Птица войны - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Кондратов cтр.№ 36

Терзания девушки… Как тяжело ей было, когда Тауранги остался на скалистой площадке, чтобы Парирау и друг Хенаре успели скрыться. Или когда сына вождя искали на поле битвы в грудах окровавленных тел. Теперь он снова ушел на войну, и снова тоска поселилась в груди. Но сейчас сама Парирау не может понять, что происходит с нею. Ей так сложно и трудно. Хенаре!.. Желтоволосый пакеха любит ее. Тауранги догадывается об этом, да-да. Только гордость не позволяет ему заговорить. Когда он уходил в поход, Парирау заметила, как угрюмо смотрели на нее и на Хенаре его глаза.

С тех пор как войско Те Нгаро покинуло деревню, чтобы добить Хеухеу, Парирау каждый вечер прокрадывается в хижину пакеха. Она нетерпеливо ждет ухода Те Иети. Старик копается и сетует на дочь, прервавшую увлекательную беседу, но послушно плетется домой. Тогда она садится рядом с Хенаре и приказывает:

— Говори…

И он начинает рассказывать ей о таких необыкновенных вещах, что дрожь пробегает по спине, а во рту становится сухо. Парирау верит ему и не верит, туманные образы рождаются и плывут. Тихий голос затягивает, обволакивает паутиной, и, когда он умолкает, она ласковыми пальцами находит губы Генри и шепчет:

— Говори… Говори…

А он вдруг сбивается, забывает и путает самые простые слова. И тогда он кажется девушке самым дорогим и близким.

— Парирау, — сказал ей однажды Генри. — Хочешь, я расскажу тебе о моей родине, стране пакеха?

Она сказала:

— Да, Хенаре.

И он начал рассказывать, стараясь поточнее подбирать слова и невольно подражая певучей манере маори.

— Моя родина далеко, далеко, далеко. Много лунных месяцев нужно плыть по морю на очень большой лодке, чтобы достичь ее берегов, на которых стоят высокие хижины…

— Такие, как дом собраний? — спросила Парирау, гордившаяся, как и все нгати, самым крупным строением деревни.

— Больше, Парирау, много больше, — засмеялся Генри. — Как десять таких домов, если их поставить друг на Друга.

— Как же… — начала было девушка, но постеснялась спросить, каким образом можно затащить один на другой столько домов. Еще непонятно ей было, зачем вообще нужны людям такие высокие хижины. Может, они держат в них птиц?

— Все эти огромные дома стоят рядом, их много-много, больше, чем деревьев в лесу, — продолжал Генри. — Из крыши каждой хижины поднимается к небу дым.

Парирау поежилась.

— А в самые большие хижины по утрам набиваются люди. В каждую по стольку людей, сколько не наберется во всей твоей деревне. До позднего вечера они работают там. В одной хижине делают одежду, в другой — ружья, в третьей — посуду…

Рассказывать о Манчестере было трудно. Генри не хватало самых необходимых слов, и он вынужден был пускаться в окольные описания, чтобы Парирау смогла хотя бы приблизительно представить себе, о чем идет речь. Объяснить удавалось далеко не все. Например, он так и не смог растолковать девушке, что такое паровой дилижанс и ткацкий станок. Затыкая рот ладошкой, Парирау от души смеялась и никак не хотела поверить в существование существа из железа и дерева, бегающего благодаря никчемному пару. А вот описание коровы ее по-настоящему испугало. Она прониклась уважением к храбрым пакеха, которые не только не боятся этого жуткого зверя с рогатой, как у ящерицы, головой и телом большой свиньи, но и рискуют есть его мясо. А вот собак почему-то не едят.

