Лонгборн. "Гордость и предубеждение". Из жизни слуг - читать онлайн книгу. Автор: Джо Бейкер cтр.№ 57

Теперь заговорила Сара:

– А вам не кажется, что он может быть к вам немного… неравнодушен, мисс?

– Боже, конечно нет! – рассмеялась Элизабет, бросая в тазик салфетку. – Не будь такой глупышкой, Сара.

У Элизабет разболелась голова. Уже во второй раз за день. Она снова и снова перечитывала письма Джейн, и у нее наворачивались слезы, а слезы привели к головной боли, и теперь не могло быть и речи о посещении Розингса. Нельзя же не воспользоваться таким прекрасным предлогом! Саре и самой ужасно хотелось получить письмо. Какое это наслаждение – заливаться слезами и страдать от головной боли: затемненная комната, холодный компресс на лбу и тишина, наступающая после того, как все семейство удаляется на чаепитие.

На этот раз, услышав дверной колокольчик, Сара сразу побежала открывать, готовая сообщить визитеру, какому-нибудь бедному прихожанину, обремененному престарелыми или больными родственниками, что хозяев нет дома. Но это снова оказался мистер Дарси, все такой же большой и блестящий. Он так же, не глядя, прошел мимо Сары, сразу направился в коридор и распахнул дверь в гостиную. Она услышала удивленное восклицание Элизабет, представила, как летит в сторону мокрый компресс, проворно отворяются ставни. Но Сара была бессильна, шансов задержать мистера Дарси, бросившись ему наперерез, у нее было не больше, чем у длинной вечерней тени. Она так и стояла на пороге, ощущая себя прозрачной, ей даже показалось, что через ее руку просвечивает медная шишечка дверной ручки и чистая синева вечернего света льется прямо сквозь нее.

Опустившись на ступеньки крыльца, Сара оставила дверь открытой. Она считала дни – девять, причем один уже, слава богу, подходит к завершению – до поездки обратно в Лонгборн. Подставив лицо свежему вечернему ветерку, она сидела, откинув голову к двери и вдыхая терпкий аромат лавров. Где-то рядом в кроне пел соловей.

«Я бы написала тебе письмо, Джеймс. Если бы у меня была бумага. Были бы чернила. И еще марка, чтобы его послать. Я бы расспросила, как у вас там дела в Лонгборне. Как справляется Полли, ведь я пока не могу прийти ей на выручку. Сварил ли мистер Хилл обувную ваксу, я-то до отъезда не успела. Я бы написала тебе о гнедой, как она чесала шею о дверной косяк, и о том, что здесь поет соловей, и о свинье с черной щетиной, белыми копытцами и мокрым розовым пятачком – она стала мылом, которое сохнет теперь в шкафу, и о том, как мисс Элизабет мылась куском мыла, в который попала муха, и о том, что на полях, когда мы приехали, появлялись первые всходы, а нынче они уже совсем высокие. А еще о мистере Дарси, до того безупречном, лощеном и солидном, что рядом с ним я на миг выпадаю из этого мира и становлюсь призраком, который может двигать предметы, но не может сделать так, чтобы его самого увидели. Я написала бы тебе о том, что ты помог мне обрести самое себя и почувствовать, что я живу. Я бы спросила, скучаешь ли ты по мне так же сильно, как я по тебе, так сильно, что ни одно место на земле мне не интересно и не нужно, кроме того, где остался ты. Что дни до нашей встречи надо перетерпеть, как прыжок в холодную воду или скучную работу, что ничего хорошего от этих дней я не жду, но они скоро пройдут, закончатся, и я отправлюсь в путь домой, к тебе».

Сара услышала, как в доме хлопнула дверь. В вестибюле раздались стремительные шаги. Девушка вскочила со ступенек, и как раз вовремя, чтобы не дать об себя споткнуться. Парадная дверь распахнулась настежь, мистер Дарси выступил из тени и пронесся по дорожке. Он так хлопнул калиткой, что та еще долго ходила ходуном. Когда он скрылся из виду, Сара мышкой юркнула по дорожке следом и заперла калитку на щеколду.

