Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина, Михаил Кожемякин cтр.№ 83

Старуха поднялась со своего кресла-трона, подошла к груде драгоценных камней, оставленных ее женским войском, поворошила яхонты с лалами и изумрудами тяжелым и острым посохом. Ткнула в одну из жемчужин из Марининых четок. Потом оглянулась на Жигимонтку-обезьяна, который остался сторожить ее трон, поскольку не мог сам отстегнуть золотую цепочку.

– Посиди покуда, Жигимонтушка, – ласково сказала она, – посиди, ангельчик… Свято место посторожи…

Успокоив Жигимонтку, старуха повернулась к Воейкову и милостиво сказала:

– Возьми жемчужину, раб божий… Жалую тебя за службу!

Воейков упал на колени, поцеловал подол старухиной рясы.

– Век не забуду, матушка государыня! Рабом твоим верным буду!

– Ну то-то, – довольно хмыкнула старуха, – иди теперича к сынку моему да грамоту от Рожнова неси! Да помни – мой ты раб, не Михаил Федорыча!

– Твой, матушка, твой, великая государыня! – твердил Воейков, ползая у нее в ногах.

Старуха посохом подтолкнула его к дверям:

– Ступай к царю, служивый! Только помни, кто на Руси – настоящая царица!

Вышел от нее Воейков и во дворе только жемчужину подаренную осмотрел внимательно, даже на зуб попробовал. Оказалось – так, мелочь пузатая, да еще и кривенькая какая-то, неладная! Скупа великая старица, ох как скупа! Да ничего – у царя Мишки-то и вовсе жемчуга нет, а в следующий раз он, Воейков, с Марфы поболе спросит за службу верную! А пока хватит в кружале пропить и кафтан себе новый справить. У Федьки-то Рожнова, слуги царя Михаила, чай, и кафтана нового нет…

Узнице башни приснился дьяк Богданка Сутупов – тушинский царь, некогда служивший секретарем у настоящего Димитра. Ведал он малой государственной печатью и считался у царя Димитрия Ивановича одним из наиважнейших советников, хоть и тайных. Богданка был тенью Димитра – неказистый, с толстой шеей, невысокого роста, с бородавками на лице. Впрочем, у Димитра тоже были бородавки и одна рука короче другой. Ее первый рыцарь не отличался красотой, но зато он был смел и дерзок, исполнен пылкой, горячей отваги. А Богдан – всего лишь тень, хотя и не лишенная определенных достоинств – например, ума и хитрости. Как же ей было тяжело и неловко называть дьяка Сутупова спасшимся царем Димитрием Ивановичем! Но она так хотела отомстить за своего погибшего рыцаря и супруга!

В Кремле Марина несколько раз видела Богданку рядом с Димитром и замечала их сходство, не слишком сильное, но все же очевидное. Димитр диктовал Богданке письма, а тот порой поправлял стиль и словесные обороты царя. Что ж, ее Димитр был человеком Меча, а Богданка – человеком Книги.

Марине показалось тогда, что Димитр готовит Богданку для какой-то особой роли, непонятной ни русским, ни полякам. Кто присоветовал царю держать при себе эту тень и поверять ей свои секреты? Быть может, Димитр предчувствовал, что будет вероломно убит, и готовил себе замену? В этот тайный замысел был посвящен, вероятно, Михаил Молчанов, человек злой и дерзкий, который внушал Марине антипатию и страх. Бесспорно, Молчанов верно служил Димитру, но она слыхала, что этот дюжий молодец был причастен к убийству Федора и Марии Годуновых, низкому и подлому деянию, которое не составило чести Димитру.

– Зачем тебе этот Молчанов, мой рыцарь? – спросила она у Димитра незадолго до его гибели. – Неужели ты и вправду приказал удавить тех несчастных, мать и сына, и он выполнил твой приказ? Ты мог пощадить их, держать в заключении или отправить в ссылку… Говорят, Михал Молчанов верно служил Годунову, а потом переметнулся к тебе…

– Молчанов с Мосальским поторопились… – оправдывался Димитр. – Они спешили угодить мне, но прогадали. Виновен был один злодей Годунов, а не его семейство. Но я велел им пощадить Ксению.

