Я, механик-водитель и заряжающий вышли из танка, а наводчик остался прикрывать нас огнем из пулемета. Достали с башни запасные траки, отсоединили разрушенные от гусеницы и подсоединили запасные. Ослабив правый ленивец, натянули их тросом. Быстро устранили неисправность.
В это время по нам начали бить из миномета. Разрыв. Осколки вошли мне в грудь и в руки. Как потом выяснилось, осколок, который летел в сердце, ударился о стальную пластину, которую мы, танкисты, всегда носили в левом нагрудном кармане гимнастерки, порвав карточку кандидата в члены ВКП(б). Так что эта пластинка спасла мне жизнь. Кровь хлынула из большой раны выше колена.
Я крикнул, что ранен. Ринат достал аптечку и выскочил из танка. Оттащил меня в воронку, в которой уже собрались раненые пехотинцы. Артамонов, закончив устранение неисправности, продвинул танк вперед до укрытия и вышел из него. Подошел ко мне и спросил: «Ну как дела, командир?» – «Вася, идите в бой. Золотухин, принимай команду».
Уже в госпитале врачи установили, что у меня было шестнадцать ран. Многовато для первого раза…»
Глава 23
Sturm und drang
[33]
Германия.
21 мая 1944 года
Рассвет еще не пришел, но небо на востоке уже заметно просветлело. Размыто чернели горы.
Стояла необыкновенная тишина, почти что неестественная.
Неподалеку от реки Зальцах скопились сотни танков, но вся эта армада глыбилась нагромождением стали, забытой и недвижной.
Репнин опустил бинокль и вновь поднял его к глазам, повел севернее, где еще недавно стоял железнодорожный мост.
Отсюда до Мюнхена всего сто сорок пять километров. Немцы разобрали рельсы на целом перегоне, а мост взорвали. Вон его пролеты и фермы, из воды высовываются.
А рельсы пошли в дело – на той стороне непрерывно идут то ли девять, то ли двенадцать линий обороны. И когда они только успели?
Геша посмотрел на часы. Без пяти четыре. Скоро начнется…
Стянув танкошлем с головы, он прислушался.
– Летят вроде… – ясно донесся голос Бедного.
– Рано еще… – раззевался Борзых.
– Да точно тебе говорю!
Гул словно проявился в небе – вот не было, и вдруг стало опадать низкое угрожающее гудение. В призрачно-серых сумерках проступили черные точки над обрезом гор – это шли самолеты.
Сотни, тысячи самолетов!
Первыми прошли «Пе-8», они летели очень высоко, поэтому обходились без сопровождения, не боясь атак «мессеров» и «фоккеров».
Второй волной накатывали «Ту-2», «Ил-4» и еще какие-то новые машины. Истребители прикрытия страховали их снизу и сверху.
Ужас и восторг!
У Репнина мурашки по телу шли. Здесь, на границе Баварии, повторялось то же самое, что 22 июня 1941 года творилось в Белоруссии.
Издалека донесся гром разрывов – началась бомбежка. «Пешки» да «туполевы» уничтожали аэродромы, железнодорожные узлы, военные объекты, заводы, не гнушаясь жилыми кварталами.
Око за око, город за город.
Первым запылал Фрайлассинг, стоявший у самой границы. Потом дымы пожарищ поднялись в небо над Тайзендорфом.
Было заметно, как работают немецкие зенитки – вспышки так и мерцали из тени, затянувшей землю. И тогда нагрянула целая стая «горбатых» – штурмовики трудолюбиво утюжили ПВО и мешали позиции с землей и кровью.
Геша усмехнулся и поглядел на часы. Партитура наступления расписана по минутам, хоть сверяй. Сейчас очередь артиллерии.
Забухало. Прерывистый грохот пальбы ширился и ширился, сознание, бедное, терялось от немыслимого размаха артподготовки. А орудия били и били, пуская «огненный вал» по линии обороны немцев. Били 152– и 203-миллиметровые гаубицы большой и особой мощности, МЛ-20 и Б-4. Били пушки калибром поменьше, зато палили чаще – вся местность впереди сверкала вспышками и дыбилась землей, выброшенной взрывами.
И весь этот ад клокотал отсюда и до самого Пассау, где наступал 2-й Украинский фронт.
Казалось бы, чудовищнее этого архейского светопреставления и быть ничего не может, но нет – вот на гром и грохот наложился дикий, уничтожающий рев «Катюш» и «Андрюш», выпускавших 300-миллиметровые реактивные снаряды.
«Лисьи хвосты» выхлопов пронизывали темно-синее небо быстрыми росчерками, этот летучий огонь скрещивался, пересекался и рушился, рушился на немецкие позиции, хотя, казалось, что после артподготовки там уже нечего и некого уничтожать – выжженная земля.
– Пора, – решил Геша и скомандовал: – По машинам!
Его расчет оказался точен – пока артиллеристы расходовали боезапас, саперы навели понтонные мосты и пустили вперед танки-тральщики.
Одних их не оставили – над тральщиками кружили «Ил-2», страхуя от ненужных встреч.
Едва Репнин занял свое место в 102-м, Борзых крикнул:
– Приказ выдвигаться!
– Иваныч, вперед!
– Есть!
Мощно урчавшая машина взревела и легко взяла с места, покатилась, освобождая дорогу 2-му батальону – командиру лучше находиться не впереди, а на фланге.
Когда под гусеницами танка промахнула воображаемая линия государственной границы Великого Германского рейха, Репнин злорадно усмехнулся: скоро вы узнаете, товарищи немцы, каково это – жить в оккупации!
В принципе, уже Вена находилась в границах Третьего рейха, поскольку Австрия была присоединена к Германии еще пять или шесть лет назад, но у Геши было свое понимание географии.
Порядка десяти километров танки бригады проехали по перепаханной снарядами земле, где не уцелело ничего живого, и лишь потом начали попадаться отдельные доты.
Дотами занимались экипажи Полянского – 122-миллиметровые и 130-миллиметровые снаряды исправно гвоздили даже бетонные укрепления. Осколки и очереди пуль барабанили по броне 102-го, хотя не для всех экипажей наступление выглядело как триумфальное шествие – три «сороктройки» были подбиты из фаустпатронов.
Контейнеры динамической защиты не пропустили гранаты к башне или корпусу, но выбили катки у одного танка, распустили гусеницу у другого, а третьему и вовсе не повезло – кумулятивная струя прожгла корму. Солярка вспыхнула, дизель заглох.
102-й катил по земле, похожей на колоссальную губку из-за множества воронок. Развороченный дот, горящий танк или догоревшая САУ «Хуммель» – такие тут были достопримечательности.
Деревья было жалко – иные стволы буквально измочалило осколками, или обкорнало, укоротило наполовину, или раскололо сверху донизу.
– Тащ командир! – подал голос Федотов. – Двадцать влево – «Королевский тигр»!