Не менее странными показались ей отношения между самими пакеха. Частные земельные владения казались ей глупостью: у маори даже ребенок понимает, что всем вместе обрабатывать землю гораздо легче. Но еще поразительней было узнать, что пакеха, сообща работающие в больших хижинах, не пользовались ни красивой одеждой, ни ценной утварью, которую изготовляли своими руками. Они не могли ни поделить эти вещи между собой, ни обменять их на пищу: все забирали себе вожди. Сначала она подумала, что он говорит о военнопленных. Но Генри пояснил, что вел речь не о рабах, а о свободных пакеха. Он стал объяснять ей, что такое деньги, но Парирау, задумавшись, невнимательно слушала его. И вдруг сказала с одобрением:

— Хенаре! Как хорошо, что твой отец убежал оттуда. Там очень плохо, да? Ты ведь никогда не покинешь Аотеароа?

Генри закусил губу. Кажется, Парирау составила об Англии не очень лестное мнение. Он этого вовсе не хотел. Но разве она так уж и не права?

— Парирау, я люблю свою родину, — твердо сказал он. — Хотя и мне не нравится, как там живут люди. Я никогда не вернусь…

— О, Хенаре!.. — прошептала девушка, прижимаясь к нему горячим телом. — Ты хочешь остаться с маори, да?

Генри прошиб пот. Но он нашел в себе силы ответить:

— Не знаю. Мне многое не нравится и у вас, Парирау. Маори слишком легко убивают друг друга. Это нехорошо. Ты думаешь не так, я знаю…

Она не дала договорить.

— Да-да, Хенаре! — жарко зашептала она ему в ухо. — Нгати убивают своих врагов, да-да! Это хорошо, Хенаре, хорошо! Кто же иначе нас будет бояться? Придут нгапухи, чтобы разграбить нашу деревню. Придут ваикато, чтобы сделать нас рабами. Все соседи будут презирать трусливых нгати. Все: и терарава, и аупори, и нгати-таматера, и нгати-ватуа… Неужели ты хочешь этого? Нет-нет, такого не будет никогда!

Жаркая убежденность, звучавшая в голосе девушки, не могла не произвести впечатления на Генри. Парирау поняла его мысль превратно, значит, надо найти слова убедительнее, точнее.

— Зачем вы нападаете друг на друга? Чтобы отомстить? Но потом отомстят вам, так будет без конца. Разве не вкуснее кумара, выращенная своими руками, чем та, которую вы отняли у соседей?

— При женщине и земле воин пропадает, — будто про себя пробормотала Парирау.

— Глупая пословица! — живо возразил Генри. — Человек рождается на свет не затем, чтобы кто-то ему отрезал голову. Убийца высушит ее и будет всюду хвастаться. А для человека исчезло все — и дети, и солнце, и птицы… Вот ты сама — разве ты хочешь умереть? Представь, что завтра тебя схватят ваикато.

— О, Хенаре… — испуганно выдохнула девушка.

— Не хочешь. Никто из вас не хочет. А когда убиваете других, вы говорите: это хорошо! Надо, чтобы вы поняли, как это плохо — убивать. Пусть не будет войн… Никогда! Каждый будет есть только те плоды, которые он вырастил. И носить одежду, которую ему сплела его мать… или жена. Я открою маори великую правду…

— О, Хенаре!..

Она гладит его по лицу, и он снова сбивается с мысли, трудно дышит и забывает слова.

Они разговаривают так до полуночи, а утром, просыпаясь в своей хижине, Парирау вспоминает юношу, ушедшего убивать ваикато, и со стыдом сознает, что мысли о судьбе Тауранги все меньше тревожат ее. На протяжении длинного дня — выкапывая ли папоротниковые корни, теребя ли раковиной лен или запекая кумару — она еще не раз произнесет про себя имя своего жениха. «Неужели произойдет такое, — в смятении подумала как-то Парирау, — что они оба посватают меня в жены?» Она представила, как Хенаре и Тауранги хмуро тянут ее за руки в разные стороны, и этот древний ритуал предсвадебного соперничества показался ей настолько обидным, что на глазах навернулись слезы. Хенаре и Тауранги, они оба дороги ей… Кто бы ни перетянул, она будет жалеть о другом.