Любовь к Господу подвигла меня доказать душевные порывы добрыми делами. По совету отца Тимотео я начал раздавать милостыню, чтобы накормить голодных, стучавшихся в мою дверь, и одеть тех несчастных, которые летом ночевали на грязных улицах Мадрида, а зимой там же замерзали насмерть. Я отпер сундуки, и часть их богатств перекочевала в городские приюты. Также я сделал щедрое пожертвование доминиканским миссионерам, которые отправлялись в Индию и Новый Свет, дабы обратить туземцев в католичество. Все это приносило моей душе крупицы облегчения.
Шло время. Его величество назначил меня мировым судьей в королевском суде – чрезвычайно высокий пост. Диего по-прежнему отставал в росте от сверстников и страдал от детских хворей, но его врожденная мягкость и ласка давали мне ту теплоту и любовь, которых теперь так не хватало в моей жизни. Мы с Мерседес неукоснительно выполняли родительские обязанности, хотя стали друг для друга соседями, случайно поселившимися в одном ледяном дворце. От былой любви не осталось и следа. Я все еще не вполне простил жену, но больше не испытывал к ней ненависти. Я научился благодарить Бога за то хорошее, что все-таки было в моем прошлом, за Его бесконечную мудрость и доброту. И хотя я не стал счастлив, но все же обрел утешение и смирился со своей печальной участью.
Однажды лакей принес конверт из дорогой бумаги и без адреса. Это письмо не походило на почту, приходившую мне по службе. Я замешкался, раздумывая, стоит ли его вскрывать, – но любопытство все-таки победило. Я сломал сургучную печать и извлек лист бумаги, надушенный розовой водой. В письме значилось:
Ваше Превосходительство!
Меня зовут Андреа Сервантес, я старшая сестра Мигеля. Скорее всего, Вы меня не помните. Прошло много лет с тех пор, как мы последний раз виделись в доме моих родителей. Дай Бог, чтобы это письмо нашло Вас и Ваших домочадцев в добром здравии и всяческом благополучии.
Я долго сомневалась, прежде чем начать это послание, зная, дела какой государственной важности постоянно Вас обременяют. Однако Господь дал мне мужество на коленях просить об аудиенции у Вашего превосходительства. Возможно, Вы уже слышали о тяжких обстоятельствах, в которых оказался мой брат в Алжире…
Воспоминания о сестре Мигеля вызывали у меня глубокую неприязнь, однако я в тот же день, хотя и после долгой борьбы с самим собой, решил ее навестить. Дом, в котором жила Андреа, располагался недалеко от монастыря Дескальсас-Реалес, на улочке такой узкой, что там не мог проехать экипаж. Я высадился и велел кучеру не дожидаться меня. Монастырские колокола уже пробили четыре раза. Я намеревался нанести короткий визит и засветло вернуться домой пешком.
Нездоровое любопытство всегда было одним из моих самых губительных пороков. Я знал, что лучше не будить спящего льва; что озлобленные скорпионы с ядовитыми жалами выползают из-под камней именно тогда, когда ты принимаешься ворошить прах прошлого. И все же я не мог удержаться от искушения услышать из уст сеньориты Сервантес подробности жалкой жизни, которую ее брат теперь влачил в алжирском рабстве. Я уже стоял перед ее дверью, держась за железное кольцо, когда дверь внезапно отворилась, и задыхающаяся Андреа поприветствовала меня скороговоркой:
– Дон Луис, прошу простить меня за беспорядок, я не ждала вас так скоро. – Она указала на второй этаж. – Я как раз выглянула из окна и увидела, что вы идете. Не знаю, как благодарить ваше превосходительство. Верно, Господь услышал мои молитвы. Прошу вас, проходите. – И Андреа посторонилась, пропуская меня в дом.
На ней было черное домашнее платье, открывавшее шею и руки. Тонкие пальцы тревожно приглаживали смоляные волосы. Несомненно, Андреа повзрослела с момента нашей последней встречи, но годы только добавили ей зрелой прелести. Мерцающие ониксы ее глаз живо воскресили в моей памяти лицо Мигеля – смеющиеся андалусские глаза, характерная примета всех Сервантесов.
Андреа провела меня по лестнице в гостиную, отделанную в мавританском стиле. Указав на низкий диван, она предложила мне бокал хереса.
– Благодарю, не стоит, – сказал я. – Я совсем ненадолго. Меня ждет жена.
Андреа понимающе кивнула и присела рядом на большую пурпурную подушку. Теперь я разглядел и черные атласные туфли с красной вышивкой. У нее были крохотные ножки – размером с мою ладонь. Из внутреннего дворика доносился смех девочки и приглушенный голос пожилой женщины.
– Это моя дочь, – пояснила Андреа. – Играет в саду с няней. Когда мы виделись в прошлый раз, она была еще младенцем.
Внезапно меня обдало жаром. Я заерзал на диване.
– Позвольте, я сразу перейду к делу, дон Луис, – сказала Андреа, заметив мое смущение. – Страдания моей бедной матери разбивают мне сердце. У нас нет средств, чтобы заплатить выкуп. Монахи ордена Пресвятой Троицы, которые договариваются об освобождении пленников в этом проклятом городе, сказали, что на обоих братьев у них не хватит денег – хотя за Родриго просят гораздо меньше, чем за Мигеля. Должно быть, вы слышали, что Мигель потерял левую руку в битве при Лепанто. Оставить его в этом логове нехристей значит обречь на верную смерть. Вы были его лучшим другом… – И из глаз Андреа брызнули слезы.
Я не знал, что ответить.
– Его величество дает ссуды нуждающимся вдовам из благородных семейств, – продолжила девушка. – Возможно, дон Луис не слышал, что наша мать происходит из мелкопоместного дворянства. Она может заложить родительский виноградник в доказательство своего намерения вернуть весь долг с процентами. На эти деньги она собирается купить лицензию, которая позволит ей вывозить товары в Алжир. Если все пойдет хорошо, мы сможем выплатить долг за два года.
Вдовство доньи Леоноры стало для меня неожиданностью.
– Соболезную вашей утрате, сеньора Андреа. Я не знал, что ваш отец умер.
Она перекрестилась.
– Хвала небесам, мой отец пребывает в добром здравии. Но мы знаем людей, которые могут подготовить документы, свидетельствующие о его кончине. Я надеюсь, что Господь простит нам эту хитрость, потому что это единственный способ освободить Родриго и Мигеля из земли неверных, где у христианской души нет надежды на спасение.
– Боюсь, я не совсем понимаю, – вставил я. – Как я могу вам помочь в этой ситуации?
– Видите ли, дон Луис, мой отец собирается отправиться в Андалусию и скрываться у родственников в горах так долго, как потребуется. Мы скажем всем, что он погиб, а когда он вернется, объясним, что до нас дошли ложные слухи.
Без сомнения, она вынашивала план довольно долго. И теперь эта опытная соблазнительница собиралась сделать меня соучастником преступления.
– Вы забываете, что я королевский чиновник, – возразил я. – И никогда не сделаю того, что могло бы опорочить мою честь или честь моей семьи – даже с такой благородной целью, как помощь другу.
– Я понимаю, дон Луис. Но вы – наша последняя надежда.
И Андреа, спрятав лицо в ладонях, горько разрыдалась.