Сердце проклятого - читать онлайн книгу. Автор: Ян Валетов cтр.№ 19

— Пойдем в дом, — сказал он, поднимаясь со скамейки. — Там удобнее.

Малх кивнул, и перед тем, как последовать за Афранием, задвинул засов, наглухо закрывая вход в садик.

Париж. Отель «Плаза».

Наши дни.

Ночной звонок всегда тревожен, даже если это не звонок вовсе, а нежное мурлыканье многофункционального аппарата.

Таччини уснул не более получаса назад, и потому пробуждение было особенно болезненным: мысли смешались, он даже не сразу сообразил, где именно находится. Правда, рука сама по себе потянулась к выключателю ночника, и в размытом желтоватом круге света возник картонный флаер с золотым тиснением и надписью «Отель Плаза на Елисейских полях. Уважаемые гости! У нас не курят. Спасибо».

Телефон продолжал звонить, подмигивая красной лампочкой — обычный гостиничный телефон, весь усеянный кнопками. Позвонить на такой аппарат напрямую из города невозможно, только через коммутатор. Из номера в номер? Впрочем, что гадать? Узнаем…

Он снял трубку, одновременно посмотрев на свой «Патек Филипп» — половина третьего ночи.

— Месье Таччини? Доброй ночи! Я прошу прощения за то, что беспокою вас, — судя по голосу, портье действительно испытывал неловкость оттого, что так поздно разбудил постояльца. — Но меня убедили в том, что вы ждете звонка. Если же нет, то еще раз прошу меня извинить — я немедленно отключаюсь!

— Кто убедил? — буркнул Таччини.

— Простите? — не понял портье.

— Кто мне звонит?

— Ах, да, месье… Звонок от месье Розенберга. Могу я соединить вас, месье?

— Соединяйте…

— Доброй ночи! — голос у Розенберга был бодрый. Или он не хотел спать, или уже выспался. — Я смотрю, вы любите Париж?

— Да, я люблю Париж, — сказал итальянец не особо дружелюбно. — Вы решили перезвонить мне, Розенберг, после того, как я двое суток безрезультатно обрываю вам телефоны?

— Мне обрываете? Телефоны? — искренне удивился Розенберг. — У вас есть мой номер? Странно. Я, в принципе, сам не знаю своего номера. Так получается по жизни — сегодня один телефон, завтра — другой… Разве у вас не так?

— У меня по-разному, — отрезал Таччини. — Я искал вас, ваших хозяев, кого-нибудь, с кем можно обсудить сложившуюся проблему…

— Мой дорогой синьор Таччини, — проворковал Розенберг. — Хочу вам сообщить, что ни у меня, ни у, как вы выразились, моих хозяев никакой проблемы не сложилось. Она, наверное, сложилась у вас. Но позвольте напомнить наши предварительные договоренности: ваша проблема — это только ваша проблема. Не моя. Не моих хозяев. Только ваша. Мы дали вам срок — урегулировать свои вопросы вы должны были до сегодняшней полуночи. Мои наниматели гарантировали невмешательство. Только невмешательство. Отвернуться, знаете ли, это одно, а вот поддержать — уже совсем другое.

— Для чего вы мне звоните, Розенберг?

— Я звоню, чтобы сообщить вам, Таччини, что время вышло. Начиная с двенадцати часов ваши люди на территории Израиля вне закона.

— Вот, значит, как…

— Вы ждете аплодисментов? Поинтересуйтесь, что натворили ваши посланцы за два последних дня! Просто уму непостижимо. Откуда у вас такие отморозки?

— Вы уже нашли их?

— Пока нет, но мы знаем, где они находятся…

— Значит, они все еще действуют? — спросил Таччини, радостно ухмыляясь. Он даже сел в кровати. — Понимаю вас, Розенберг! Ночь на дворе! Кто ж идет на операцию на ночь глядя? Да, никто! Перевожу с еврейского на английский — вы даете мне шанс управится до рассвета. Я правильно перевел?

