Почти идеальные люди. Вся правда о жизни в «Скандинавском раю» - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Бут cтр.№ 55

Я узнал о военных конфликтах со странными названиями, в которых на протяжении веков бессмысленно гибли финны – например, о Шляпной Войне или Всевышнем Гневе. «Вот бы они так же оригинально называли свои рестораны», – думал я.

Затем я попытался найти главный торговый район. Я бродил по улицам, то и дело останавливаясь послушать уличных музыкантов, профессионально исполнявших классический репертуар, но смог обнаружить только кучку небольших магазинов. Наконец я спросил у проходившей мимо женщины, где здесь центр Хельсинки. «Вы в нем находитесь», – удивленно ответила она.

«Да, это местная Гинза! ^[73]» – рассмеялся Роман Шац, немецкий актер и писатель, который живет в Хельсинки уже двадцать восемь лет. На следующий день мы с ним прогуливались по тому же району. Шац – один из самых известных иностранцев, постоянно живущих в Финляндии. Здесь его очень любят за мягкую язвительность, с которой он относится к особенностям финского национального характера. Он пишет колонки в газетах, ведет телепередачи, иногда играет в кино и написал несколько книг о финнах. Судя по тому, сколько людей узнавало его во время нашей прогулки по центру, этот высокий симпатичный немец скоро станет национальным достоянием Финляндии. Сам Шац испытывает к своей приемной родине глубокое уважение, хотя не перестает ей поражаться.

«Я не стану доверять шведу или исландцу, но на финна всегда можно положиться, – сказал мне Шац за олениной, которую мы ели в ресторанчике напротив собора. – Если вы висите над пропастью и ваш канат может оборваться в любую секунду, то нужно, чтобы рядом оказался именно финн. Если финн говорит вам, что дрова привезут в пятницу, можете быть в этом уверены, потому что еще пятьдесят лет назад без дров можно было замерзнуть насмерть. Если в этой стране кто-то кого-то обманет, об этом будут знать все».

Шац считает, что финское «сказано – сделано» отражено в их языке: «В их языке нет глаголов в будущем времени. По-английски или по-немецки можно сказать: «Я собираюсь сделать то или это» или «Я буду этим заниматься». Но финн скажет: «Как можно верить людям, которые могут говорить о будущем по-разному?» Или ты это делаешь, и тогда считай, что оно сделано, или нет».

У финских существительных нет рода – «он» и «она» обозначаются одним и тем же словом мужского рода han. В финском нет предлогов и артиклей, но зато в нем четырнадцать падежных окончаний, так что все не так просто.

Шац говорит по-фински почти безупречно. «Однажды мы с женой, психологом по профессии, сидели у нашего семейного психотерапевта. И вдруг я сообразил, что обсуждаю проблемы своего брака с двумя психологами на финском языке!» У него есть теория, что финский язык (который, как считают некоторые, имеет одинаковое происхождение с монгольским, японским и турецким) непосредственно повлиял на формирование национального характера. «Поведенческие особенности и система ценностей идут от языка. В Швеции, Норвегии, да, собственно, во всей Скандинавии, Германии и Англии, говорят, по сути, на диалектах одного языка. Но в Финляндии мысли, мировосприятие, чувства, эмоции, отношения выражаются совершенно иначе. Этот язык научил меня мыслить по-новому. Финский – как Lego: можно взять две любые детальки, и они прекрасно совпадут друг с другом».

Когда я только начинал учить датский, он показался мне чересчур прямолинейным. «Дайте мне хлеб», – говорит датчанин, заходя в булочную. Но по сравнению с финским языком датский звучит как куртуазный французский из Версаля Людовика XIV.

«Если кому-то нужно сказать по-фински: «Кажется, она притворяется спящей» – для этого потребуются всего два слова, – говорит Шац. – Финская культура довольно примитивна, но мне это нравится. У них очень простой подход к жизни: ты хочешь пить, есть или секса? Так и скажи. Финны исходят из базовых человеческих потребностей. У вас или у меня на родине, или во Франции процветают копившиеся веками городские неврозы, которые по-другому называют «утонченностью». Сейчас к этому же стремится большинство финнов. Но мне нужно другое. Можно десять лет дожидаться, пока финка скажет: «Я тебя люблю», но зато это будет правдой».

Впрочем, все нордические народы относятся к слову «любовь» примерно так же, как пилот «Энолы Гэй» ^[74] к большой красной кнопке рядом с ручкой управления. Это нечто, что можно использовать лишь в самом конце пути и только при абсолютной уверенности, что ты над целью. Одна моя знакомая из Хельсинки, бывшая сотрудница финского МИДа, признавалась, что легко может сказать «Я тебя люблю» на нескольких иностранных языках, но по-фински это гораздо труднее. Примерно то же говорила мне и моя жена-датчанка (по крайней мере она так оправдывалась). А вот шведский этнолог Эке Даун писал, что для его соотечественников «Я тебя люблю» звучит «неестественно романтично, как фраза из бульварного романа». В Скандинавии словом «любовь» не бросаются с такой же легкостью, как, скажем, в Штатах, где совершенно естественно признаваться в любви к новой прическе или рецепту оладий.

«В Финляндии теплые чувства выражают по-другому. Свидетельством любви мужа может быть то, что он починил стиральную машину, – говорит Шац. – Нужно время, чтобы научиться понимать финнов. Сперва кажется, что они жутко зажатые, пока не выпьют. Тогда они становятся сексуально озабоченными или очень агрессивными. Но я сюда приехал в двадцать пять лет, и для меня это было вполне нормальным».

Финны не только не обижаются на то, что Шац говорит об их пунктиках и заскоках, но, похоже, только рады этому. «Они долго были в изоляции, и только сейчас по-настоящему выходят в большой мир. Им интересно, что о них думают другие. Кстати, на эту тему есть анекдот, – хмыкает Шац. – Здесь его называют «анекдот про слона».

Немец, финн и француз попадают в Африку и встречают слона. Немец говорит: «Если его убить, а бивни продать, то сколько денег заработаешь?» Француз говорит: «Ах, какое дивное животное, какое прелестное создание!» А финн: «Вот интересно, что он думает о Финляндии?»

Дело происходит ранним вечером. Я в полном одиночестве и некотором смущении прогуливаюсь по довольно захудалому району Хельсинки. Первые этажи многоквартирных домов занимают тайские массажные салоны, секс-шопы и пип-шоу. Такое деликатно локализованное, несколько театральное «гнездо разврата» есть в каждой скандинавской столице. В обязательный набор декораций входят сползающий по скамейке наркоман в коматозном состоянии, с полуспущенными штанами и торчащим из бедра шприцем, сильно накрашенная африканка, подпирающая стену на углу, и в качестве задника магазинчики с изделиями из полиуретана в пыльных витринах.

Тех, кто представляет себе Скандинавию по картинкам из британской и американской прессы – загорелые детишки плещутся в девственно-чистых фьордах, мужчины курят трубки в простых деревянных креслах, а женщины в искусно связанных свитерах пекут хлеб из спельты, – подобное зрелище может шокировать. Но для Скандинавии подобные кварталы – такая же привычная часть городского пейзажа, как аскетичные церквушки и уютные кафе. Это даже своего рода туристическая достопримечательность.