Муссон - читать онлайн книгу. Автор: Уилбур Смит cтр.№ 187

В первые же мгновения погибли еще трое, остальных камни настигали, когда люди убегали по проходу туда, где лежали верблюды.

До верблюдов добрался только Дориан. Он добежал до Ибрисам и тяжело повалился на седло.

— Хат! Хат! — поднимал он верблюдицу, но когда она встала, камнепад внезапно прекратился и из-за поворота хлынули турки. Они добивали раненых арабов и, не задерживаясь, бежали вперед, окружая Ибрисам.

Дориан ударил одного из них в грудь копьем, глубоко вонзил его, преодолевая сопротивление живой плоти, но древко в его руках сломалось, и он, швырнув обломок в лицо другому врагу, выхватил саблю. Он рубил головы людям, пытавшимся стащить его с седла, и гнал Ибрисам по проходу. Верблюдица раскидывала преграждавших ей путь, лягалась, кусалась огромными желтыми зубами; одному турку она откусила пальцы, другому мощным пинком сломала ребра. И в конце концов вырвалась из окружения врагов.

Ибрисам бежала по проходу, который непрерывно изгибался и поворачивал; Дориан здоровой рукой цеплялся за луку седла. Кровожадные крики турок стихали вдали.

Проход в скалах тянулся на милю — здесь залегал слой более мягкой породы, за многие тысячелетия размытый дождями. Едва преследователи остались позади, Ибрисам перешла на ровную рысь, быстро покрывая расстояние; за этот аллюр она и получила прозвище Шелковый Ветер.

От жажды, усталости и боли Дориан впал в оцепенение. Стены прохода, уходящие назад словно в бесконечность, еще больше гипнотизировали его. Один раз он едва не упал с седла, но Ибрисам почувствовала, что он соскальзывает, и остановилась. Это привело Дориана в чувство, он сел надежнее, и верблюдица пошла дальше.

Он наконец заметил, что Ибрисам идет с трудом, но и сам едва держался в седле. Чтобы спешиться и осмотреть ее, требовалось слишком большое усилие.

Он снова задремал, а когда пришел в себя, они вышли из дальнего конца прохода и оказались на открытых землях племени авамир. По высоте луны и расположению звезд Дориан понял, что полночь уже миновала.

Ночь была ледяной — резкий контраст с жарким днем. Кровь и пот, вымочившие одежду, замерзли, и стало еще холоднее; Дориан дрожал, у него кружилась голова.

Ибрисам двигалась под ним необычно: слишком коротким шагом, изогнув спину. Наконец Дориан собрал все силы и решимость, чтобы остановить верблюдицу и заняться ею.

Проверил мех с водой, висевший у нее на холке, и обнаружил, что зловонной воды из Гхайл-я-Ямин осталось меньше галлона. Дориан достал из-под седла толстую шерстяную шаль, служившую потником, и закутался в нее. По-прежнему дрожа, он осмотрел Ибрисам, чтобы понять причину ее поведения.

Он сразу увидел, что Ибрисам сзади мокрая и блестит в лунном свете; он увидел также, что верблюдица обильно испражняется. Испражнения жидкие и окрашены кровью. Дориана охватило отчаяние. Забыв про свои раны и боль, он прощупал ее скользкие влажные бока, но когда коснулся брюха сразу за задними ногами, Ибрисам негромко застонала; Дориан увидел, что его рука в крови.

Копье турка пробило верблюдице живот и глубоко вонзилось во внутренности. Ибрисам получила смертельную рану, и то, что она несла Дориана так долго, было чудом любви и самоотверженности. Дориан был так слаб, так опечален, что по его щекам покатились слезы. Отвязав кожаное ведро, он наполнил его остатками воды из меха.

Выпил полпинты горькой жидкости и опустился на колени перед головой Ибрисам.

— Моя храбрая девочка, — сказал он и дал ей допить то, что оставалось в ведре. Она жадно выпила воду и, закончив, обнюхала дно.

— Я больше ничего не могу для тебя сделать, — сказал Дориан, гладя ей уши. Ибрисам нравилось, когда он так делал.

— К утру ты умрешь, — сказал он, — и я с тобой, если ты не пронесешь меня еще немного, потому что турки пойдут за нами. Понесешь меня в последний раз?

Он встал и негромко позвал:

— Хат! Хат!

Она повернула голову и посмотрела на него огромными глазами, полными боли.

— Хат! Хат! — повторил он, и верблюдица застонала и с трудом встала. Дориан забрался в седло.

И Ибрисам все той же хромающей походкой пошла по следу, оставленному принцем и людьми Батулы между холмами и в глубоких вади. Дориан снова едва не упал, но пришел в себя и сетью для перевозки грузов привязался к седлу. Он задремывал, просыпался, снова задремывал, медленно погружаясь в беспамятство, утратив всякое представление о времени, скорости, направлении. Так они брели — умирающее животное и человек.

Через час после рассвета, когда их снова обожгло жестокое восходящее солнце, Ибрисам в последний раз легла. Она умерла, пытаясь идти.

С последним стоном верблюдица тяжело опустилась, выбросив Дориана из седла на жесткую землю.

Дориан на коленях прополз в тень Ибрисам. Он старался не думать о ее смерти и о потере такого количества людей. Все силы тела и души он сосредоточил на том, чтобы дожить до того мгновения, когда Батула приведет воинов-авамиров ему на выручку.

Он видел на земле перед собой следы множества верблюдов и понял, что даже в предсмертных муках Ибрисам шла по следу Батулы и принца к оазису Мухаид. Это может спасти ему жизнь: возвращаться они будут по своему следу.

Правило пустыни — не покидать безопасное место и не уходить в сторону, но Дориан знал, что турки идут за ним. Заян аль-Дин не отстанет от него так легко.

Враг, должно быть, совсем близко, и, если Дориана найдут раньше, чем вернется Батула, с ним обойдутся так же, как Заян обошелся с ранеными, которых захватил в проходе Пестрой Газели.

Он должен идти навстречу Батуле и оставаться на ногах сколько хватит сил. Дориан шатаясь встал и посмотрел на груз, который несла Ибрисам. Может ли он использовать что-нибудь из этого? Дориан снял водяной мех, потряс его, поднял обеими руками и поднес горлышко к губам. Несколько горьких капель неохотно скользнули к нему в рот, и он с трудом проглотил их — горло уже распухло.

Он отбросил пустой мех.

Оружие. Он рассмотрел то, чем располагал. Джезейл в кожаном чехле, при нем фляжка с порохом и мешочек с пулями. Ложе мушкета выложено серебром и перламутром, замок тоже украшен серебром. Все вместе весит почти семь фунтов — слишком тяжело нести. Придется оставить.

Сломанное копье осталось позади, сабля будет тянуть его к земле, ее вес с каждой пройденной милей станет удваиваться. Дориан печально расстегнул оружейный пояс, и тот упал на песок. Но Дориан сохранил кинжал: он понадобится в самом конце. Кинжал острый. Дориан сам наточил его так, что мог сбривать им золотистые волосы на своем предплечье. Когда турки окружат его, он упадет на кинжал — предпочтет чистую смерть оскоплению и распоротому животу.

Потом Дориан посмотрел на Ибрисам и сказал:

— Я прошу тебя о последней услуге, дорогая.

Склонился к ней и кинжалом разрезал брюхо. Достал из желудка горсть содержимого, выжал пальцами жидкость и выпил ее. Жидкость была горькой от желчи, и Дориану пришлось подавлять рвоту, чтобы не исторгнуть ее обратно; но он знал, что это даст ему силы прожить еще несколько часов под безжалостным солнцем.