— Сколько времени для этого понадобится, отец? — спросил Майло, просматривая последний из контрактов на складские услуги, заключенных с Чэнем.
— Для чего, Майло?
— Для того чтобы цены на наш хлопок взлетели до небес.
Ричард закурил сигару и откинулся в кресле. Тут же подошла Лили и поставила перед ним чистую пепельницу. Ричард выпустил в вечерний воздух струйку сине-серого дыма и пожал плечами.
Майло отложил в сторону складские контракты и уставился на отца.
— Ты не знаешь? Вот те на! Как же так?
— Мы торговцы, а не мистики, сынок. Мы вкладываем деньги и надеемся на лучшее. Иногда мы выигрываем, иногда проигрываем.
— А если мы проиграем теперь?
— Тогда мы потеряем все: склады, торговые пути, пароходы и даже дом, в котором мы живем.
— Ты заложил наш дом?
— Покупать лишь часть шанхайского хлопка не имело смысла.
— Выходит, ты закупил весь урожай?
— И получил опцион на выкуп всего урожая следующих двух лет. Думаю, американцы будут долго драться друг с другом.
— Из-за рабов?
— Рабы к этой войне не имеют никакого отношения, — покачал головой Ричард. — В ее основе лежат деньги, власть и, готов поставить свой последний лян, религия. И те и другие уверены, что выполняют волю Господа, а когда набожные психи начинают сражаться, они сражаются долго. Обычно это тянется до тех пор, пока не подрастет новое поколение и не прикажет старым бородатым фанатикам убрать ружья, заявив, что никого не волнует, чей бог прав, а чей ошибается. И что пришло время понять: в мире правят случай и каприз судьбы. Если где-то там и существует Бог, сынок, то мы нагоняем на него скуку, и он просыпается лишь для того, чтобы разбить нам сердце и покалечить нашу жизнь. — Перехватив изумленный взгляд Майло, Ричард усмехнулся: — Беспокоишься за мою бессмертную душу?
— Да нет, отец, плевать мне на твою бессмертную душу.
— Вот и хорошо, потому что у меня ее нет, как и у тебя, как и у всех остальных.
— Тебе виднее, отец.
— Тогда что же тебя беспокоит?
— Ты вложил все, чем владеют Хордуны? Все! Если дела пойдут не так, как надо, мы все потеряем. Так?
— Не так, сынок. Совсем не так.
— Значит, ты продал не все, что нам принадлежало?
— Абсолютно все, сынок, до последнего свечного огарка.
— Тогда я прав, и мы можем лишиться всего.
— Нет, не прав.
— Как же так, отец?
Ричард расхохотался столь неистово, что ему пришлось вынуть сигару изо рта. Его буквально трясло от смеха, он подвизгивал, хрюкал и рычал. И Майло помимо воли присоединился к отцу. А Лили подумала, что эти двое сошли с ума. Ну, то есть совсем спятили.
Наконец Майло сумел справиться со смехом и, ухватив отца за отвороты пиджака, поднял того на ноги.
— Итак, отец, если ты промахнулся, мы превратимся в нищих.
Ричард тряхнул головой. От смеха у него из глаз ручьем текли слезы.
— Нет, сынок, ничего подобного! У тебя останется семнадцать складов, до отказа набитых хлопком!
Шесть месяцев, шесть мучительных месяцев, в течение которых Ричард, уволив всю домашнюю прислугу, заканчивал торговые операции и распродавал оставшиеся корабли, способные совершать океанские переходы, показали, что его рискованная игра с хлопком стала самой выгодной коммерческой махинацией из всех, которые когда-либо проворачивались в Срединном царстве. Теперь единственным местом в мире, где можно было купить хлопок, являлись склады Ричарда. Цена на хлопок подскочила вдвое, затем, поколебавшись, снова удвоилась. Только тогда Ричард согласился продать часть своих хлопковых запасов, чтобы поддержать на плаву текстильные фабрики Манчестера, Лиона и Бремена. В сундуки шанхайского торгового дома «Хордун и сыновья» потекли деньги. Огромные деньги, какие не снились даже Кадури, владевшим каучуковой монополией в Сиаме.
— Почему ты не выглядишь счастливым, отец? — спросил Майло. — Ведь мы победили!
Ричард все еще не пришел в себя после выкуренного накануне опия. Он словно блуждал в тумане и был изможден. Он ощущал в своей крови медленный танец змей наркотического дурмана, задержавшихся там, где они уже были не нужны. Склонившись над фарфоровым рукомойником, он умылся холодной водой, посмотрел в зеркало и сам удивился глубоким линиям, избороздившим лицо. Позади него в зеркале отражался Майло, терпеливо ожидавший ответа на вопрос. Как красив его сын! Как он умен! Как сильно любит его этот мальчик, и как сильно любит его он сам! Ричард повернул лицо к обожаемому сыну.
— Что ты спросил?
— Почему ты не выглядишь счастливым?
Ричард подумал о полученном накануне отчете сыскного Агентства Пинкертона. В нем говорилось, что его отец умер на одном из складов Врассуна и этот «выдающийся» человек приказал бросить тело отца в Ганг, словно какой-нибудь гнилой фрукт. Две строчки отчета были посвящены матери. «Никаких определенных сведений. Но вероятнее всего, она умерла от голода уже много лет назад». Ричард глубоко вздохнул, понимая, что причиной его подавленного настроения является даже не это.
Ему хотелось сказать: «Я несчастлив, потому что меня преследует шепот прошлого». Но вместо этого он положил ладонь на гладкую щеку сына и проговорил:
— Врассуны. Врассуны забрали у меня счастье.
— И у меня, отец.
— Хорошо. Вот и давай наконец предпримем что-нибудь в отношении этого проклятого семейства. Видишь ли, Майло, основным источником могущества Врассунов является декрет английского парламента, дарующий им исключительное право осуществлять прямые перевозки из Англии в Китай и обратно. Остальные торговцы вынуждены разрабатывать сложные торговые маршруты со множеством остановок: в Малайе, Индии, Сингапуре, Цейлоне, Индии и, наконец, на Азорских островах, прежде чем их корабли прибудут в Англию. Из-за этого они теряют время, деньги, их корабли подвергаются опасности пиратских нападений в Китайском море
[58] и Малаккском проливе. Корабли, вынужденные делать так много остановок, должны быть легкими, а значит, они слабо вооружены.
— Все это мне известно, отец, но…
— Большие корабли Врассуна, так называемые корабли Компании, — совсем другое дело, — продолжал Ричард, не давая сыну договорить. — По размеру они превосходят наши суда вдвое и всегда вооружены до зубов. Торговые суда Ост-Индской компании редко подвергаются нападениям. Они загружаются в безопасных доках Плимута и разгружаются в столь же безопасной гавани Шанхая, останавливаясь на протяжении шестимесячного перехода лишь для того, чтобы пополнить запасы пищи и воды. Это огромное — и чудовищно несправедливое — конкурентное преимущество перед нами и другими торговцами. Но с какой стати они его получили? Чем они лучше нас? Разве они усерднее работают? Больше рискуют? Нет, нет и нет!