Жизнь на грани - читать онлайн книгу. Автор: Антон Задорожный cтр.№ 49

Он рассказывал ей о своих «кошмарненьких» снах:

– Сплю и вижу, что живу в особняке и все у меня есть. Чур, и выхожу во двор, а меня окружили танки, тягачи и БТРы всякие. Вот ведь как новостями про переполох на Украине голову мне засрали. Или вот еще. Снилось однажды, что люди вокруг – это те же муравьи, хорошие и плохие, черные и красные, свои и чужие. Заразные и здоровые. Стенка на стенку. Плохих становилось все больше и больше. Они уничтожали хороших как ни в чем ни бывало. Люди прячутся, кто-то отбивается, а потом все равно становятся как они. Тут у меня звонит городской телефон, дисковый такой. Поднимаю трубку. Слышу, Владимир Владимирович обращается: «Ты должен взять ситуацию под свой контроль». Как тут откажешь? Хоп – и в следующую секунду я уже среди каких-то каруселей, собранных из живых, здоровых людей. Тут, как стало голодных свиней в загон, вбегают злые люди-муравьи и откушивают наших по частям. Я пытаюсь бороться, но тут же оказываюсь сам винтиком в очередной карусели. Сон заканчивается тем, что я без боли и страдания отмечаю, как меня раздирают на куски.

– Же-есть, – протянула она с печальной улыбкой. Его сны напомнили ей о том, как она убежала от прежнего молодого человека. Не потому, что он ее бил, пил или еще что-нибудь. Нет, он просто над ней издевался, стоило им остаться один на один, тогда как на публике он был чуть ли не святой. – В итоге однажды вечером я тихой сапой кусила его за кадык, да так, что выдернула его на хрен. Он тут же взял, захлебнулся кровью и помер, свистя и пыхтя, как сапог, шагнувший в грязную лужу, полную земли.

– М-да. Одним козлом в этом идеальном мире стало меньше. Не удивляюсь, что тебя не поймали.

– Правильно, меня и не собирались искать, потому что не собирались ловить. Или наоборот.

2

Эти двое понимали, что глупо отрицать смерть, неоднократно сталкиваясь с ней вживую, а не в новостях по телевизору. Лене было знакомо страшное чувство всепоглощающей тревоги и абсолютной беспомощности, когда она едва не умерла от простого, казалось бы, гриппа. Затем, когда все обошлось и она стала старше, ей приходилось наблюдать за тем, как угасают ребята, жизни которых выжгла дотла когда-то приятная, а затем уже ставшая жизненно необходимой привычка употреблять наркотики. Привычка, которая заставляет тебя умереть, стоит тебе разок пойти у нее на поводу. Слава богу, от опиатов у Лены случались панические атаки – в результате рукой Всевышнего на героиновой зависимости был поставлен крест. И лишь потому, что она сумела отказаться попробовать.

– А почему «рукой Всевышнего»? – спросил Вова.

– А потому что атеизм не срабатывает, а значит, что-то там да есть. Иначе были бы мы как животные – пожевал, поспал, потрахался и умер. С точки зрения эволюции, сознание – это бред. А мы все считаем, что это здорово… На что смотришь?

– На вон того чертенка. – Вова мотнул головой в сторону малыша, с любопытством исследующего при помощи палки подернутую льдом лужу. Парень отчего-то подумал, что для ребенка на улице эта лужа может быть целым озером.

– И о чем задумался?

– О том, что у детей голова еще не замусолена правилами и предписаниями. Они еще могут быть свободными, – выдохнул Вова. – И еще о том, что между человеком и животным не такая большая разница, как это принято считать. Видишь ли, в науке принято считать нас «венцом творения», а животных чем-то второсортным – на класс ниже, пожиже, только потому, что они не могут отчитаться, что у них в голове.

– Откуда ты знаешь, ты же двоечник? – удивилась Лена.

