Сквозь застилающие глаза слезы она наблюдала, как франк бьет ее мать, потом опустошает ее тело, снова бьет. Кровь струится по бедрам матери, образуя вокруг коленей целую лужу. Но мама просто лежит на земле, покорившись ужасной судьбе, которая подстерегает большинство плененных на войне женщин.
Затем, извергнув свое вражеское семя, мужчина встал, его гениталии обагрены кровью ее матери. Он решительно протягивает руку и срывает с шеи матери нефритовое ожерелье с тетраграмматоном — четырехбуквенным непроизносимым именем Господа. Мама избегала носить драгоценности из религиозного неприятия украшений, но это ожерелье всегда было у нее на шее. Это был свадебный подарок ее любимого брата Маймонида, и Мириам не помнила, чтобы мама хоть когда-нибудь снимала ожерелье. Мириам хотелось закричать, завопить от гнева на франка, который посмел осквернить тело и душу ее матери, но не смогла издать ни звука. Потом беспечно, словно ребенок, прихлопнувший надоедливую муху, рыцарь вытащил кинжал, наклонился и перерезал ее матери горло.
Пожалуйста, остановись! О, Бог Всемогущий! Пожалуйста, прекрати это!
Крик, застрявший в ее юном горле, наконец вырвался наружу, заглушая какофонию страданий, вихрем кружащуюся над разоренным караваном. Мужчина со скучающим лицом поднял голову, и тут Мириам увидела его лицо. Он больше не был молод. Он постарел прямо на ее глазах, седина подернула его вьющиеся волосы и бороду. Да, это был все тот же человек, который изнасиловал и убил ее мать. Но… он стал другим. Этого человека она видела еще раз, причем совсем недавно…
Однако ее раздавленный горем разум не в состоянии обнаружить связь. Когда мужчина увидел ее, его лицо перекосилось в устрашающей улыбке. Он направился в сторону Мириам; окровавленный член отталкивающе торчал, уже готовый к очередному завоеванию.
Она закричала…
Мириам пробудилась от одного кошмара и тут же оказалась в другом.
Она лежала обнаженная на султанском ложе, но рядом с ней спал не Саладин.
Нет. Она все еще спит. Это не может происходить наяву.
Рядом с ней лежал молодой курдский воин, которого она искренне считала младшим братом. Его голова мирно покоилась на подушках. Захир зашевелился и открыл глаза. И улыбнулся Мириам той смущенной улыбкой, которая так располагала к себе Мириам, но сейчас вызывала самую глубокую неприязнь.
Мириам, словно от удара молнии, вскочила с постели.
— Да хранит меня Всевышний!
И верный себе Бог-насмешник решил внять ее испуганным мольбам. Деревянная дверь в покои распахнулась. Но вместо архангела Михаила с синими крыльями, заступника невинных и ангела-хранителя ее народа, Мириам поймала пораженный взгляд Саладина.
Захир слетел с кровати как ужаленный. Но куда хотел сбежать испуганный воин, навсегда останется загадкой. Саладин шагнул вперед и одним взмахом сабли отрубил голову неудачливому юноше. Голова полетела в другой угол комнаты.
Мириам закричала. И продолжала кричать. Ей казалось, что она никогда не перестанет кричать, пока от силы ее ужаса земля не разлетится на осколки.
А потом Саладин повернулся к ней; в его глазах горел огонь безумия, напугавший ее больше всего, что когда-либо ей довелось пережить. Даже больше ужасающего зверства франков, убивших ее семью у нее на глазах. Однако франки — чудовища, такова их природа. Поэтому видеть, как человек, которого она любит, единственный по-настоящему добрый человек, которого она знает, превращается в кровожадного демона, ей не под силу — такого сердце Мириам выдержать не может.
Пока Мириам пыталась прикрыть грудь простыней, испачканной кровью Захира, Саладин медленно надвигался на нее подобно глиняному Голему
[65], сказки про которого рассказывают еврейским детям. Сказки о бездушном чудовище-великане, жившем лишь для того, чтобы исполнить возложенную на него миссию мщения и смерти.
— Как ты посмела изменить мне? — Голос султана, хриплый и низкий, походил на львиный рык. Глаза его пылали гневом и безумием. Саладина больше не было — перед ней стояло само исчадие ада.
— Сеид, прошу, выслушай меня…
Он ударил ее кулаком. Мириам упала на кровать, почувствовав во рту солоноватый вкус крови.
— Сегодня твой сладкий язычок тебя не спасет.
Саладин навис над девушкой с поднятым над головой ятаганом, инкрустированным драгоценными камнями. Мириам поймала себя на том, что не может дышать. Да это и неважно, потому что больше ей не вздохнуть полной грудью.
И вдруг она заметила катящиеся из глаз султана слезы. Темные озера были исполнены вселенской скорби, и султан даже не пытался сдержать слез. В этих блестящих глазах она вновь увидела Саладина, а не обезумевшего демона, стремящегося отомстить за поруганную честь. Перед ней стоял человек, которого она любила больше всех на свете, и он старался победить в себе животное, на время завладевшее его душой.
Мириам вскочила с кровати и стала искать на мраморном полу свою обувь. Она высоко держала голову, готовая достойно принять смерть, и не сводила глаз с Саладина.
— Где твои свидетели? — Голос ее звучал совершенно спокойно. Она почувствовала, как ее охватила некая сила, могущественнее, чем она сама. Двойник той темной силы, которая завладела душой ее любимого.
— Что? — Султан, похоже, был озадачен.
— В твоем Коране говорится: «Чтобы обвинить в прелюбодеянии, необходимо представить четырех свидетелей».
Саладин не сводил с нее изумленного взгляда. Она видела по его лицу, что в нем идет внутренняя борьба: неумолимый гнев боролся с сильной верой, которая являлась самой его сущностью.
— Ты дерзнула процитировать Святую Книгу, ты…
Мириам наклонилась к лицу Саладина:
— Неверная? Иудейка? Христопродавица? Ну, скажи же это!
Наконец Саладин опустил саблю. Мириам увидела, что победу одержала его истинная сущность; лицо султана исказилось от стыда и ужаса, ему не верилось, что он готов был совершить мгновение назад. Он отвернулся от Мириам и рухнул на кровать, сжав голову руками.
Мириам подалась вперед и обняла его вздрагивающую фигуру, произнеся единственные слова, которые имели для нее значение:
— Я люблю тебя.
Она говорила правду. Но после сегодняшних событий девушка не знала, останутся ли они такими же весомыми, как и раньше. Саладин вырвался из ее объятий и встал. Он не смотрел на Мириам, когда медленно покидал покои. Молча переступив через обезглавленное тело юноши, который опоил и изнасиловал ее, султан вышел из комнаты, хлопнув дверью. Мириам почувствовала, как сердце подпрыгнуло в груди, когда она услышала грозный щелчок запираемого замка.