Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице - читать онлайн книгу. Автор: Елена Раскина, Михаил Кожемякин cтр.№ 38

Между тем латиняне затянули свои дьявольские песнопения и преклонили колени. Встала на колени перед кардиналом и панна невеста. Власьев торчал посреди залы, как перст. Бухаться на колени ради поганых латинских молитв ему, православному послу, было никак нельзя. Впрочем, в зале была еще одна особа, не опустившаяся на колени, и это несколько успокоило Власьева. Впрочем, особа эта, шведская королевна Анна, была поганой люторкой, а лютеры, говорят, еще хуже, чем латиняне! Совсем поганые – святых изображений не почитают, а в церквах у них пусто и голо – ни икон, ни фресок, словно кто языком всю красоту слизал!

Ляхи пели «Veni, Creator!», а некоторые даже плакали от умиления. «Тьфу, пропасть, вот земля поганая, Богом проклятая!» – выругался про себя Власьев.

Посол вынул из ящика царский перстень с большим алмазом и протянул его латинянскому попу – кардиналу. Тот не захотел перстень взять и жестом показал глупому московиту, что нужно надеть кольцо на палец невесте. Коленопреклоненная панна Марианна подняла голову и вопросительно взглянула на московита. А тот все тыкал и тыкал кольцо в руки кардиналу, как будто русский государь, особу которого представлял Власьев, венчался с кардиналом, а не с польской невестой.

По рядам коленопреклоненных шляхтичей пробежал смех: даже торжественность обстановки не могла заставить их сохранять серьезный вид. К тому же царский порученец держался как-то поодаль, словно боялся подойти к ясновельможной панне. Непонятно было, кто и с кем обручается. Марина отчаянно покраснела и вопросительно обернулась к отцу, но пан Ежи молчал, уставив глаза в пол, как будто ничего забавного и странного не происходило. Тогда Марина сама взяла кольцо из рук московита и надела его себе на палец. Пан Ежи испустил вздох облегчения. Его Величество Сигизмунд с высоты своего трона как-то криво улыбнулся сыну Владиславу и королевне Анне. Мол, что поделаешь, московиты!

А между тем кардинал спросил у царского посланца, не обручался ли Димитрий с другою невестою. Власьев угрюмо молчал. Шляхтичи посмеивались в усы. Марина то краснела, то бледнела.

– Переведите же ему вопрос, и поскорее! – вполголоса произнес пан Ежи. Прибежал секретарь Сигизмунда, сносно говоривший по-русски, перевел Власьеву слова кардинала.

– А мне как знать, венчался наш государь с другою невестою аль нет? – громогласно вопросил Власьев. – У меня того нет в наказе…

Смущенный секретарь перевел всем присутствующим слова русского посла. Поляки громко захохотали. Многие встали с колен. Пан Ежи схватился было за саблю. Торжественная церемония превращалась в фарс.

– Э, постой, постой, ты, слышь! – Власьев бесцеремонно дернул кардинала за рукав рясы. – А Ксюшка Годунова? Мне доподлинно неведомо, обручался с ней государь, с Ксюшкой, аль нет, только живет он с ней, как с венчанной женой!

Пан Ежи побагровел так, будто с ним вот-вот приключится удар, а после схватился за саблю.

– Зарублю, московский пес, черный вестник! – зашипел он.

Посол Власьев перекрестился и, загрезив о великой участи мученика, подумал было, не плюнуть ли еще для верности на пол в латинском капище. Но после решил, что это уже будет слишком вопиющее нарушение государева приказа вести себя в Кракове почтительно. И ограничился уже сказанным – захотят зарубить, и так зарубят. Но пан Ежи, как видно, передумал разрушать церемонию и сабли не вынул. Зато обратил свой гнев в слова.

– Какая Ксюшка? – возмутился пан Ежи. – Шляхетский гонор не может выносить такого бесчестия! Проклятый московит бесчестит мою дочь своим беспутством! И если бы пана посла не защищал статус, я бы заставил пожалеть этого московита о том, что он стал послом!