– Именно потому что я двоечник, я и не разучился размышлять. Все гении нарушали норму: Чехов, Пушкин, Толстой писали свое чтиво не так, как это было принято по тем временам. Глинка как композитор тоже отклонялся от нормы. Уинстон Черчилль бухал коньяк и немало прожил на такой диете. Сказал бы ему кто-нибудь о здоровом образе жизни, ха-ха! Нормальный человек – это обыватель, человек, всячески удобный обществу, – винтик, которого все устраивает. Нормальным быть классно и полезно. Но ориентируются потом на чудаков, деяния которых превращаются в классику.

– Эти-то понятно, – зевнула Лена. – А ребенок-то что?

– Ребенок? А как по мне, и котенок, играющий с каким-нибудь кузнечиком, и этот ребятенок, играющий палкой с лужей, покрытой коркою льда, очень похожи и одинаково прекрасны. И можно сколько угодно галдеть о нашей сознательности, прямохождении и большом пальце обеих рук, бравировать всеми этими особенностями, но по факту мы просто другие.

– Я где-то читала, типа речь животным не нужна, потому что им и так неплохо живется.

– Иногда я им завидую. Так, и что там было дальше?

– Поняв, что наркотики – это реальное зло, я смогла сойти с кривой дорожки и вернуться на прямую.

В довесок ко всему смерть была ей знакома еще и оттого, что не раз приходилось вынимать из ванной посиневшую и окровавленную сестру, жаждущую совершить суицид, пока кайф не кончился.

– Если бы я могла, то я бы посвятила свою жизнь заботе о себе, – признавалась Лена.

Но жалость к сестре, кровное родство (а может быть, Что-то еще, высоко над облаками) говорили: «без тебя она сгинет». К тому же Лена винила себя за тот образ жизни, который теперь вела ее сестра. Или как раз за то, что он закончился.

– Возможно, я бы давно перечеркнула свою жизнь, не будь у меня Ксюшки, о которой я забочусь как о трудном, очень болезненном и своенравном ребенке. Я за нее отвечаю. Я за нее порву.

– А если ее вдруг не станет?

– Тогда… мне будет очень жалко, но вместе с тем полегчает.

Случались дни, в которые на хрупкие плечи этой сильной духом девушки наваливалось столько трудностей, что забота о сестре казалась ей сизифовым трудом. Бывало и такое, когда Лене приходилось носиться по районам и закоулкам города, по тем гнойникам и потаенным местам Санкт-Петербурга, о которых нет упоминания ни в одном путеводителе или справочнике, – все, чтобы отыскать Ксюшу, пока родители в депрессии. Поиски, уборка, стирка, готовка. Пара часов сна – и все заново.

– Это ужасно – просыпаться с мыслями о том, а наступит ли завтра. Не зарежет ли меня какая-нибудь «шестерка» наркодилера, пока я буду играть в детектива, и все такое, – рассказывала Лена.

А потом в ее жизни появился Вова.

Что до него, Вове с самого детства казалось наивным и глупым не замечать того, что жизнь и смерть шагают рука об руку, дополняя друг дружку. Да что там говорить, его детство прошло в те самые лихие девяностые, когда людей стреляли на улице, словно птах, народ пил стеклоочистители, словно воду, а реанимационные отделения были переполнены героинщиками. Рос он в квартире, в одной из комнат которой до сих пор на полу виднелись капли крови. Они служили напоминанием о том, как, будто походя, один сутенер взял да избавился от двух проституток:

– Откуда я знаю, почему он это сделал? – говорил Вова. – У богатых свои причуды. Не угодили ему девочки, я-то что поделаю. Старожилы поговаривали, что этот парень сжег бедняжек во дворе, устроив fire show в мусорном контейнере. Вот так, прям у всех на виду. Нет, я, конечно, сам этого не видел, был мелкий. Но уши не закроешь, а глаза видят кровь, спрятанную под ковром. Да и папе квартирка оттого и досталась подешевке.