Гладиаторы - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Джон Вит-Мелвилл cтр.№ 36

— Это один из лучших бойцов, каких нам случалось видеть, по крайней мере, в течение люстра! — воскликнул Руф, огромного роста боец из Северной Италии, гордившийся своим телосложением, ловкостью и, всего более, римским гражданством, несмотря на свое гладиаторское ремесло. — Его лезвие сверкает, как молния, и когда ему нападение не совсем-то удается, он прядает назад, как настоящая рысь. Я уверен, Манлий, что если бы он был твоим противником на ближайших играх, так твоя песенка была бы спета. Я бы поставил на него и свои права римского гражданства, и свою тогу, и вообще все несмотря на то, что он варвар. Ей-ей, он тебя опрокинет и обезоружит по крайней мере с двух натисков!

Манлий в душе был совершенно того же мнения, хотя ему и неприятно было в этом признаться. И он перевел разговор на другую тему, сказав, что Люторий скрывает свое умение и не старается изо всех сил, потому что в противном случае новичок не привел бы его в такое замешательство.

— Он скрывает свое уменье! — с негодованием воскликнул Гирпин. — Тогда пусть же он скорее выкажет его! А я тебе скажу, что подобного этому молодцу не сыскать и во всей империи. Я увижу его любимцем амфитеатра и первым бойцом в Риме, прежде чем мне дадут деревянный меч с серебряной чашкой, который позволит мне выйти в отставку. ^[21] Тогда я уйду без сожалений, так как буду уверен, что будет кому заменить меня.

— Славно сказано! — ответил Манлий, который остался не очень-то доволен оценкой своей ловкости. — Послушать тебя, так выйдет, что до сих пор только и был один гладиатор в Риме и что эта молодая дворняжка перекусит горло всем нам по очереди потому, что она борется на твой манер, так же дико и грубо.

— Хороший боец не бросается, как бык, пользуясь своей тяжестью, — заметил Евхенор, слушавший их скрестив руки и с выражением глубокого презрения на своем красивом лице.

— Возможно, но его удары сыплются часто и резко, как град, да притом же и Люторий отвечает ударом всякий раз, как нападает этот молодец, — сказал честный Руф, в котором не было ни капли страха или зависти. Этот человек смотрел на свое ремесло просто как на промысел, который обеспечивал существование его жены и детей, а позднее, в случае успеха, доставил бы ему честную независимость в своем винограднике по ту сторону Апеннин, где он наконец не подвергался бы риску умереть жестокой смертью в амфитеатре.

— Уж очень он открывается, — заметил Манлий, — и защищается далеко не умело.

— Он бьет-то хорошо, но у него не выработана манера, — прибавил Евхенор.

И кулачный боец поглядел вокруг себя с видом человека, положившего конец спору неопровержимым аргументом.

В Гирпине кипело негодование, но, к несчастью, его красноречие стояло не на одинаковой высоте с физическими достоинствами: он нелегко находил слова, которые могли бы выразить его недовольство и негодование. Различные мнения в школе гладиаторов выражались или в форме насмешки, или на грубом своеобразном жаргоне. Вступать в спор считалось совершенным абсурдом среди этих людей, заслуга которых состояла в смертном бое, а драться иначе как в общественном месте и за деньги — ребяческой тратой времени. Строго говоря, при всем своем презрении к смерти и необычайном мужестве во время выхода на арену для народного развлечения, гладиаторы, может быть в силу характера самой профессии, были неспособны на какой-либо подъем энергии и терпения. Когда они проходили под орлами, они были до такой степени недисциплинированны, что на них никак нельзя было бы положиться перед лицом врага. Быть может, было что-то хвастливое в том, как они вступали в цирк и приветствовали цезаря своим morituri te salutant, к тому же они вынуждены были бороться, не имея надежды на бегство, будучи как бы загнаны в угол. Одни люди храбры по честолюбию, по соревнованию, по привычке встречаться лицом к лицу с опасностью; иные имеют природные геройские наклонности, усиленные очень большой физической силой. Только на этих последних людей можно положиться в минуту опасности. Истинно храбрый человек встречает неожиданную и непривычную опасность если не с уверенностью, то, по крайней мере, с непреклонной решимостью постоять за себя изо всех сил.

Гирпин обратился к Евхенору, которого он всегда недолюбливал, и сказал:

— Ты толкуешь о своем знании и о своей греческой ловкости, с которой не в силах тягаться наши римские мускулы, но решился бы ты помериться с этим варваром, вооруженным цестом, только для того, чтобы обменяться полудюжиной дружеских пинков и доставить нам зрелище?

Евхенор с большим презрением отклонил это предложение. Подобно очень многим бойцам-удачникам, он был обязан большей частью своего успеха только своему чувству превосходства и той ловкости, с какой он, при удобном случае, вступал в состязание с бойцами, менее искусными, чем сам. Герои, как он, живущие своей репутацией, не легко рискуют соперничать с первым встречным, который ничего не теряет, а, наоборот, приобретает все, сталкиваясь со знаменитостью, тогда как эта знаменитость не может получить никаких новых лавров благодаря победе, а, напротив, в случае поражения теряет решительно все. Эти соображения мелькнули в голове Евхенора, но Гирпин не оставлял его в покое до тех пор, пока хитрый грек, знавший об условиях спора, имевшего отношение к Эске, не указал ему на то, что все время бретонца должно быть занято упражнениями, которые сделают его способным играть свою роль перед лицом императора.

Эти слова произвели моментальное действие на Гирпина. Он побежал через школу к тому месту, где прогуливался начальник. Старый гладиатор побледнел от волнения, упрашивая Гиппия дать его ученику все научные средства, какие только могли бы избавить его от ужасной сетки.

— Только одно искусство могло бы его спасти, — говорил он умоляющим голосом, который был почти смешон в устах человека с таким геркулесовым сложением. — Храбрость, сила и даже гибкость рыси совершенно бессильны, раз ты попал в эти проклятые складки сети. О, я это знаю, я это испытал, я сам попадал под эту сетку! Если человек должен помереть, так пусть он умирает по-человечески, а не как дрозд, захлопнутый в западню. Гиппий! Его необходимо обучить; нужно, чтобы он не потерял ни одного дня, ни одного часа для упражнения. Ему надо изучить каждое движение рециария, какое только возможно. Страви его с Манлием — это лучший ловец в «семье». Если новый ученик повалит его, то в столкновении с Плацидом победа будет на его стороне. Ей-ей, говорю тебе: я не буду спокоен до тех пор, пока не увижу его ногу на горле трибуна.

— Ну, ну, приятель, — отвечал Гиппий. — Для тебя на всем свете только одно пугало — затяжная петля. Тебе кажется, что все такие, как ты, и все попадут в ту же ловушку. Займись лучше собой; ты сделался по крайней мере наполовину толще, чем следует выходить на арену цирка, и предоставь мне заботу об обучении молодого варвара.

Учитель сохранял свое влияние на не привыкших к повиновению учеников благодаря большой осторожности, намеренному молчанию и тому обстоятельству, что не позволял ни на одну минуту оспаривать свой авторитет. Уже одно то, что он говорил так долго, равносильно было признанию в заинтересованности бретонцем, и Гирпин возвратился к своим собственным занятиям с облегченным сердцем, тогда как Эска, в приятном возбуждении молодости, здоровья и мускульной силы, развитой упражнением, с новой энергией стал отталкивать своего противника, вполне счастливый своим новым делом.