Он снова упал на подушки.
– Вот чего я опасалась! – воскликнула Пальмира, перепуганная донельзя. – Вы еще слишком слабы, чтобы заниматься вопросом, который волнует всех нас. Отдохните, я пошлю за доктором, я…
– Письмо! – прошептал больной. – Не забудь про письмо!
Это было последнее слово, произнесенное им в сознании. Спустя несколько минут он опять метался в жару, а с жаром вернулся и бред. Когда Арман пришел вечером осведомиться о состоянии больного, тот благодаря оказанному вовремя уходу чувствовал себя намного лучше. Пальмира сидела в гостиной с письмом в руке. Увидев посетителя, она поспешно спрятала послание, но Арман, поглощенный ее печальным видом, не обратил на это ничтожное обстоятельство никакого внимания. Внезапно Пальмира залилась слезами и доверчиво сказала Робертену:
– Я не могу больше молчать. Вы должны знать все. Мне не к кому обратиться ни за помощью, ни за советом. Из окружающих меня людей только вы настолько умны, чтобы понять меня и наставить на путь истинный. К тому же вы добры и можете простить мне ошибки и пожалеть меня. Я скажу вам все, что вскоре уже не будет тайной ни для кого. Только об одном умоляю вас, мой добрый друг: что бы вы ни услышали, не презирайте меня и сохраните ко мне дружбу брата.
– Как я могу перестать любить вас, Пальмира? А презирать? Но что вы сделали такого, что испытываете подобный страх?
– Преступление! И хотя я сама его не совершала, я вынудила совершить его дорогого и близкого мне человека.
И она рассказала о своей мнимой любви к Бьенасси, об интригах Женни и трагедии возле брода, об ужасном положении де ла Сутьера, когда в качестве присяжного он вынужден был решать судьбу Франсуа Шеру, и, наконец, сообщила, что первым порывом ее отца, когда он пришел в сознание, было объявить себя единственным виновником убийства.
– А теперь, – продолжала она, – догадайтесь, чьей рукой было написано анонимное письмо к Гортанс Бьенасси? Понимаете ли вы, что в нем заключалось обвинение, которому не поверила честная девушка – настолько оно показалось ей чудовищным? Возможно ли, чтобы особа, написавшая письмо, отправила такое же судебным властям? Что мне делать? Из жалости скажите что-нибудь, посоветуйте, помогите мне! Но я вижу, – с отчаянием вскрикнула бедная девушка, бросаясь на диван, – мои опасения подтвердились: теперь я внушаю вам лишь ужас и презрение!
Робертен слушал рассказ Пальмиры со спокойным видом. Исключая двух односложных вопросов, он не перебивал ее и ничем не выдавал своих эмоций. Но, увидев, что девушка неправильно истолковывает его сдержанность, встал и серьезным тоном сказал ей:
– Умоляю вас ответить откровенно и честно на один-единственный вопрос: любили вы… Бьенасси?
– Нет, не любила, – порывисто ответила Пальмира. – Я долго обдумывала этот вопрос и с полной уверенностью могу утверждать, что я не любила Бьенасси, не любила никогда.
При этих словах суровое выражение понемногу исчезло с лица Армана, однако он продолжал:
– В свою очередь и вы, Пальмира, сжальтесь надо мной: не обманывайте меня! Как вы можете быть уверены? Как вы можете понять разницу между пустой игрой воображения, порожденной книжными романами, и любовью истинной, которая в сердце, любовью, подобной той, какую я испытываю к вам?
Пальмира покраснела:
– Если вы меня вынуждаете… Ах, к чему все эти объяснения, разве только чтобы привести в отчаяние нас обоих!
– Напротив, скрытность может иметь грустные последствия для вас и для меня.
– Тогда я вам скажу, – созналась Пальмира голосом тихим, едва слышным. – Я убедилась в своем чувстве в тот день, когда вы защитили меня, рискуя своей жизнью. Я поняла тогда, что чувство мое к… тому молодому человеку было ничтожным в сравнении с моей восторженной благодарностью к… моему великодушному избавителю.
Арман бросился к ногам прекрасной девушки.
– Благодарю, благодарю, моя Пальмира, – прошептал он. – Теперь я все смогу перенести, я готов вместе с вами бороться за наше счастье.
– Встаньте, Арман, встаньте, ради бога! Подумайте, вдруг кто войдет!
– Что же? Увидят меня у ног моей невесты, которая вскоре, надеюсь, будет моей женой, – ответил Робертен, вставая.
– Вашей женой? Никогда, никогда! – с отчаянием в голосе ответила Пальмира. – Вы знаете, что разлучает нас. Я не хочу пользоваться слепой, неразумной привязанностью, я отказываюсь от жертвы, в которой вы сами раскаетесь со временем. Я приму только чувства друга, брата…
– Хоть брата, – остановил ее Арман, улыбаясь, – позднее мы вернемся к этому разговору, моя дорогая Пальмира. А теперь прежде всего следует позаботиться о спасении из бездны, в которую попали вы и ваш отец. Задача нелегкая, без сомнения, мы все, трое, должны вооружиться большой силой воли, но вы увидите, я не отступлю перед препятствиями.
– Я не ошиблась в вас: вы благородны и великодушны, – молвила Пальмира. – Если бы вы знали, какая тяжесть упала с моего сердца, когда я поведала вам свою страшную тайну. Но нам надо действовать, действовать немедленно: что делать с письмом?
– Отправить его сегодня же, – твердо ответил Робертен. – Отдайте его мне, я доставлю куда следует. Колебание теперь уже невозможно, надо мужественно идти навстречу опасности. У меня в городе много друзей, и мне, наконец, доступны возможности, которые для вас и вашего отца были бы опасны. Вот увидите, мы выйдем из этого горестного положения.
– Ах, мой добрый, милый друг, вы меня возвращаете к жизни. Опираясь на вас, я теперь в силах буду вынести испытания, которые ожидают меня впереди! Говорите, что я должна делать?
– Успокоиться, по-прежнему окружать больного заботой и не пугаться того, что может произойти. Я не скрою от вас, что это письмо будет равносильно зажженному фитилю, приложенному к пороховой бочке. Приходить сюда я буду ежедневно, почти ежечасно, и вы должны рассказывать мне обо всем, что случится. Если в мое отсутствие произойдет что-нибудь важное, тотчас присылайте за мной, вы найдете во мне преданного друга, готового на все подвиги, на все жертвы.
Пальмира была счастлива узнать, что Арман готов принять участие в ее судьбе.
– Ах! Мой добрый, добрый Арман! Почему я не обратилась к вам раньше! Ни одного слова укора за мою вину, ни одного слова жалобы на страдание, которое знаю, что причиняла вам! Да вознаградит вас Господь!
Она залилась слезами и подала ему руку, после чего ушла в комнату отца.
XVII
Главный прокурор
Действие письма де ла Сутьера не замедлило сказаться. На следующее утро Пальмира находилась возле кровати больного отца, который после тяжелой ночи с трудом приходил в себя. Постучавшись в дверь, вошел Батист и доложил, что какой-то господин очень важного вида спрашивает месье де ла Сутьера, но, услыхав, что он принимать никого не может, пожелал видеть мадемуазель. У девушки от страха сжалось сердце, однако она приказала узнать фамилию посетителя, и вскоре ей подали визитную карточку, на которой было написано «А. де Жерминьи».