Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Бут cтр.№ 61

Иногда кажется, что финны чуть ли не гордятся своей репутацией агрессивных пьяниц (но не самоубийц!). Провинцию Остроботния часто называют духовной родиной финнов, а ее жители прочно закрепили за собой репутацию людей, склонных к агрессии. Вооруженные ножами puukkojunkkarit конокрады из Остроботнии прославились в середине XIX века как нечто среднее между сильно пьяными Робин Гудом и Мэкки-ножом ^[78]. В остроботнийских народных песнях задорно рассказывается о драках и скандалах. Текст песни «Страшная свадьба в Хяме» (город преступников в финском фольклоре) повествует о том, как «пошла пьянка и драка, всюду мертвые валяются».

Здесь мы подходим к понятию sisu – столь ценимого (финнами) и завидного (для шведов) духа выносливости, стойкости и мужественности. Это слово проникнуто ощущением уверенной силы и надежности. Оно означает способность проявлять непоколебимую решимость перед лицом враждебных обстоятельств. Если заглох автобус, дух sisu диктует пассажирам, что нужно выйти и толкать его, не жалуясь на судьбу. Sisu – сущность финского мужчины, гранитная порода под плодородной почвой страны. Но разве выпить из горла бутылку «Столичной», упасть мордой в снег, отморозить нос и отказаться от услуг «Скорой» – не такое же sisu? Может быть, финское пьянство – проявление фирменной национальной мужественности?

И тут меня осенило: во всех дискуссиях о том, что делает финна финном, на самом деле обсуждалось, что делает финном – финского мужчину. Самовосприятие финнов в качестве молчаливых, сильных, sisu выпивох практически целиком относится к мужчинам. Элементы женственности в своем имидже допускают даже такие выдающиеся шовинисты, как итальянцы, но только не финны. На фоне той исключительной роли, которую сыграли женщины в истории Финляндии (они занимали президентские и премьерские посты, упорно трудились и первыми в Европе получили избирательные права), это выглядит странно.

Мужчины, склонные выставлять напоказ свой мачизм или мужскую силу, скрывают слабость или неуверенность. Доморощенному психологу не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что финские мужчины страдают от сильно заниженной самооценки. Может быть, все эти дела про sisu – просто завеса, и финн мужчина похож на девственника, расписывающего свои сексуальные подвиги в баре? Коротышка, лезущий драться с мужиками под два метра ростом? Троеборец, который… ну, хорошо, просто троеборец.

Совершенно очевидно, что это не так. Абсолютно нет. Уберите свои топорики, остроботнийцы – читатели этих строк. Но все же интересно, почему современный финский мужчина, прекрасно осведомленный о всех последствиях пьянства (согласно опросу, финны оказались единственной нацией, поставившей алкоголь на первое место среди важных общественных проблем), продолжает столь героически пить? Это ритуальная демонстрация мужественности, или же коллективное утопление в алкоголе мужских забот, или и то и другое одновременно? Может быть, они пьют, чтобы забыть о многочисленных национальных унижениях под игом снисходительных шведов или деспотичных русских? Даже Дания однажды делала попытку захватить Финляндию. Но это было в пятнадцатом веке, и датчане забыли об этом напрочь.

В финской истории не слишком много поводов для гордости, но финны их находят. Например, Зимнюю войну с Советами 1939–1940 гг. часто приводят как выдающийся пример финского sisu. Действительно, отражая вторжение втрое превосходящих по численности советских войск, финская армия продемонстрировала удивительную отвагу, стойкость и мужество. Правда, в конечном итоге они все же проиграли, при всей их бесспорной смелости и неутомимости. Возможно, еще более печальным результатом этого поражения, чем территориальные уступки и военные репарации, стало то, что прагматичные финны перешли на сторону немцев и три года вместе с ними воевали против Советов.

Понятно, что они поставили на тех, кого считали способными помочь им сохранить независимость. Но все же союз с самой людоедской политической системой современной истории выглядит не слишком красиво.

Я не одинок в своем предположении, что на фоне этой и других исторических травм (возможно, самой болезненной из них была Гражданская война 1918 года), финны могли возненавидеть самих себя. Финская писательница Эйла Пеннанен пришла примерно к такому же выводу в своем прославленном романе 1956 года Mongolit.

Я представил Роману Шацу мою теорию «Финны пьют, чтобы заглушить душевные страдания многовекового колониального ига и военных поражений».

Она его не впечатлила.

«Думаю, что это слабое, хоть и красивое, оправдание, – сказал он. – Финские мужчины пьют не от стыда за Вторую мировую войну. Финны чертовски гордятся тем, как их маленькая страна противостояла немцам и русским. Кстати, один раз выстрелили даже в британца – по-моему, где-то в Лапландии. Нет, финны начали пить задолго до всего этого. Если на дворе ноябрь, а ты сидишь в полном одиночестве в этой серости и тьме, то наверняка захочется выпить. Выпьешь – становится легче, и человек думает – если махнуть еще, то будет еще лучше. В Финляндии пьют, чтобы скинуть с себя груз дерьма, накопившийся за неделю, чтобы выпасть в осадок и напрочь все это выблевать, а наутро ничего не помнить».

Шац предлагает радикальное решение проблемы пьянства в Финляндии: «Алкогольная отрасль должна быть полностью демонополизирована. Это может привести к дополнительной сотне тысяч смертей, зато останется жизнеспособное население, которое сможет справиться с пьянством».

Он пошутил. Или не совсем. «Я придерживаюсь либеральных взглядов, поэтому считаю, что у людей есть право напиваться до потери пульса».

Шац упомянул некий «ген воинственности», обнаруженный в ДНК финнов, в свете чего их отношения с алкоголем выглядят несколько иначе. Я навел справки – это фермент моноаминоксидаза-А. Исследования, проведенные американским Национальным Институтом проблем алкоголизма, выявили определенную связь между уровнем моноаминоксидазы-А, количеством выпитого и импульсивным агрессивным поведением. У финнов уровень этого фермента выше, чем у остальных, и, судя по всему, он плохо сочетается с алкоголем. Опьянение пробуждает в них воинственность и желание выпить еще. Этот эффект показался знакомым Хейкки Аиттокоски.

«Я замечаю, что в какой-то момент на вечеринках, где-то в районе половины двенадцатого вечера, народ начинает вести себя агрессивно, – рассказывал он мне за обедом. – В них просыпается этот ген воинственности, они начинают по-идиотски толкаться, бороться друг с другом, – я говорю о вполне респектабельных людях, – и почему-то все считают, что так и надо. На следующее утро народ посмеивается типа: «А это помнишь?», а потом все забывается. В Штатах вызвали бы полицию и отправили бы всех на лечение от алкоголизма. А здесь – «Вот была потеха, он нафигачился по полной», и не более того. У нас можно то, что считается недопустимым в Швеции».

Английский актер Нил Хардуик, сорок лет живший в Финляндии, согласен: «Алкоголь делает их не милыми, а агрессивными. Они относятся к этому прагматично: мы всю неделю работали, но сегодня пятница, и мы напьемся».