Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Бут cтр.№ 87

На возможные возражения, что Швеция не совсем нейтральна, поскольку участвует в международных миротворческих миссиях, Френч отвечает, что страна, «постоянно подчеркивающая свою приверженность делу мира и одновременно развивающая мощную военную промышленность», ведет себя лицемерно. В списке стран – лидеров по объемам экспорта вооружений Швеция занимает восьмое место.

Как указывает историк Тони Холл в своей книге «Скандинавия: Война с троллями»: «Коллективное бремя шведского позора нарастало постепенно: вину за неоказание помощи финнам сменила вина за безразличие к норвежцам, затем – за непротивление немцам, за отправку на верную гибель прибалтов и так далее; до тех пор, пока чувство стыда и вины не стало естественным состоянием сознания шведов».

Я спросил об этом историка Хенрика Берггрена. Мне пришло в голову очередное экстравагантное предположение: может быть, нарочитая политкорректность, особенно в сфере иммиграции и мультикультурализма, – это проявление подавленного чувства вины? Может быть, шведы поняли, насколько они всех нас подвели, и теперь стараются загладить свою вину? К моему удивлению, на этот раз он со мной согласился.

«Да, я думаю, что это чувство вины за военное время, – сказал он. – Потому что праведный человек стыдится собственного процветания. Если у тебя чего-то много, а у кого-то совсем мало, тебе обязательно будет стыдно – если ты протестантского вероисповедания».

«Или если ты разбогател на чужом горе».

«Именно. Я думаю, что война стала плодородной почвой для чувства вины. Шведы ощутили в этой связи некую миссию. Наше извинение перед норвежцами и датчанами выглядело совершенно искусственным».

Отвлечемся от Второй мировой войны и той роли, которую сыграли шведы в экспансионистских устремлениях Гитлера. Может ли страна, достигшая такого высокого уровня жизни, завидного экономического и гендерного равноправия, построившая чуткую систему социальной защиты населения, время от времени позволять себе хоть чуточку тоталитаризма?

Оказывается, да. Например, если вы – одна из шестидесяти тысяч шведских женщин, преимущественно пролетарского происхождения, насильственно стерилизованных или принужденных дать согласие на стерилизацию в период между 1935 и 1976 годами. Это были годы печальной авантюры с евгеникой.

Еще в 1922 году в Швеции в городе Уппсала был создан Институт расовой биологии. Ведущий шведский политик того времени Артур Энгберг писал: «Нам очень повезло принадлежать к расе, которая до сего времени остается относительно чистой, расе – носителю высочайших человеческих качеств». Он добавлял, что пора эту самую высшую расу защитить. Подобные взгляды привели к разработке программы стерилизации «второсортных» экземпляров, которая, по свидетельству одного из комментаторов, «уступала лишь (аналогичным программам в) нацистской Германии». Оба режима решали одну задачу: очищение расы высоких голубоглазых блондинов.

В 1934 году были приняты ужесточающие поправки в законодательство, позволяющие насильно стерилизовать «некачественных» женщин и несовершеннолетних преступников мужского пола. Даже в 1945 году, когда мир узнал о злодеяниях нацистов, в Швеции было стерилизовано 1747 человек, а в 1947 году это число выросло до 2264. «Как же могли такие люди, как Пер Альбин Ханссон… и Таге Эрландер, не то что закрывать глаза, а быть прямыми заказчиками такой недемократической, жестокой и несправедливой программы?» – задается вопросом Ульф Нилсон в своей книге «Что произошло со Швецией?». И продолжает: «Ответ прост: они действительно верили, что, избавившись от нерожденных «некачественными» родителями детей, можно создать более чистую и здоровую расу».

Между прочим, именно Ханссон, которого в Швеции считают национальным героем, во время Второй мировой войны пропустил через шведскую территорию более миллиона нацистов.

В 60-х и 70-х годах шведское государство получило сомнительную мировую славу из-за большого количества детей, отнятых у родителей и помещенных под опеку под явно надуманными и даже идеологическими предлогами. Когда выяснилось, что шведский Комитет благоденствия детей (название вполне оруэлловское) передает под опеку больше несовершеннолетних, чем в любой другой стране мира, журналистка Брита Сундберг-Вайтман писала: «Это единственная страна, где власти могут насильно отнять ребенка у родителей, чтобы помешать им дать ему привилегированное воспитание».

Живущая в Великобритании наследница империи Tetra Pak, издательница журнала Granta Сигрид Раузинг, считает, что шведское государство «построило общество, в котором царят конформизм и жесткий государственный надзор». Оно «поместило под опеку необычайно большое число детей», создало «унылые и посредственные школы» и тайно следило за коммунистами. Как пишет Раузинг: «Шведское государство – репрессивный механизм, в котором личными правами можно жертвовать в угоду всемогущим социальным нормам».

Вопрос о тоталитаризме не был сугубо теоретическим и для тех несчастных шведов, у которых был выявлен ВИЧ во времена, когда государство всерьез рассматривало введение принудительного карантина для инфицированных. Сегодня он не выглядит теоретическим для трансгендеров, желающих, чтобы их новый пол был официально признан, но не готовых к стерилизации, как того требует действующее шведское законодательство вопреки постановлению Европарламента. Или для шведской матери, которая хочет оставаться домохозяйкой, чтобы растить своего малыша, но оказывается предательницей дела феминизма и ретроградкой. Или если кто-то просто не желает отдавать политикам более трех четвертей своего заработка в виде прямых и косвенных налогов (согласно поговорке «Шведы рождаются свободными, а умирают налогоплательщиками»).

Несогласные, разумеется, могут возражать, но высовываться из окопа – не по-шведски. Как пишут авторы книги «Викинги наших дней» Кристина Йоханссон Робиновитс и Лайса Вернер Карр: «Жизнь в Швеции может стать затруднительной для тех, кто не “сотрудничает”». До недавнего времени швед, считающий свои основные права нарушенными, почти не имел шансов обратиться в суд, который не принимал претензий к законодательству. Значение социальных прав возросло, а гражданских – упало, особенно во времена расцвета социал-демократического правления. Тогда частным лицам приходилось искать судебной защиты от действий властей в Европейском суде по правам человека.

«Человек все больше зависел от государственных и муниципальных органов власти, профсоюзов, общественных организаций и чиновников. То есть – от системы», – пишет Ульф Нилсон.

Хенрик Берггрен (он, наверное, уже ненавидит меня за то, что я каждый раз выставляю его в роли «заступника Швеции» – но ведь у него это получается!) согласен, что шведское государство действительно обладает огромным влиянием на жизнь своих граждан. Но он утверждает, что эта власть используется во благо: «В подавляющем большинстве случаев государство использует власть доброжелательно, соблюдает права человека и тому подобное. Нет связи между стерилизацией людей и системой социальной защиты. Проблема в том, что когда государство наделено таким могуществом, некоторые сомнительные идеи могут падать на благодатную почву».