— Повторяю. С полуночи ваши люди вне закона, — жестко сказал Розенберг. — Будь моя воля — они бы никогда не ступили на нашу землю. Если повезет, то мы найдем их в течение часа. Или двух. Или утром. Но обязательно найдем! Они в пустыне, рядом граница Иордании. Вы правы, у нас связаны руки. Прямо сейчас мы не можем начать войсковую операцию, потому что это приведет к непредсказуемым политическим и военным последствиям. Но утро обязательно настанет, синьор Таччини. И, уверяю вас, это утро будет для вас печальным. Да, кстати… Чтобы вам лучше спалось! С прискорбием сообщаю, что вчера на 90 шоссе в автомобильной аварии погибли двенадцать человек. Приезжие, туристы. У всех паспорта разных стран… При них почему-то было очень много оружия и вели они себя как-то странно! И если бы они не умерли, то явно имели бы проблемы с законом! Так что им повезло, что они умерли! Очень темная история, синьор. Но этот факт совершенно достоверен. Думается мне, что эти люди имели какое-то отношение к вам, например, исполняли ваши поручения. Но вмешался случай! Или это было неслучайно? Как вы думаете? Может быть кто-то решил сделать всю работу за нашу службу безопасности? А?

— Вы пользуетесь тем, что мы беседуем на расстоянии? Интересно, отважились бы вы так говорить со мной, если бы сидели напротив?

— Я пользуюсь тем, что больше не связан условностями. Мне с самого начала не нравились вы и ваши договоренности с моими нанимателями.

— Вам не нравится Договор?

— Да, мне не нравится Договор. Мне не нравится, когда под видом благих дел творят непотребства…

— Благо, — сказал Таччини с нескрываемым презрением к собеседнику, — никогда не бывает для всех. Договору тысячи лет, и с вашей стороны его подписывали далеко не глупые люди. Не вам, Розенберг, решать, что есть зло, а что есть добро… Тем более, что сегодня так не легко отличить одно от другого! Вы дали мне время до утра. Пусть не по своей воле, по воле обстоятельств, но дали. Мои люди или исполнят свой долг, или не исполнят его — третьего не дано. И что интересно…

Итальянец посмотрел на надпись «Не курить», достал из пачки сигарету и с удовольствие затянулся, щелкнув золотым «Ронсоном». Потом медленно выпустил густой дым сквозь зубы в сторону торчащего из потолка датчика.

— … ни вы, ни я уже никак не повлияем на ход событий. Поэтому, Розенберг, думайте, что хотите, говорите, что вам нравится, а я заканчиваю разговор с вами и ложусь спать. Кажется мне, что в лучшем случае вы сможете хоть что-то предпринять только на рассвете, а это, если учесть разницу во времени, означает для меня как минимум пять часов здорового сна. Звоните утром, месье Розенберг. Я как раз буду пить кофе с круассанами и апельсиновый сок на террасе, официант принесет мне трубку, и мы поговорим… Хорошо?

— Не откажу себе в таком удовольствии, — тон Розенберга тоже не блистал приязнью к собеседнику. — Спите, синьор Таччини, если сможете. Доброй ночи!

— И вам того же… — сказал Таччини и повесил трубку.

А потом с хрустом раздавил недокуренную сигарету о мрамор прикроватного столика.

Интермеццо 1

Недаром в сказках в полночь происходят удивительные вещи.

Можно сказать, что и в современный высокотехнологичный мир полночь тоже привносит некий мистический оттенок. Например, некоторые статьи, которые по какому-то странному стечению обстоятельств не попали на страницы израильских изданий в последние два дня, вдруг оказались в верстке вне очереди. Возникнув из ниоткуда, прямо в студии отправились телерепортажи, сделанные за прошедшие двое суток. Репортеры, акулы пера, утверждавшие, что для них нет ничего важнее свободы слова, вдруг обрели эту самую свободу по указке свыше, вернее, просто исчезла та сила — невидимая и непонятная — которая её ограничивала.