Ацтек. Том 1. Гроза надвигается - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 157

На каждом постоялом дворе нам обязательно предлагали особый «десерт». Кажется, я уже упоминал отношение пуремпече к плотским наслаждениям. Иноземцы, в зависимости от своих собственных взглядов, считали это кто мерзкой распущенностью, а кто, напротив, терпимостью, но, так или иначе, хозяева постоялых дворов в Мичоакане были готовы удовлетворить все мыслимые запросы и вкусы гостей. Всякий раз, когда мы заканчивали трапезу в гостинице, хозяин осведомлялся сначала у меня, а потом у моих носильщиков:

– Вам кого на сладкое, мужчину или женщину?

Я предоставил своим людям полную свободу выбора и платил им достаточно, чтобы они могли развлекаться на свой вкус, но сам неизменно от такого «угощения» отказывался. Дома меня ждала Цьянья, и я теперь был уже не тот, что прежде: не стремился попробовать дары всех стран, какие только посещал. Однако мой ответ: «Спасибо, ни то и ни другое» неизменно вызывал вопрос: «Значит, господин предпочитает зеленые фрукты?» Возможно, пришлому искателю удовольствий и впрямь следовало уточнять, кто ему нужен – мужчина или женщина, мальчик или девочка, тем паче что иноземцу было весьма затруднительно различить, к какому полу принадлежит тот или иной местный житель. Дело в том, что у пуремпече бытовал странный обычай: за исключением рабов, все – от высшей знати до бедняков – полностью сбривали на голове волосы и брови и тщательно выщипывали по всему телу растительность – любой, даже едва заметный пушок под мышками и в промежности. Поэтому все туземцы – что мужчины, что женщины, что дети – были совершенно безволосыми, если не считать ресниц. К тому же, несмотря на столь легкомысленное отношение ко всем формам соития, днем местные жители одевались весьма целомудренно: они ходили, кутаясь в многослойные покрывала, и отличить мужчин от женщин удавалось не сразу.

Сперва я предположил, что приверженность пуремпече гладкой безволосой коже объясняется либо своеобразным представлением о красоте, либо просто веяниями моды, но, похоже, за этим крылась их прямо-таки болезненная чистоплотность. Изучая язык этого племени, я выяснил, что в поре имеется не меньше восьми слов для обозначения различных видов перхоти и примерно столько же для обозначения вшей.

К морскому побережью мы вышли возле огромной бухты, наполненной голубой водой и защищенной от буйства волн, и морских штормов полукольцом суши. Там находилось поселение, которое местные жители называли Патамкуаро, а наведывавшиеся сюда из Мешико почтека – Акамепулько. Оба названия, и на поре, и на науатлъ, имели одинаковое значение и были связаны с заросшими камышом и тростником болотистыми прибрежными низинами. Акамепулько был не только рыболовецким портом, но и торговым центром для живших восточнее и западнее по побережью народов. Приморские жители добирались туда по воде, чтобы продать или обменять на рынке рыбу, черепах, соль, хлопок, какао, ваниль и другие продукты и плоды Жарких Земель.

На сей раз я решил не нанимать лодки, чтобы не впутывать в дело посторонних, и поэтому купил четыре вместительных морских каноэ. Мы полагали, что ввосьмером как-нибудь управимся с суденышками, однако на деле это оказалось не так-то просто. Да и купили мы их с трудом. Привычные нам акали, плававшие по озерам, легко было вырезать из мягкой древесины росшей в наших краях сосны. Но морское каноэ выдалбливалось из тяжелого и твердого красного дерева, и на изготовление его уходил не один месяц. Почти все семьи в Акамепулько использовали свои каноэ из поколения в поколение, и никто не хотел продавать нам акали, поскольку лодки были постоянно нужны местным жителям для рыбной ловли и сбора морепродуктов. Правда, в конце концов я все-таки разжился необходимыми мне четырьмя акали, но это стоило мне долгих напряженных переговоров и гораздо большего количества золотого порошка, чем я предполагал поначалу.