– Не обручалась! – отчетливо произнес за Власьева кардинал и этим спас положение.

Марина гневно взглянула на посла, но тот не моргнув глазом перенес обиду ляшки. «Глаза бы мои на нее не глядели, на польку некрещеную!» – думал Власьев.

Великолепный стол в доме воеводы Сандомирского, за которым Марина сидела подле короля, несколько сгладил всеобщую неловкость. Люди из свиты Власьева внесли дары от оставшегося в Москве жениха и царицы-матери, инокини Марфы: богатый образ Святой Троицы, перо из рубинов, гиацинтовую чашу, золотой корабль, осыпанный драгоценными камнями, золотого быка, пеликана и павлина, роскошные часы с флейтами и трубами, три пуда жемчуга, 640 редких соболей, кипы бархата, парчи, штофа, атласа… Марина смеялась как ребенок, разглядывая эти дары любви, а пан Ежи примеривался к соболям и жемчугам. Король Сигизмунд потребовал свою долю – и Мнишеки не посмели ему отказать. Станислав Мнишек, староста Саноцкий, брат панны Марины, получил в подарок от русского царя саблю и меч, оправленные в золото, а еще – золотой кубок и нож.

Марина пригласила было за стол Власьева, но тот стал отказываться, не хотел садиться рядом с царской невестой и польским королем.

– У нас на Руси, – объяснял Власьев непонятливым ляхам, – слуги государевы с царскими особами за один стол не садятся, а смиренно сидят поодаль. А ежели государь или государыня захотят слугу пожаловать, то посылают ему со своего стола блюдо какое али питье…

– Пришлите пану послу вина, Ваше Величество! И телятины… Или дичи… – предложила Марина.

– Винище лукавое на Святой Руси пить великим грехом почитается! – недовольно ответил посол, осушив тем не менее кубок с запретным напитком. – А телятину, как и всякое прочее мясо-юнятину, тем паче есть нельзя. Юнятина – сиречь мясо агнца, а в агнце закланном мы почитаем Христа. К тому ж у вас, ляхов, на пирах скоморохи играют, а у нас пищу положено вкушать в благоговейном молчании, дабы ангелы вкушающим предстояли…

– Что ж нам – отпустить музыкантов по домам? – с усмешкой переспросил Сигизмунд. – Сие никак нельзя сделать, ибо наши дамы заскучают.

– А уж бабам сидеть за одним столом с мужиками – так то и вовсе срам! А что до скоморохов, то мне все едино – хоть по домам их отпускать, а то и вовсе повесить! У нас на Москве чай с петлей не церемонятся! – сказал Власьев и для наглядности провел пальцем по шее, а после выкатил глаза и высунул язык, изображая удавленника.

– Ой, страшно-то как! – воскликнула Бася Мнишек.

– Страшные обычаи! – вполголоса сказала княгиня Урсула Вишневецкая своему брату, Станиславу Мнишеку. – Куда же едет наша Марыся?

– Не бойся, Урсула, отцу виднее… – ответил пан Николай, любовавшийся в эту минуту царскими подарками. Особенно ему нравилась оправленная в золото сабля. Такие сабли бывают только у королей и магнатов! Впрочем, он, Николай Мнишек, теперь шурин русского царя, а значит – почти король! И участвовать в походе против московитов, подвергая себя ненужной опасности, не пришлось – один средний братец Станислав, предерзостный малой, представлял Мнишеков в войске Димитра, но этому смутьяну подальше от дома самое место.

– Пойду-ка я лучше… – решил Власьев. – И люди мои по домам отправятся…

– Домой вам, пан посол, идти никак нельзя… – попытался успокоить посла король. – Ибо сие мы сочтем оскорблением панны невесты! Ваш государь, верно, велел вам чтить будущую государыню!