. Если Годрик не вернется.
— Листья шуршащие! Он зодчий, понимаешь ты, пень ростовский?
— Да какая разница — зодчий, стяжный, кормовой…
— Зодчий — это ремесло такое.
— Да?
— Да.
— Что же это за ремесло? — с сомнением спросил Дир.
— А такое ремесло, когда дома строят.
— А, — понял Дир. — Плотник, значит. Ну и что? Бывает, плотники продаются, когда им работы нет.
— Не плотник. Зодчий.
— Ты заладил — зодчий, зодчий.
— Ну вот, скажи — как называется человек, командующий сотней воинов?
— По-разному.
— В Киеве. Как он называется в Киеве?
— Сотенный.
— А если тысячей воинов?
— Тысяцник.
— А человек, командующий тысяцниками?
— Военачальник.
— Правильно. Так вот зодчий — он военачальник всех плотников, столяров, клепальщиков, и смолильщиков. Он планирует, как будет выглядеть дом, когда его закончат строить.
— Ну уж нет, — сказал Дир.
— Что — нет?
— Чего планировать-то? В сражении — да, нужно планировать, без этого никуда. Без планирования потери больше. Ненамного, но больше. А дом-то чего? Ставь себе стены, вешай крышу.
— А если большой дом?
— Больше стены, и больше крышу.
— А если в доме два уровня?
— Ставь второй на первый.
— А фундамент?
— Ну, копай, заливай известью. Подвал еще бывает — тоже копай. Чего планировать?
— А если каменный дом?
— Камень на камень, те же стены.
— А башню? А церковь?
— Что-то ты, Хелье, не то говоришь.
— А вот мост тут строят. Видел мост?
— Видел. И что?
— Нужен зодчий.
— Зачем?
Хелье вздохнул.
— Просто поверь мне на слово, Дир. Ротко из таких ремесленников, которые не продаются, не покупаются, и не одалживаются. Он давеча с князем говорил.
— Это по ошибке. Он мне рассказывал.
— Никакой ошибки. Он — равный нам.
— Ну уж это ты брось. Простолюдин какой-то, подумаешь…
— Достаточно равный, чтобы сидеть с нами за одним столом.
— Да?
— Ученый человек.
— Ученый?
— Вот именно. Ученый.
Дир почесал в затылке.
— Так, стало быть, я не могу его взять себе в услужение? У него денег нет совсем, он говорил.
— У тебя тоже нет, однако же ты не идешь в услужение.
— Я служу князю.
— В качестве холопа?
— Но ведь я из хорошего рода.
— Вот и не позорь свой род. Не стыдно тебе? Зодчего унизил.
— Но ведь… все-таки… так он может, стало быть, сидеть с нами за столом?
— Я очень уважаю зодчих, Дир. И почту за честь, если Ротко с нами сядет.
— Но люди из хорошего рода…
— Дир, я тоже не из последнего рода. И даже кузен шведского конунга.
— Да, это верно.
— Все. Давай есть.
Дир вернулся к столу и, мрачно глянув на Ротко, сказал:
— Ну, эта… вроде бы ты можешь сесть. С нами. Только не очень панибратствуй. Зодчий ты там или еще какой — это еще не очень известно. А вот панибратствования я не люблю. Кстати, Хелье тоже не очень любит, он просто любит говорить неожиданности всякие. — Он повернулся к Хелье, уже успевшему набить себе полный рот еды. — А вот Гостемил, не в обиду ему буде сказано, со всеми как с равными говорит.
— Это потому, Дир, — сказал Хелье, жуя, — что мы с тобою хорошего роду…
— Да. И что же?
— А Гостемил — очень хорошего.
— Не понимаю.
— И не надо. Ты, когда по поручению ходил давеча, ничего странного не слышал? В городе?
— Нет. Пуст город. Рано еще. А что?
Ротко не слушал. Он утолял голод и очень хотел спать.
— Послезавтра после полудня будет суд над Детиным.
— Это кто такой?
— Строитель такой.
— Тоже зодчий? Эка развелось…
— Самый богатый человек в Новгороде.
— Ну да?