Вернувшись в дом, она тихонько прокралась по коридору, прислонила ухо к двери гостиной. До нее донеслись негромкие звуки – Элизабет плакала. Сара взялась было за ручку двери, но передумала и отошла. Иногда, решила она, лучше и дальше остаться незамеченной, чем лишний раз обращать на себя внимание господ.

Лонгборн все это время отнюдь не был для Джеймса тихой пристанью. Покой и тишина словно улетучились, дом сотрясали крики и гвалт. Барышни, хотя в отсутствие старших сестер их осталось всего трое, производили не в пример больше шума. Мэри играла гаммы и арпеджио или разучивала итальянскую песенку, раз за разом повторяя мелодию до одного и того же трудного места, где неизбежно сбивалась. Стоило ей смолкнуть, как Китти и Лидия затевали скандал из-за нарядов или пронзительными голосами сообщали очередные сплетни. Чаще фальшивые звуки пианино и девичий визг раздавались одновременно, а мистер Беннет, укрывшись в тиши библиотеки, выглядывал только на звук обеденного гонга. Миссис Беннет тем временем сотрясала воздух сетованиями на головные боли, но никто ее не слушал; Полли таскала тяжелые кувшины с водой вверх по лестнице и зловонные ночные горшки вниз; миссис Хилл, вся в слезах, резала лук, а мистер Хилл, глотнув на чердаке хереса, незаметно удирал из дому на встречу с приятелем. Джеймс, если была нужда, исполнял роль возницы, прислуживал за столом, отскребал грязь с фрачных фалд и зеленые травяные пятна с дамских накидок, сводил пятна свечного жира с манишек, таскал воду и рубил дрова, а иногда даже позволял себе удовольствие сходить с маленькой Полли в курятник за яйцами или в огород за зеленью. Но все это время он ощущал собственное подвешенное состояние: так повисает в воздухе оборванная мелодия.

Почти каждое утро младшие барышни отправлялись в Меритон. Им безотлагательно требовались ленты или розовый шелк, чулки или зубной порошок, а порой просто хотелось навестить дорогую тетушку Филипс. Ходили они пешком, так что Джеймсу не приходилось там с ними бывать, но из трескотни девиц по возвращении становилось совершенно ясно, что всякий раз, будто по волшебству, они натыкались в Меритоне на офицеров. Чтобы с ними столкнуться, юной леди стоило только пройтись разок-другой по Маркет-стрит.

Филипсы к тому же устраивали приемы и карточные вечера, в Зале ассамблей проходили балы, на которые Джеймс отвозил хозяев в коляске, а однажды состоялся большой званый вечер у полковника Форстера, и туда младших барышень тоже повез Джеймс.

Он ожидал хозяек рядом с ярко освещенным и шумным домом в своей обычной позе: ссутулив плечи, низко надвинув шляпу и опустив глаза.

Шум в доме становился все громче, гул нарастал, пока наконец происходящее в квартире полковника не начало напоминать настоящий бедлам. Соседи могли бы, чего доброго, позвать констебля или даже привезти мирового судью, чтобы урезонить буйных гостей. Время было уже позднее, часы на колокольне пробили час, потом четверть второго, потом половину. А в два часа, когда гости все же стали расходиться, из дома, упираясь, вылетел юнец, одетый в дамское платье и капор, с напомаженным ртом и нарумяненными щеками. Офицеры в мундирах удерживали его с двух сторон под руки. Мальчишка под улюлюканье побежал по улице, отбиваясь от пытавшихся удержать его однополчан. Лидия и Китти наблюдали за этим представлением, держась за бока и обессилев от хохота.

– Ты видел, видел? – Китти, все еще не в силах отдышаться, плюхнулась на сиденье. – Ты видел Чемберлена, Джеймс? Мы нарядили его в женское платье, чтобы он сошел за даму, и никто даже не догадался! По крайней мере до тех пор, пока мы не расхохотались. Это просто умора!