Хэл посмотрел на них.
— А мы у них спросим, мистер Тайлер. Поднять все паруса и лечь на курс перехвата, кто бы они ни были.
Маленькое суденышко, старавшееся двигаться против ветра по бурному морю, не могло тягаться с „Серафимом“. Через полчаса показался весь корпус дау. Большой корабль с квадратными парусами безжалостно надвигался на нее.
— Дайте сигнальный выстрел, мистер Фишер, — приказал Хэл, и Большой Дэниел торопливо направился к носовым орудиям. Несколько минут спустя прогремел единственный пушечный выстрел. Хэл в подзорную трубу видел, как через несколько секунд в половине кабельтова от убегающей дау взвился фонтан, увенчанный белой пеной.
— Думаю, даже неверные понимают этот язык, — сказал Хэл и не ошибся: дау покорилась неизбежному. На корабле убрали единственный парус и развернули его по ветру.
— Подготовьте вооруженную абордажную команду, — приказал Хэл Большому Дэниелу, пока корабль сближался с суденышком.
Большой Дэниел возглавил группу в шлюпке. Он поднялся на палубу дау и исчез в трюме. Тем временем его люди захватили дау и под угрозой обнаженных сабель согнали экипаж в одно место. Через десять минут Большой Дэниел вернулся на палубу и крикнул на „Серафим“:
— Капитан, тут полный груз шелка, все тюки с печатями Английской Ост-Индской компании.
— Клянусь Господом, пиратская добыча. — Хэл впервые за много дней улыбнулся и крикнул: — Оставьте на дау для управления мистера Уилсона с пятью матросами. Капитана и весь экипаж перевезти под охраной сюда.
Большой Дэниел привез смущенных, испуганных арабов, а Уил Уилсон снова поднял парус и последовал на дау за „Серафимом“, который лег на прежний курс.
Арабского капитана не потребовалось уговаривать.
— Меня зовут Абдулла Вазари из Ламу. Я честный купец, — заявил он не без вызова, но в то же время угодливо.
— Где ты купил свой нынешний товар, Вазари? — спросил Хэл.
— Я добросовестно заплатил за него полновесной монетой, Аллах свидетель, — уклончиво сказал капитан.
— И ты, несомненно, не заметил, что на тюках в твоем трюме стоят печати Английской Ост-Индской компании.
— Я не вор. Я их не украл, а честно купил.
— В таком случае кто продал тебе их, о Вазари, честный купец? И где именно?
— Мне их продал человек по имени Муссалим Бен-Джангири. Я не знал, что этот товар принадлежит английской компании.
— У тебя не было никаких свидетельств, кроме того, что видели твои глаза, — сухо сказал Хэл по-английски. Потом продолжил на арабском: — Где ты встретился с Джангири?
— На острове Дверь аль-Шайтана.
— Где этот остров? Когда ты отплыл от него?
— Лигах в пятидесяти отсюда, — пожал плечами Вазари. — Мы отплыли вчера с утренним ветром.
Оценка положения острова совпадала с тем, что указывалось в отцовском судовом журнале. Хэл отвернулся и принялся расхаживать взад и вперед, обдумывая новые сведения. Похоже, аль-Ауф продает свою добычу на открытом рынке на острове Флор-де-ла-Мар. Вероятно, арабы со всех восточных морей собираются там, чтобы заполнить трюмы крадеными товарами по сходной цене. Он снова повернулся к Вазари.
— Ты видел самого Джангири или одного из его подчиненных?
— Я видел его самого. Он только что вернулся из тяжелого боя с кораблем неверных. Его собственный корабль стоит в гавани, и он сильно поврежден…
Вазари неожиданно замолчал: до него только что дошло, что он стоит на палубе того самого корабля неверных, о котором говорит. На его лице появилось хитрое выражение.
— Джангири не говорил тебе, что в бою взял неверных в плен? — спросил Хэл.
Вазари отрицательно покачал головой.
— Он не хвастал перед тобой и ты не слышал разговоров о том, что он сделал своим рабом франкского мальчика? Лет одиннадцати-двенадцати?
Хэл старался задать этот вопрос небрежно, но увидел на лице Вазари неожиданно вспыхнувший интерес. Впрочем, Вазари, умудренный опытом купец, тут же его скрыл.
— Я старик, и память мне изменяет, — сказал он. — Возможно, какой-нибудь добрый милосердный поступок освежит ее.
— Например? — спросил Хэл.
— Вот если бы ты, господин, разрешил мне и моему кораблю беспрепятственно продолжить путь… Такой добрый поступок будет навсегда занесен в золотую книгу против твоего имени.
— Один добрый поступок стоит другого, — заметил Хэл. — Прояви доброту ко мне, Вазари, и, возможно, я буду добр с тобой. Когда ты был с Джангири, известным также как аль-Ауф, ты слышал о франкском ребенке?
Араб нерешительно потянул себя за бороду, потом сказал:
— Да, теперь я кое-что припоминаю.
— Что ты припоминаешь? — спросил Хэл, невольно коснувшись рукояти кинжала на поясе.
От араба не ускользнул этот жест.
— А вот что: два дня назад Джангири предложил мне купить раба, франкского мальчика, но такого, который говорит на языке пророка.
— Почему ты его не купил?
Хэл наклонился к Вазари так близко, что ощутил запах его последней трапезы — сушеной на солнце рыбы.
Вазари рассмеялся.
— Цена была лакх рупий. — Он удивленно повторил: — Лакх рупий за одного мальчика-раба.
— Это выкуп за принца, а не за раба, — согласился Хэл. — Ты видел мальчика?
— Ценой в один лакх? — Вазари удивился. — Джангари сказал, что сначала я должен показать золото, потом увижу мальчика. Я бедный человек и так и ответил Джангири. Где я возьму лакх рупий?
— Почему он запросил такую цену? — настаивал Хэл.
— Он сказал, что это ребенок из пророчества Теймтейма, — ответил Вазари.
— Я не знаю такого пророчества.
— Святой предсказал, что из моря придет ребенок с волосами необычного цвета.
— Какого цвета?
— Рыжего, — сказал Вазари. — Рыжего, как голова пророка. Джангири сказал, что у этого ребенка волосы цвета заката.
Хэл почувствовал, как дрогнуло сердце; его надежды ожили. Он отвернулся, чтобы Вазари не видел его лица, и отошел к борту. Стоял он там долго, позволяя ветру шевелить темные волосы. Потом обеими руками пригладил их и снова повернулся к Вазари.
— Ты был поистине добр, — сказал он и с улыбкой повернулся к Неду Тайлеру. — Отвезите этого человека и его экипаж на дау. Пусть плывут своей дорогой.
Нед удивился.
— Отпустить их? Прошу прощения, капитан, но как же украденный шелк?
— Пусть оставят себе. — Хэл громко рассмеялся, и все, кто это услышал, удивленно уставились на него. Много дней они не слышали смеха капитана.
— Это небольшое вознаграждение за то, что он мне дал.