Королева викингов - читать онлайн книгу. Автор: Пол Андерсон cтр.№ 103

Поппо вышел вперед. Его голос раскатился по залу.

— Приветствую и благословляю всех вас. Я прибыл сюда по велению моего императора — но, более того, по воле моего Господа Христа, повелителя всех людей, — чтобы принести в вашу землю истину, а вам даровать спасение. Позвольте мне для начала сказать, что я не произнесу ни одного худого слова против ваших отцов. Они вершили замечательные дела, но при том оставались непросветленными, каковыми все были, донеже Спаситель сошед на землю, и каковыми доселе пребывают многие из детей Адама. Только во Христе, сыне Марии, открывается вековечное блаженство.

Он не стал слишком сильно затягивать свою проповедь и вскоре перешел к речам о всемирном братстве, кое являет собой христианский мир, о доброжелательности императора, о расширении торговли — для сельди, которая ежегодно проходит через Зунд, нашлись бы огромные новые рынки — и, кстати, о том, что христианские воины готовятся объединиться против язычников — мавры, обитающие на далеком юге, обладают неисчислимыми богатствами…

Разумно, думала Гуннхильд. Но ей хотелось бы, чтобы в глазах епископа пылало меньше огня. В чем на самом деле заключалась истина? Где пребывал Эйрик? Пировал в Вальхалле, горел в аду, лежал в могиле — его сон должен был быть беспокойным… Но нет, ведь он так и не был захоронен; ветер обдувал его белые кости, и, возможно, он сам был этим ветром.

Но ведь она ничего не знала об этом!

Когда Поппо умолк, Харальд, как было заранее решено, обратился к Свейну Красноречивому, прибывшему с Фюна. Старик поднялся с места.

— Мы выслушали нашего гостя, — сказал он. — Мы признаем, что Белый Христос — это бог. Его последователи многочисленны и сильны; его деяния видны повсюду. Но насколько он на деле велик? Обладает ли он мудростью Одина, что не только поднимает нас в сражения, но и породил первых наших королей? Когда штормы приносят дождь, оплодотворяющий землю, — разве не полет молота Тора мы зрим, разве не грохот колес его колесницы мы слышим? Разве не он препятствует троллям вторгнуться в пределы мира? Эгир дарует удачу мореплавателям и добычу тем, кто собирает урожаи с морской нивы. Когда моряки возвращаются домой, Ран, жена Эгира, оказывает им добрый прием. Фрейр оплодотворяет, Фрейя зачинает, а Фригг есть мать самой жизни…

И никто, ни с той, ни с другой стороны, не сказал ни слова о том, что в состоянии сделать сам человек, думала Гуннхильд. И мужчины, и женщины должны выполнять то, что было предназначено им неведомо кем, неведомо где и неведомо когда. Да, язычник мог заслужить себе место в Вальхалле — или, по крайней мере, имя, которое будет славиться среди потомков своим бесстрашием. Христианин мог попасть на Небеса, но это она плохо понимала — в награду то ли за свои подвиги во славу Христа, то ли за свое постоянное смирение (впрочем, этого она и вовсе не могла понять). Ни разу еще ей не доводилось услышать хотя бы слово о единении человека с миром, о том, как они совместно направляют в нужное русло поток времени — не то, чтобы она полностью понимала, как это можно содеять, но кое-какое представление все же имела, и это представление должно было остаться с нею навсегда.

И она никому не позволит лишить ее этого знания. Она не выпустит из своей власти те силы, которые должны помочь ей вновь возвысить дом Эйрика Кровавой Секиры.

А разговор между тем все тянулся и тянулся, то сердечный и спокойный, то суровый и упорный. Харальд Синезубый говорил мало, зато внимательно слушал. Солнечные лучи становились все длиннее и длиннее.

В конце концов — тени уже начали по-вечернему сгущаться — Поппо поднялся и объявил:

— Хватит разговоров. Так мы никогда не сможем договориться. Если будет на то воля короля, то завтра я свершу нечто такое, что не оставит никаких сомнений во всемогуществе Христа у каждого, кто увидит это чудо. Прикажи раскалить кусок железа как можно горячее, мой лорд. Я возьму его голой рукой и останусь невредимым. Тогда-то вы не сможете не уверовать.

И в лице, и в голосе епископа Гуннхильд заметила непоколебимую уверенность. Сквозь внезапно поднявшийся шум она услышала, как Гудрёд с присвистом втянул сквозь зубы воздух. Что ж, подумала она, вероятно, сильный колдун смог бы сделать то же самое. Но лучше для нее будет не говорить об этом вслух, ни сейчас, ни когда-либо потом. В конце концов, она ведь позволила окропить свой лоб святой водой.

Далее последовал пир; впрочем, он был довольно тихим и закончился рано. Люди мучительно думали. Сама Гуннхильд плохо спала этой короткой белой ночью. Воспоминания, печали, надежды нахлынули на нее: Эйрик, их дети — еще совсем маленькие, ее отец и Ульвгард, Эйрик, финны, Торольв, Стэйнмор и пировавшие там вороны, ужасный Эгиль, победа над Рёгнвальдом Длинной Костью и Хальвданом Черным, Эйрик, Торольв… Она почувствовала, что в ее лоне стало горячо. Но она должна была отбросить все эти мысли и думать только о завтрашнем дне сыновей ее и Эйрика. Ведь должна?

На следующее утро Гуннхильд услышала пение из дома, предоставленного Поппо. Они служили мессу, поняла она; он исповедовался, получил отпущение грехов, причастился плоти и крови своего Христа.

Он вышел в богатых, расшитых золотом одеяниях, держа в правой руке изогнутый епископский посох. Безмолвные, настороженные датчане столпились вокруг открытого горна, набитого пылавшими белым пламенем угольями, поверх которых играли светло-голубые языки пламени. Утро оказалось безветренным; на небе не было ни облачка. В огне лежала полоса железа, раскаленная почти добела. Поппо перекрестился, произнес молитву на латинском языке и протянул свободную руку ладонью вверх. Кузнец поднял брусок клещами и положил его на ладонь епископу. Поппо принялся неторопливо расхаживать взад и вперед перед собравшимися. Брусок железа в его руке медленно темнел. Гуннхильд не могла не отметить, что от людей, столпившихся вокруг нее, вдруг резко запахло потом — видимо, от волнения.

В конце концов Поппо небрежно бросил железо — оно было теперь просто теплым — на землю, поднял руку и поднес ладонь к самому лицу короля Харальда. Ни на ладони, ни глубже, под рукавом, не было ни малейшего следа ожога.

— Видел? — спросил епископ, обращаясь, конечно, не только к королю, но и ко всем присутствовавшим.

Король упал на колени. Один за другим люди в толпе делали то же самое. Гуннхильд осталась стоять.

— Ты прав, — быстро произнес король громким голосом. — Христос истинный Бог; Христос — Господь. — Он поднялся на ноги и обвел всех присутствовавших яростным взглядом. — Вы, все! Вы должны принять крещение, признать Христа и отказаться от язычества. Я сделаю всех датчан христианами.

Он все равно мог без большого труда рано или поздно сделать это, подумала Гуннхильд. Она взглянула на священную рощу, находившуюся поблизости. Там дрожали блики солнечного света, а на деревьях перешептывались листья. Теперь роще предстоит пасть под топором. Возможно, из этих деревьев на этом же самом месте будет воздвигнута церковь. Эти мысли казались ей странными. Все сегодня было странно. Она должна была справиться с этим, но лишь в своем сердце, в одиночку, ибо на свете не было человека, который мог бы помочь ей.