После получения Вашего Высочайшего указания о прекращении компилирования известной хроники, а также в связи с тем, что с учетом прилагаемых ниже страниц она наконец представляется нам вполне завершенной и даже сам ацтек заявляет, что ему нечего больше нам поведать, мы прилагаем к сему письму заключительную часть его рассказа.
Большая часть того, что поведал индеец о Конкисте и ее последствиях, уже известна Вашему Величеству из отчетов, посылавшихся на протяжении всех этих лет генерал-капитаном Кортесом и другими офицерами, являвшимися непосредственными участниками событий. При этом, однако, в изложении нашего ацтека все произошедшее выглядит несколько иначе, нежели в устах упомянутого генерал-капитана, безудержно похвалявшегося тем, как он «один, с горсткой верных товарищей и без чьей-либо помощи» завоевал и покорил весь этот континент.
Вне всяких сомнений, теперь, когда вслед за нами и великий Государь может прочитать и оценить повествование полностью, становится очевидным, что оно представляет собой не совсем то, что, надо думать, Его Величество рассчитывал получить, повелевая нам производить все эти расспросы и записи. Едва ли также стоит повторять, что лично мы не испытали разочарования, ибо и не ждали от исповеди старого язычника ничего хорошего. Тем не менее, если результат трудов верного слуги смог оказаться хоть в какой-то степени полезным или интересным для нашего суверена (например, предоставил великому монарху возможность ознакомиться со множеством диковинных, странных и своеобразных обычаев индейцев), мы постараемся убедить себя в том, что наши терпение и снисходительность, равно как и тягостный каждодневный труд братьев-писцов, не были совсем уж напрасными и не пропали втуне. Мы надеемся, что Ваше Величество, подобно Царю Небесному, проявит милосердие и не возложит на нас вину за то, что содержание нескольких томов хроники оказалось столь тривиальным, но, напротив, оценит то усердие, с коим мы взялись за эту работу, равно как и стремление наше хоть как-то облагородить нечестивые измышления сего дерзкого ацтека, так что в целом отнесется к нам и к плодам трудов наших с благожелательным снисхождением.
Кроме того, прежде чем по предписанию монарха наши занятия с этим ацтеком будут завершены, нам хотелось бы узнать, не угодно ли Вашему Величеству, чтобы мы истребовали у него какие-либо дополнительные сведения либо же получили еще более пространные комментарии его и без того уже обширным, занявшим не один том хрон кам. В этом случае мы позаботимся о том, чтобы индеец пока оставался под рукой. Если же у Вас нет более вопросов к вышеупомянутому туземцу, то не соблаговолит ли Ваше Величество дать какие-либо указания относительно его дальнейшей судьбы или же предпочтет, чтобы мы предоставили таковую на усмотрение Всевышнего?
И да пребудет ныне, присно и во веки веков всеблагая милость Господня с Вашим Наиславнейшим Величеством, о чем неустанно молится Вашего Священного Императорского Католического Величества преданный слуга
Хуан де Сумаррага (в чем и подписывается собственноручно).
Как я уже говорил вам, почтенные писцы, название нашего одиннадцатого месяца, Очпанитцили, означает «Метение Дороги». В тот год это название приобрело еще и дополнительный зловещий смысл, ибо именно тогда, ближе к концу одиннадцатого месяца, когда пошли на убыль сезонные дожди, Кортес, как и грозился, двинулся в глубь материка. Оставив на побережье лодочников и сформировав из части своих воинов гарнизон нового города Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус, сам белый вождь выступил в путь в сопровождении примерно четырехсот пятидесяти белых воинов и тысячи трехсот вооруженных и снаряженных для боя тотонаков. Еще тысяча тотонаков служили у Кортеса в качестве тамемиме — военных носильщиков, тащивших запасное оружие и доспехи, пушки, тяжелые боеприпасы, провиант и тому подобное. Среди этих носильщиков затесалось несколько «мышей» Мотекусомы, которые передавали результаты своих наблюдений другим соглядатаям, размещенным по всему пути следования, благодаря чему малейшие подробности моментально становились известны в Теночтитлане.
