— Спасибо, Шини-кун, удружил! — сказал великан, открывая дверь. — Не выходите.
По тропинке, петлявшей вдоль храмовых помещений, где хранились священные паланкины, мимо десятков валявшихся там и сям заколотых или задушенных сохэев и самураев, шёл гигант, а следом — Шиничиро. В тщательно ухоженной сосновой роще — храмовом саду — Томо глядел в оба, примечал каждую движущуюся тень от ветвей, колыхаемых лёгким ветром, вслушивался в малейшие шорохи. Взгляд его, зоркий, точно у беркута, а сам он — сосредоточенный, как писарь.
Массивные приоткрытые мраморные ворота, ведущие к захоронению, словно придворные льстецы, застыли в поклоне над маленькими пагодами надгробий, за ними прошмыгнула тень Каори.
— Великан, они тебя за нос водят, — предупредил Шиничиро, идущий рядом, с катаной наперевес.
— Ты из додзё?
— Да, — неохотно ответил юноша.
— Так и думал. Зачем убежал? — осуждающе воззрился Томо.
— Не понимают, — пожал плечами юноша, нахмурившись.
— Поговорим позже, держись за моей спиной! — указал великан.
Каори, показавшись за крайними от тропы соснами, бросила кинжал, который не достиг цели, воткнувшись в дерево около Томо.
— Обман, — прошептал Шиничиро, прислонившись к сосне, сжав клинок двумя руками. — Я отстану шагов на десять, прикрою твою спину. У меня есть парочка сюрикэнов. — Нагнувшись, он осторожно прокрался назад.
Бесшумно появившись за спиной гиганта, Асахара получил «звёздочку» в зад. Подпрыгнул, как ошпаренный, взвизгнул. И, разворачиваясь, великан припустил могучим кулаком в челюсть бандиту. Тот отлетел на несколько ярдов, стукнулся о сосну и потерял сознание.
— Я приказываю остановиться! — на тропе возникла величественная высокая женщина. Она медленно спустила капюшон; длинная заколка в чёрном узле волос блеснула янтарём. Она изящно вытянула правую руку, продемонстрировав сверкающий яркими искрами крупный бриллиант на указательном пальце. — Я твоя госпожа.
— Кидзё, Суа-химэ, вас ли я вижу?
Голос Томо ослаб, сохэй словно забыл об опасности. Великан, опустив меч и цепь, пошёл к ней, как зачарованный.
— Болван! — бросил Шиничиро свистящим шёпотом. — Пропадёшь… глупец!
Гигант не обернулся.
По соседнему ряду сосен юноша быстро-быстро догонял монаха-охранника. Вдруг кто-то схватил его, потянул так, что юноша свалился, выронив меч. Отёр глаза от снега, сыпавшегося с ветвей, хотел закричать, но звук пропал — широкая горячая ладонь придавила рот. Шиничиро, резко дёрнувшись, сильно укусил чьё-то запястье. Нащупал ногами опору — кривой ствол, оттолкнулся, что было сил, и миновал захват, оказавшись в двух шагах от незнакомца.
— Нервы на моей левой руке повреждены, — тихо пояснил человек в мешковатой одежде монаха-воина, его прищуренные глаза пристально глядели из-под капюшона. Он сидел, облокотившись о ствол, на коленях лежали ножны с наполовину вытащенным катаной. Старый монах выглядел болезненным, медленно дышал, но взгляд его был исполнен собственного достоинства. — Подозрения оправданы, сестра императора тоже заодно с шайкой Рыжего Змея. Я — Сендэй.
— Да хоть Будда, мне надо выручить друга! — фыркнул юноша, подобрав меч.
Шиничиро стремительно двинулся под кронами, снега у основания деревьев меньше и шаги почти не слышались. Прямая, как ствол, властная фигура Суа виднелась из-за сосен возле глинобитной стены. Подняв из снега подвернувшийся под руку толстый прут, парень приготовился швырнуть, но услышав издалека голос Хаору, растерялся.
— Может, хватит на морозе торчать, не июль месяц, а?! Сумка тяжёлая, давай скорее… ой, укуси тебя дракон, не вздумай убить, кто мне лодку починит? — Хаору вряд ли надеялся заставить принцессу заниматься восстановлением его гнилой посудины. Орал, что в голову взбрело — лишь бы его не приняли за участника сражения. Пусть сочтут полоумным — лишь бы выбраться живым, унести подальше ноги.
Не таков был Шиничиро! Выметнувшись из-за дерева, он бежал, набирая скорость, грудь его напряглась, как тетива лука, готовая выпустить стрелу, напоённую ядом обиды. Шини крепко сжимал сучковатый прут, который так и просился лечь на голову сестре императора — месть, месть, месть! — стучало его сердце.
Воспользовавшись замешательством гиганта, Суа яростно полоснула Томо клинком. Бледная сверкающая трещина расколола темноту — Томо глухо закричал, упав на колени. Хлестала кровь из раны — от шеи до середины живота. Следом за великаном получила «что причитается» и девушка, — Шиничиро, в прыжке сгруппировавшись в ядро, сбил её с ног. От неожиданности она вскрикнула. Меч, украшенный драгоценностями на рукоятке, воткнулся в землю.
— Эй, иди, забирай свою хозяйку! — крикнул юноша в темноту угла глинобитной стены. — Получила, да? — рявкнул он, склонившись над ней. Суа находилась без сознания, её красивое румяное лицо выглядело мирно, чёлка с блестящей заколкой прелестно лежала на гладком прямом лбу, ноздри слегка подрагивали. Подобрав богатый клинок, парень насторожился: шаги! Шиничиро нырнул в проём между сосен.
У самой изгороди малого храма на дорожке сидел и ошарашено тёр затылок Хаору. Завидев меч, которым на бегу помахивал друг, «Бамбуковый мореход» резко поднялся, и, пошатываясь, побежал в сторону выхода со двора.
— Что случилось, где Кимиясу-сан? — трое солдат императорского патруля, вооружённые длинными мечами, вошли в открытые ворота. Следом показались ещё пятеро, с копьями яри.
— Их обоих убили! В храме мёртвые бандиты, — объявил Шиничиро сердито. — Пропустите…
— Никого не выпускать, — сказал десятник, глядя по сторонам, отдавая указания солдатам.
— Не подхо-дить!.. — обрывисто донеслось из рощи. Пара сюрикэнов, вылетевших из-за деревьев, впились двоим в головы.
Десятник, отходя к выходу, испугано вглядывался в темноту.
Пропустив Шиничиро и Хаору, он примкнул к шестерым оставшимся, намереваясь разобраться с бандитами. На тропе вдоль храмовых построек быстро промелькнули два человека, и встала, как вкопанная, величественная фигура в капюшоне.
— Именем императора, приказываю сдаться! — воскликнул десятник.
Двор храма Кабукодзи и сосновая роща стали последним пристанищем патрульных.
Кротко подложив руку под голову, с широким позолоченным лицом и длинными косыми глазами из сапфира, Будда наблюдал за хладнокровной расправой с улыбкой мирной грусти на тонких губах, со своего мраморного ложа около озерца, в котором отражались сотни ярких звёзд.
Шиничиро, удирая, испытывал неприятное тоскливо-щемящее чувство, противоречивое и навязчивое, как стук осеннего дождя.
Глава 14
Всякий раз, когда долго не видел отца, Шиничиро тосковал. И теперь, понимая, что отца, несомненно, заберут на войну, волновался. Сердце билось чаще, изматывающая тревога и страх перед неизбежным не отпускали его… Вернуться в Ампаруа означало проявить слабость, но не увидеться с отцом Шиничиро не мог.