На острие меча - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 44

— Но ведь вы тоже пребываете на службе у того же польского короля, да к тому же являетесь его подданным, а значит, мы союзники. Или, может быть, вы находите какую-то разницу в том, кому и как мы служим?

— Я служу королю Польши, — медленно, вдумчиво проговорил Сирко, поднимаясь с жупана, который ему подстелил джура, — но лишь до первого восстания казаков, первого зова из Сечи. В этом и заключается разница между тем, как служу я и как будете служить вы. А пока восстания нет, готов охранять границы Украины вместе с польскими шляхтичами, которые уверены, что берегут границы Речи Посполитой.

Свинцовое облако, зарождавшееся на вершинах гор, медленно, словно остывающая вулканическая лава, сползало лесистыми склонами, угрожая вот-вот поглотить еще недавно изнывавший от жары Бахчисарай. Стоя посреди внутреннего дворика, скрытого от глаз посторонних строениями дворца, Ислам-Гирей ^[23] демонически всматривался в эту мрачную, отдающую холодной сыростью лавину, силой воли пытаясь остановить ее движение, развеять, вернуть на небосклон предательски скрывшееся от его всемогущих глаз солнце.

Еще недавно крымский престол казался Ислам-Гирею вожделенной вершиной, достигнув которой он сможет наконец познать истинную радость императорского восхождения к Олимпу власти и славы. Но вот он достиг ее. Пройдя через заговоры, предательство и кровь, через неуверенность побед и надежды поражений, через гнев и молитвы, он вернулся в Бахчисарай победителем, вождем, ханом, властелином.

Однако теперь, осмотревшись уже с высоты ханского трона, он вдруг открыл для себя, что восседает посреди выжженного междоусобными войнами, пораженного голодом и болезнями клочка земли, со всех сторон зажатого могущественными соседями, ни один из которых не только не желает признать его, Ислам-Гирея, как хана, но даже слышать о нем. А еще он открыл для себя, что возле него почти не осталось преданных людей. Куда ни кинь — не верящая ему и боящаяся его беднота, да ненавидящие семейства вечно чем-то недовольных, обиженных алчных мурз, самым испытанным оружием которых стали двуличие, лесть, заговоры и змеиное выжидание.

Этого ли он хотел? На это ли рассчитывал и к этому ли стремился?

— Гонец из Буджацкой орды, всемогущественнейший, — появился за его спиной Карадаг-бей.

Ислам-Гирей напрягся, но головы не повернул. О гонцах из Буджацкой орды, как и гонцах из Запорожской Сечи, он приказал докладывать немедленно, даже в полночь, поднимая его с постели. Но из этого не следовало, что так же немедленно хан должен принимать и выслушивать их.

Он снова взглянул на лавину свинцово-черных туч. Словно подчиняясь его воле, они замедлили движение и начали рассеиваться. Причем Ислам-Гирею не хотелось сомневаться в том, действительно ли это происходит именно по его воле, а не по воле Аллаха. Он всегда чувствовал, что в теле его, в духе заложено нечто демоническое, отличающее от всех остальных смертных; что какая-то внеземная, подвластная лишь воле Аллаха, сила уже давно и навечно овладела им. Сила, воспользоваться которой он, Ислам-Гирей, сможет только тогда, когда станет правителем. Так вот, теперь он стал им и, видит Аллах, пора пробуждать в себе гений властителя, пора…

Карадаг-бей был рожден от турчанки и араба-эфиопа. Арабский тип лица каким-то удивительным образом сочетался в нем с тюркской припухлостью глаз, а негритянская курчавость волос — с почти европейской светлостью кожи; добродушная толстогубая улыбка — со свирепостью взора, а кротость повиновения — с нечеловеческой мощью бунтующих мышц, по-змеиному опоясывающих все его непомерно громадное тело. Для Ислам-Гирея он был всем: рабом, верным слугой, лекарем, телохранителем, секретарем, первым советником… При ханском дворе это было известно каждому. Но мало кто знал об основной обязанности этого человека, основном его призвании — главного тайного посла.

К удивлению хана, статус и должность главного тайного посла Карадаг-бей определил себе сам, как, впрочем, определял, пуская в ход всю свою авантюрную фантазию, и многое другое, что появлялось и почти немедленно укоренялось при дворе нового крымского хана. Причем основной обязанностью главного тайного посла было — подбирать, обучать и рассылать во все концы мира ханских лазутчиков, именуемых здесь тайными послами. А Карадаг-бей обладал удивительным талантом примечать таких людей, убеждать их, тренировать, вселяя веру в призвание каждого из них быть ни кем другим, кроме как тайным послом. Иногда целые ночи он проводил в небольшой секретной резиденции, расположенной в одной из горных долин, испытывая очередного тайного посла, обучая его премудростям разведки, посвящая в тонкости придворных и политически интриг той или иной столицы.

Теперь у Карадаг-бея уже появились помощники. Он создал целую школу тайных послов, уверяя хана, что не пройдет и двух лет, как ни в Европе, ни в Азии не останется ни одного правителя, при дворе которого не свил бы гнездышка, не пригрелся бы тайный посол Крыма. Который, в свою очередь, будет подбирать помощников, подкупать влиятельных людей, выуживать государственные секреты, стравливая врагов Ислам-Гирея между собой и таким образом спасая Крым от их общей ненависти. Такие же тайные агенты Бахчисарая стали появляться и в ставках правителей Перекопской, Очаковской, Буджацкой и других орд.

— Гонец уже прибыл, — вежливо напомнил хану Карадаг-бей.

— Что он намерен поведать мне?

— Он и в самом деле привез «говорящие» вести из Буджацкой орды.

Главный тайный посол никогда не делил вести на приятные и неприятные. По его воле, они способны были представать либо «говорящими», либо «безмолвствующими». Но к хану пробивались только те гонцы, которые доставляли «говорящие», а значит, достойные ушей повелителя.

— Тогда пусть рискнет войти, — процедил хан.

* * *

Ислам-Гирей уселся в глубокое кресло, установленное под сросшимися кронами двух огромных сосен, шатер которых способен был укрыть и от палящих лучей солнца, и от дождя, и погрузился в дрему молчания.

Рядом с креслом было расстелено несколько ковров, чтобы, принимая восточных гостей, хан мог восседать на них. На этих же коврах лежали пиалы, валялись четки и подушечки, а подле них, на специальной подставке, покоились три огромные курительные трубки.