Согласно донесениям лазутчиков, Кортес неизменно держался во главе колонны. Облаченный в сверкающую металлическую броню, он двигался верхом на лошади, которую насмешливо и в то же время любовно называл Лошачихой. Другая особь женского пола, не менее дорогая сердцу испанского командира, моя старая знакомая Малинцин, горд0 вышагивала рядом с его седлом впереди отряда. Кортес разрешил взять с собой спутниц лишь нескольким самым старшим командирам, но все испанцы, вплоть до простых солдат, рассчитывали, что обязательно захватят женщин по пути. Зато чужеземцы прихватили с собой всех до единой лошадей и собак. Правда, куимичиме сообщали, что в горах животные становятся неуклюжими и медлительными и управляться с ними очень трудно. К тому же там Тлалок продлил свой сезон дождей, причем ливни хлестали ледяные, сопровождавшиеся сильным ветром и слякотью. Путники продрогли и промокли насквозь, броня была для них тяжкой обузой, и вряд ли хоть кому-то из них это путешествие показалось приятным.
— Аййо! — узнав последние новости, воскликнул Мотекусома, весьма довольный. — Теперь испанцы видят, что дальше от моря лежит далеко не столь гостеприимная местность, как Жаркие Земли. Пошлю-ка я им навстречу своих чародеев, чтобы они сделали их жизнь еще менее приятной.
— Лучше позволь мне послать им навстречу воинов, которые сделают жизнь испанцев невозможной, — угрюмо проворчал Куитлауак.
Но Мотекусома снова ответил отказом:
— Я предпочитаю сохранять видимость дружелюбия, пока это будет возможно. Пусть колдуны поражают белых людей чарами и проклятиями, и наконец те сами в отчаянии повернут назад, не подозревая, что это наших рук дело. Пускай испанцы сообщат своему королю, что местность здесь негостеприимная и нездоровая, но не отзываются плохо о нас.
Сказано — сделано: придворные колдуны под видом обычных путников спешно отправились на восток. Не берусь судить, возможно, чародеи и обладают удивительными, недоступными обычным людям способностями, но все препоны, которые они попытались воздвигнуть на пути Кортеса и его воинства, оказались никчемными и ничтожными. Во-первых, колдуны натянули между деревьями, поперек тропы, по которой двигался отряд, несколько тонких нитей, на которых повесили голубые бумаги, расписанные таинственными узорами. Но хотя предполагалось, что такие препятствия будут непреодолимыми для всех, кроме кудесников, Лошачиха, находившаяся во главе колонны, попросту разорвала все эти нити, причем, похоже, ни Кортес, ни кто-либо другой вообще ничего не заметили. Чародеи известили о случившемся Мотекусому, но с их слов выходило, будто это не они оплошали со своими чарами, а сами лошади обладают магическими свойствами, лишившими их ворожбу силы.
Потерпев неудачу, колдуны тайно встретились с шедшими вместе с отрядом куимичиме и поручили «мышам» добавлять белым людям в пищу сок сейбы и фрукт под названием тонал. Сок дерева сейба вызывает у человека столь неуемный аппетит, что он пожирает все, что оказывается под рукой, и в считанные дни толстеет так, что теряет способность двигаться. Во всяком случае, так говорят колдуны. Фрукт тонал тоже способен доставить неприятности, хотя и иного рода. Тонал, вы еще называете его колючей грушей, — это съедобный плод кактуса нопали. Перед тем как взять его в рот, тонал необходимо тщательно очистить. Пришельцы не могли этого знать, и наши чародеи надеялись, что белые люди будут испытывать нестерпимые мучения, когда множество крохотных, невидимых, но жалящих весьма болезненно колючек, которые почти невозможно извлечь, изранят испанцам пальцы, губы и языки. Кроме того, тонал оказывает и иное воздействие. У всякого вкушающего его красную мякоть моча приобретает кроваво-красный цвет, и человек пугается, Думая, что страдает тяжким недугом.