– Ксению? До меня в Самбор доходили смутные слухи, что дочь Годунова и ты… Что вы… Я не верила… – Марина до боли сжала ладони, стараясь не выдать свою горечь и негодование.

– И не верь, моя пани… Что было, то прошло… Ты была далеко, а это… Короткое увлечение, недолгое, как твой гнев на меня. Ты ведь не сможешь долго гневаться на меня?

– Не смогу, мой рыцарь!

– Тогда забудь про Ксению и про смерть Федора и Марии Годуновых. Вся вина на мне.

– Не на тебе, мой рыцарь, на их убийцах! – убежденно воскликнула Марина.

– Кто знает, моя прекрасная пани, кто знает? – с горькой усмешкой ответил Димитр. Он даже после их свадьбы, в счастливые майские дни, порой сомневался в своей удаче. И, выходит, верно сомневался!

Во сне Богданка смотрел на Марину искательно, как собака, которая хочет, чтобы ее погладили и приласкали. Он и в Тушинском лагере смотрел на нее так. Даже когда она отказывала ему, дерзила, не хотела разделять с ним ложе, соглашалась только на видимость брака. Ее трясло от прикосновения его горячих, липких рук, было противно, мерзко… Он писал ей нежные, льстивые письма, называл в них Марину коханой и серденьком, и пташкой, но тушинская «царица» не верила ни единому слову своего «царя».

Оба они не имели в Тушинском лагере, располагавшемся так близко от Москвы, что, казалось, птица долетит до странного златоглавого города меньше чем за час, почти никакой власти. Они были актерами, игравшими на одних и тех же подмостках, – и только! Зрители же – пестрое и разноязыкое тушинское воинство – иногда сдержанно хлопали им, но чаще – шикали и недовольно кричали. И все же, когда соотечественники-поляки предали ее и ушли из Тушинского лагеря к войску короля Сигизмунда, когда шляхтичи и жолнеры поддержали новую кандидатуру на русский престол – польского королевича Владислава, Марине оставалось только бежать вслед за Богданкой в Калугу. Но и в Калуге они «процаревали» недолго (или это судьба Марины была такая – вечно скитаться от одного временного пристанища к другому!)… Зимой, страшной и лютой, полной зловещих предзнаменований, обезглавенное тело тушинского царя привезли на санях в Калугу.

Тогда Марина ждала ребенка, но не от Богданки, а от атамана Заруцкого. Богданка – фальшивый муж – знал о горячей страсти, подобной костру, зажженному в степи, которая связывала Марину и атамана. Знал и люто, жестоко ревновал. Даже, незадолго до своей неурочной гибели, грозился утопить неверную жену в ближайшей полынье. Хотя какая она была ему жена? Так – видимость. Актриса, нехотя игравшая эту роль, за неимением другой, более выигрышной…

Богданку убил крещеный татарин Петр Урусов. Отомстил Урусов за родича своего, касимовского царя, казненного по приказу Богданки. Марина во второй раз лишилась своего «царя», но осталась царицей. Ведь тогда, в мае 1606 года, ее короновали отдельно от Димитра, не только как царскую жену, но и как властительницу Московии. Все отняла у Марины неверная фортуна – все, кроме этой коронации… Она ощущала себя царицей, верила в свою Богом данную власть… Так долго и напрасно верила – и разуверилась только сейчас, в башне Коломенского кремля, после того как убили сына.

Марине приснилось, что Богданка достает из мешочка, висящего на шее, малую государственную печать московскую и заверяет ею какие-то грамотки. Хитро при этом посмеивается и говорит: «Я – великий печатник, сиречь канцлер… А печать эта – заместо самоличной подписи царя Димитрия Ивановича будет! Стану я грамотки по городам рассылать, подымется земля Русская за природного царя Димитрия Ивановича! Не успел покойный царь свое дело завершить, я заместо него буду…Новым царем».