— Я больше не зарвавшийся щепок, Геронтиус! — бросила Пинноса, пока к ней не подошла Урсула. — Я подросла и вполне готова подрезать твое брюхо. Кстати, ты даже этого не смог сделать ради моего отца! И я собираюсь это доказать. — Тут Пинноса повернулась к головному столу. — Я здесь и сейчас бросаю вызов Геронтиусу — вызываю его на поединок!
— Что? — закричал Геронтиус. — Поединок с тобой?
— Пинноса, пойди сядь за стол! — умоляла девушку Урсула.
Та медленно и неохотно вложила нож в ножны, потом подошла и встала перед Геронтиусом, глядя ему прямо в лицо.
— Что такое? Ты уже настолько утратил свое мужество, что не можешь сразиться даже с женщиной? Ха! — И она сплюнула ему на ноги. — Как я и сказала: просто жирный пустослов.
Еле сдерживая свой гнев и не в силах больше выносить унижений, Геронтиус бросил вопрошающий взгляд на Константина. Тот удивленно приподнял бровь и молча пожал плечами, как бы предлагая ему самому справиться с ситуацией.
Тогда Геронтиус медленно повернулся к Пинносе.
— Ну что ж, я готов тебя проучить, если ты так меня об этом просишь. — При этих словах Геронтиус натянуто улыбнулся, поклонился дамам и сел за стол, повернувшись к Пинносе спиной.
— Завтра утром в южной долине, после того, как на колокольне отзвонят к утренней, — отчеканила Пинноса.
— Завтра так завтра, — бросил Геронтиус, не утруждаясь обернуться.
Пинноса выглядела вполне удовлетворенной. Она одарила почтительным поклоном сидевших за двумя основными столами, вежливо поприветствовала римских гостей, а затем позволила Урсуле отвести себя к женскому столу.
— Здравствуйте. Рада вас видеть, — уже по-свойски тепло обратилась она к знакомым гостям, по дороге успев схватить кое-что из угощения и кубок с вином.
VIII
Новость о поединке распространялась со скоростью лесного пожара.
Проезжая по дороге, ведущей от замка к южной долине, Урсула неожиданно для себя оказалась окруженной центурионами, легионерами и простыми жителями городка. Кордула и ее подруги вместе с римской делегацией в это время уже сидели под большим вязом возле реки. Слуги угощали их всяческими деликатесами, доставленными сюда на специальном ялике, пришвартованном неподалеку. Спешившись, Урсула присоединилась к гостям.
Спустя несколько минут появились Константин и Констант. Слуги везли за ними бочонки лучшего вина из погребов дворца.
— Прекрасное утро для поединка, — сказал Константин, явно отдохнувший и пребывавший в приподнятом настроении. — Давайте же выпьем за бедолагу Геронтиуса и его несчастье — девушку, которая отомстит за увечья своего бедного отца.
— И пусть победит сильнейший, — также с иронией добавил Констант, когда кубки были наполнены.
Пирующие в знак согласия подняли руки.
Урсула любила дворцовое вино. Пригубив его, она с удовольствием втянула в себя свежий майский воздух, смешанный с тонким ароматом напитка.
Она чувствовала, как чудесное сочетание вкуса и запаха будит в ней ощущение радости, предвкушение скорого счастья. Она сделала еще один небольшой глоток и стала наблюдать за проблесками первых солнечных лучей сквозь матовые от росы верхушки деревьев.
Тут с верхней части дуба, стоявшего возле входа в долину, раздался раскатистый голос охотничьего горна. Урсула тихо улыбнулась, а Бриттола воскликнула: «Это Пинноса! Она на дереве!»
Протяжный резкий звук повторился еще два раза: прозвучал сигнал о начале турнира. Ветви дуба дрогнули, и Пинноса спустилась вниз по веревке на одну из нижних ветвей. Она еще трижды протрубила в рог и спрыгнула на землю со словами: «Я вижу свою добычу! Я иду за ней!»
Пинноса прошла сквозь собравшуюся толпу, ни на шаг не отклоняясь от выбранного пути к «жертве».
Люди, поняв, что поединок непременно состоится, подались назад, образовав круг. Когда они расступились, все увидели Геронтиуса, который вместе с несколькими другими воинами только что прибыл на небольшой лодке и высаживался в дальней стороне долины.
Пинноса дошла до центра импровизированной арены и застыла, неподвижно ожидая противника.
Геронтиус некоторое время стоял молча, меряя Пинносу угрюмым взглядом, словно оценивающий соперника медведь. Потом он поправил шлем, подтянул перевязь меча и медленно направился к ней.
Король Дионот вышел вперед и обратился к собравшимся:
— Пинноса из дома Флавия. Сегодня тебе оказана честь центурионом британских легионов Геронтиусом, который принял твой вызов. Пусть сначала говорит эта молодая женщина, чтобы мы узнали, чего она хочет.
— Ваше Величество, я пришла сюда, чтобы отомстить за несчастье, приключившееся с моим отцом, великим воином Марком Флавием. Он был не только брошен этим человеком в самом разгаре боя, когда больше всего нуждался в помощи, но и претерпел муки стыда и унижения от увечья, с которым остался на всю свою жизнь. Раны его были недостаточно глубоки и тяжелы, чтобы дать ему погибнуть, приняв почетную смерть героя. Но этих уродующих ран вообще могло бы не быть, если бы не Геронтиус, который бежал с поля боя, ослепленный страхом за свою жизнь, как трусливая крыса, каковой он и является!
Пинноса заметила в толпе Урсулу, и они обменялись легкими кивками приветствия и поддержки.
— Я хочу, Ваше Величество, отомстить за своего отца, который живет сейчас жизнью беспомощного инвалида. Пусть он знает, что его страдания и позор отомщены и что трусливого негодяя Геронтиуса проучила простая женщина! — Она сделала несколько шагов по направлению к Геронтиусу и горящим взглядом впилась в его глаза. — Потому что именно Геронтиус должен был следить за сохранением строя, окружавшего моего отца, когда начался первый обстрел стрелами. Это Геронтиус решил отозвать солдат назад, к безопасной основной линии и ждать, пока все войско не перегруппируется. Это Геронтиус предпочел провозгласить Марка Флавия погибшим, чтобы не присоединяться к группе, отправившейся на его поиски, которая спустя долгое время после окончания битвы все-таки нашла моего бедного отца почти захлебнувшимся собственной кровью! — Пинноса развернулась к людям. — И поэтому я клянусь, что сейчас, наконец, отомщу за его унижения!
Последние слова она прокричала так, чтобы сами небеса слышали ее клятву: «За честь дома Марка Флавия!»
«Марк Флавий! Марк Флавий!» — толпа быстро подхватила клич, который прокатился оглушающей ритмичной волной.
Среди выкрикивавших имя отца Пинносы были и центурионы. Геронтиус бросал на них угрожающие взгляды, но когда клич подхватил Констант, он отказался от попыток их приструнить.
— А ты, Геронтиус, генерал Легиона! — королю пришлось почти кричать, чтобы его услышали. — Что ты можешь сказать в ответ на это обвинение?
Толпа тут же замолчала. На мгновение тишину нарушало только пение птиц.