Да и перегонять их на юго-восток оказалось не так-то просто: ведь на одну лодку приходилось всего по два гребца. Все мы имели некоторый опыт вождения каноэ на озерах, а там тоже случались бури, но вот подводные течения и волны приливов, вздымающиеся даже в спокойную погоду, были нам в новинку. Несколько моих закаленных вояк, желудки которых не реагировали даже на самые тошнотворные картины войны, на протяжении двух или трех дней отчаянно мучились морской болезнью. А вот меня, может быть потому, что мне уже доводилось бывать на море, эта напасть миновала. Мы быстро усвоили, что, когда волнение становится особенно яростным и непредсказуемым, нужно не льнуть к берегу, а, наоборот, уходить в открытое море, хотя в шторм находиться вдали от суши Сего Мира и было страшновато. Весь день мы плыли далеко от берега и причаливали лишь на закате, чтобы провести ночь на мягком, но в то же время не колыхавшемся и не уходившем у нас из-под ног прибрежном песке.

Как и в прошлое мое путешествие, пески побережья по мере продвижения на юг постепенно темнели: блестящий белый сначала превратился в тускло-серый, а там и в черный, как застывшая лава. И вот наконец ровный пляж перегородил вдающийся в море скалистый мыс. Благодаря топазу я увидел гору издалека, и поскольку дело шло к вечеру, распорядился немедленно причалить к берегу. Когда мы расселись вокруг походного костра, я, обратившись к своим семерым спутникам, напомнил им, что ждет нас завтра, и добавил:

– Наверняка некоторые из вас сомневаются, можно ли поднять руку на жреца, пусть даже это жрец чужого бога. Отбросьте все сомнения. Если вам покажется, что перед вами всего лишь беззащитные служители божества, не поддавайтесь этому впечатлению. Учтите, при первой же возможности они перебьют нас всех, а потом разделают, как кабанов, зажарят и съедят, смакуя изысканное лакомство. Но мы не дадим им такой возможности, ибо завтра будем убивать сами. Поэтому если не хотите погибнуть – будьте беспощадны. Помните это и следите за моими условными сигналами.

На следующее утро в отчаливших от берега челнах уже находились не молодой почтека с семью носильщиками, а отряд грозных воинов мешикатль под предводительством многоопытного «старого орла» – куачика. Развязав котомки, мы вооружились и облачились, как подобало бойцам. Я нес старый боевой щит Пожирателя Крови, его копье с остроконечным флажком на древке и подобающий военному предводителю головной убор. Из знаков воинского отличия мне не хватало лишь костяной вставки в носу, но дело в том, что у меня там не было дырки. Семеро остальных солдат тоже надели стеганые доспехи, собрали волосы на макушках в узлы и воткнули туда перья, а также разрисовали себе лица разноцветными узорами. Каждый из нас был вооружен макуауитль, кинжалом и копьем.

Наша маленькая флотилия приближалась к скалистому мысу открыто, мы намеренно хотели привлечь внимание хранителей святилища. И это нам удалось: на склон немедленно высыпало около дюжины злобных, одетых в рваные и латаные звериные шкуры жрецов цью. Хотя высадиться на песке было бы гораздо легче, мы не стали поворачивать лодки к берегу, а гребли прямо к утесам.

То ли из-за того, что на сей раз я попал сюда в другое время года, то ли потому, что мы подплывали с запада, но только океан сейчас буйствовал с куда меньшей силой. Однако волнение все-таки было достаточно сильным, и суденышки столь неопытных мореходов запросто могли бы разбиться о скалы, если бы знавшие здесь все пороги жрецы вдруг не попрыгали в воду и не помогли затащить наши каноэ в скрытые среди скал расщелины. Разумеется, они просто испугались грозного вида боевых доспехов мешикатль, на чем и строился мой расчет.