Притихшие и печальные вернулись Клара и Жан на ферму.
Около четырех часов у ворот двора поднялся невообразимый шум. Это вернулся экипаж. Встреченный уже издали радостными криками гостей, он привез вместе с де Водрелем мэтра Ника и его юного клерка.
Какой восторженный прием был оказан любезному нотариусу из Монреаля — прием, которого он, впрочем, заслуживал! Все были искренне рады его появлению на ферме «Шипоган».
— Господин Ник!.. Здравствуйте, господин Ник! — наперебой кричали старшие, в то время как младшие бросились к нему обниматься, а малыши прыгали у его ног.
— Да, друзья мои, это я! — сказал он, улыбаясь. — Это я и никто другой. Но, пожалуйста, потише! Нет никакой надобности рвать на мне платье, чтобы убедиться в этом.
— А ну, довольно, дети! — прикрикнула Катерина.
— Воистину, — продолжал нотариус, — я счастлив видеть вас, а также видеть себя у моего дорогого клиента Тома Арше!
— Господин Ник, как вы добры, что потрудились приехать! — сказал фермер.
— О! Я приеду и из большего далека, если понадобится, даже из большего далека, чем с края света, чем с солнца, чем со звезд... Да, Том, чем со звезд!..
— Это большая честь для нас, господин Ник, — сказала Катерина, подав знак своим одиннадцати дочерям, чтобы они сделали реверанс.
— А для меня — большое удовольствие!.. Ах, вы все хорошеете, мадам Катерина!.. Ну когда вы перестанете молодеть, скажите на милость?!
— Никогда!.. Никогда! — закричали хором четырнадцать сыновей фермера.
— Мне надо расцеловать вас, мадам Катерина, — продолжал мэтр Ник. — Если позволите, — сказал он фермеру, после того как уже чмокнул в обе щеки его дородную половину.
— Сколько вам угодно, — ответил Том Арше, — и даже более того, если это доставляет вам удовольствие!
— Ну, теперь твоя очередь, Лионель, — сказал нотариус, обратясь к клерку. — Поцелуй мадам Катерину...
— Весьма охотно! — отозвался Лионель и получил за свой поцелуй два ответных.
— Надеюсь, — продолжал Ник, — свадьба нашей прелестной Розы, которую я не раз качал на ноге, когда она была маленькой, будет веселой! Да где же она?
— Я здесь, господин Ник, — ответила Роза; от нее так и веяло здоровьем и радостью.
— Да, она действительно прелестна, — повторил нотариус, — и даже слишком прелестна, чтобы я не расцеловал ее в обе щечки, вполне оправдывающие имя, которое она носит!
Что он тотчас и сделал с изрядным удовольствием. Однако на сей раз Лионель, к его большому сожалению, не был приглашен разделить эту благостыню.
— А где жених? — тут же спросил мэтр Ник. — Уж не забыл ли он, чего доброго, что сегодня мы подписываем брачный контракт?.. Где же жених?
— Я здесь, — ответил Бернар Микелон.
— О, красивый парень... славный парень! — воскликнул мэтр Ник. — Я охотно расцеловал бы и его вдобавок...
— Если вам угодно, господин Ник, — ответил молодой человек, раскрывая объятия.
— Прекрасно! — ответил мэтр Ник, покачав головой, — но сдается мне, Бернару Микелону гораздо приятнее получить поцелуй от Розы, чем от меня... А посему, Роза, поцелуй за меня своего будущего мужа, и немедля!
Роза, слегка зардевшись, исполнила просьбу под аплодисменты всего семейства.
— О, я подумала, вам, верно, хочется пить, господин Ник, — сказала Катерина, — и вашему клерку тоже?
— Очень хочется, добрая моя Катерина.
— Ужасно хочется, — добавил Лионель.
— Ну же, Том, что ты стоишь и смотришь? Ступай в буфет! Стаканчик «тодди»
[169]
для господина Ника, слышишь, черт возьми? И никак не меньше — для его клерка!.. Мне что, повторять тебе дважды?
Нет! Одного раза было вполне достаточно, и фермер, сопровождаемый тремя дочерьми, спешно отправился в буфет.
А мэтр Ник тем временем, увидев Клару де Водрель, подошел к ней.
— Ну вот, дорогая барышня, — сказал он, — в мой последний визит на виллу «Монкальм» мы назначили свидание на ферме «Шипоган», и я счастлив...
Но тут красноречие нотариуса было прервано возгласом Лионеля, вырвавшимся у него от вполне понятного удивления: ведь юноша оказался вдруг лицом к лицу с молодым незнакомцем, который несколько недель тому назад так сочувственно воспринял его поэтические опыты.
— Да это же господин... господин... — забормотал он.
Де Водрель и Клара переглянулись, охваченные беспокойством. Откуда Лионель мог знать Жана? А если он знаком с ним, известно ли ему то, чего еще не знала семья Арше, — что тот, кого приютили на ферме, был Жаном Безымянным, разыскиваемым агентами Джильберта Аргала?
— И правда... — сказал в свою очередь нотариус, повернувшись к молодому человеку. — Я узнаю вас, сударь!.. Это вы были нашим попутчиком, когда я и мой клерк в начале сентября ехали в почтовой карете на остров Иисуса.
— Да, это я, господин Ник, — ответил Жан, — и я весьма рад, можете мне поверить, снова свидеться с вами на ферме «Шипоган». А также с нашим юным поэтом...
— Стихи которого удостоились лестного отзыва «Дружественной лиры»! — воскликнул нотариус. — Воистину я имею честь держать в своей конторе питомца муз для писания моих актов!
— Примите мои поздравления, мой юный друг, — сказал Жан. — Я отнюдь не забыл вашего очаровательного рефрена:
И жизнь, блуждающее пламя,
И смерть, блуждающий огонь!
— О сударь! — ответил Лионель, польщенный похвалами, которых заслужили его стихи, запавшие даже в память этому истинному ценителю поэзии.
Услышав такой обмен любезностями, де Водрели успокоились, а мэтр Ник поведал всем, при каких обстоятельствах они встретились по пути из Монреаля на остров Иисуса. Жан был представлен ему как приемный сын семьи Арше. Объяснение закончилось крепким рукопожатием обеих сторон.
Тем временем Катерина уже повелительно кричала:
— Ну, Том!.. Ну же! Этак он никогда не управится!.. Где же два «тодди»? Ты хочешь, чтобы господин Ник и господин Лионель погибли от жажды?
— Готово, Катерина, готово! — отвечал фермер. — Не кипятись!..
И Томас Арше, появившись на пороге, пригласил нотариуса последовать за ним в столовую.
Мэтр Ник не заставил себя долго просить, Лионель — тем более. И там, усевшись напротив друг друга за стол, уставленный цветастыми чашками и украшенный ослепительной белизны салфетками, они подкрепились «тодди» — приятным прохладительным напитком, сделанным из можжевеловой, сахара и корицы, и двумя хрустящими гренками впридачу. Эта легкая закуска должна была позволить им без особых мук продержаться до обеденного часа.