По прибытии я облачился во все блистательные регалии воителя-Орла, и нас, разумеется с почетом, встретила личная стража вождя ксайю Ах Туталя. Вся торжественная процессия проследовала по белому городу к дворцу правителя. Конечно, дворцом это здание можно было назвать лишь с большой натяжкой, но от нынешних майя не приходилось ожидать особой роскоши. Здания дворцового комплекса, как и все дома в городе, имели один этаж, были сложены из глинобитного кирпича, ярко выбелены известняком и покрыты соломой. Они располагались на площади, вокруг удобного и просторного внутреннего двора. Ах Туталь, косоглазый господин примерно моих лет, как и следовало ожидать, был просто поражен великолепием присланных Мотекусомой подарков и задал в мою честь отменный пир, на котором мы обменивались вопросами о здоровье и благополучии — его, моем, а также всех наших близких. Не то чтобы нас обоих все это так уж интересовало, просто было необходимо выяснить, в какой степени я владею местным наречием. Когда же объем моего словарного запаса был более-менее определен, мы перешли к обсуждению того, ради чего я и прибыл в Тихоо.
— Господин Мать, — обратился я к своему собеседнику, ибо именно такой нелепый титул носят все вожди в тамошних краях. — Скажи мне прямо: эти пришельцы, они и вправду боги?
— Благородный Ик Муйаль, — ответил тот, переведя мое имя на язык майя, — отправляя послание вашему Чтимому Глашатаю, я был в этом почти уверен. Но теперь… — Он изобразил на лице сомнение.
— А не может кто-то из них оказаться давно уплывшим, но обещавшим вернуться богом Кецалькоатлем, или, по-вашему, Кукульканом?
— Нет. По крайней мере ни один из них не имеет ни оперения, ни змеиного тела. А как еще можно распознать бога, если не по дивному обличью? У этих же двоих облик скорее человеческий, хотя они крупнее и волосатее обычных людей. Ростом они будут выше тебя.
— Согласно преданиям, — заметили, — богам при посещении простых смертных случалось принимать человеческий облик. Полагаю, они также вполне могли и явиться в виде человеческом, но необычном и пугающем.
— Твоя правда, — согласился вождь. — Но в том диковинной постройки каноэ, которое прибило к побережью, этих чужаков было четверо. А когда их всех принесли на носилках в Тихоо, двое из них оказались мертвы. Могут ли боги быть мертвыми?
— Мертвыми?.. — задумался я вслух. — А не может случиться, что они и не были живыми? Вдруг это лишние тела, которые боги брали с собой, чтобы ускользнуть в них, когда пожелают измениться?
— Это не приходило мне в голову, — пробормотал, поежившись, Ах Туталь. — Конечно, некоторые привычки и потребности наших гостей весьма своеобразны, а язык и вовсе выше моего понимания. Почему бы богам, которые взяли на себя труд принять человеческий облик, не заговорить уж заодно и на человеческом языке?
— Есть много человеческих языков, господин Мать. Возможно, они решили говорить на том, который непонятен в этих краях, но, может быть, мне удастся распознать его, ибо я путешествовал по многим землям.
— Благородный Орел, — промолвил вождь с легкой досадой, — я вижу, что доводов у тебя не меньше, чем у жреца. Но скажи, можешь ты найти хоть какое-то объяснение тому, что они отказываются мыться?
Я уточнил:
— Ты имеешь в виду — водой?
Собеседник смерил меня взглядом, явно решив, что Мотекусома прислал к нему в качестве посланника какого-то недоумка, и, тщательно выговаривая каждое слово, подтвердил:
— Да, именно водой. А чем, по-твоему, еще я мог бы предлагать им мыться?
Я вежливо кашлянул и сказал:
— Ас чего ты решил, что боги непривычны омываться чистым воздухом? Или даже солнечным светом?
— Ас того, что от них воняет! — заявил Ах Туталь, и в его голосе прозвучали одновременно и торжество, и отвращение. — Их тела пропахли застарелым потом и грязью, а Дыхание их зловонно. И вдобавок, словно этого мало, они, ничуть не смущаясь, оправляются в окошко, прямо ведущее на задний двор. Там уже выросла гора экскрементов, но это их ничуть не волнует. Эти двое, по всей видимости, незнакомы с чистотой, так же как незнакомы они и со свободой, и с хорошей пищей, которую мы им даем.
— В каком смысле они незнакомы со свободой? — удивился я.
Ах Туталь указал через одно из кривобоких окошек его «тронного зала» на низенькую постройку на противоположной стороне внутреннего двора.
— Они там. Забились внутрь и не высовываются наружу.
— Неужели ты держишь их в заточении? — вскричал я.
— Нет-нет, что ты! Они сами так захотели! Я же сказал тебе, что гости ведут себя более чем своеобразно. Они не выходят оттуда со времени своего появления, когда им отвели эти покои.
— Прости мне этот вопрос, господин Мать, — сказал я, — но, может быть, когда они появились, твои люди с ними обошлись грубо?
Ах Туталь, явно обиженный таким допущением, холодно ответил:
— С самого начала к ним относились сердечно, с интересом и даже с почтением. Как я уже говорил, двоих доставили сюда мертвыми, или, во всяком случае, таковыми их признали наши лучшие лекари. Мы, как и подобает цивилизованным людям, воздали умершим всю подобающую честь, включая церемониальное приготовление и поедание надлежащих частей их тел. Но именно после указанной церемонии эти двое живых богов забились в свои покои и с тех пор молча сидят там.
— Может быть, — рискнул предположить я, — им не понравилось, как вы распорядились их дополнительными телами?
Ах Туталь в раздражении воздел руки.
— Но их добровольное заточение давно довело бы до голодной смерти и те тела, в которые они сейчас воплотились, не посылай я к ним регулярно слуг с едой и питьем. Едят они, замечу, с большим разбором — фрукты, овощи и все такое. Мяса не употребляют вовсе. Уж мы угощали их всяческими лакомствами — и мясом тапиров, и ламантинов, но они от всего только воротили нос. Уж поверь, благородный Ик Муйаль, я всячески старался угодить им, но их вкусы ставят нас в тупик. Взять хотя бы их отношение к женщинам…
— Значит, они все-таки используют женщин, как обычные смертные мужчины? — прервал его я.
— Да, да, да, — нетерпеливо ответил вождь. — Женщины утверждают, что это обыкновенные мужчины во всем, кроме избыточной волосатости. Рискну предположить, что любой бог, коль скоро ему было угодно обзавестись мужским членом, и использовать этот орган станет по назначению. А для этого, благородный воитель, хоть для богов, хоть для кого существует не так уж много способов.
— Конечно, господин Мать, ты прав. Пожалуйста, продолжай.
— Я все время посылал им женщин и девушек, по две зараз, но чужеземцы никого из них не оставляли больше чем на две или три последующие ночи. Они все время выставляют женщин вон, наверное, чтобы я присылал им новых, что я исправно и делаю. Ни одна из наших женщин, похоже, не удовлетворяет их надолго. Если бы гости хотя бы намекнули, какой особенный или необычный тип женщин им нужен, а то я ведь и знать не знаю, чего им хочется. Как-то раз я попробовал послать им на ночь двух симпатичных юношей, но они подняли страшный шум, побили парнишек и выкинули их оттуда. Нынче же в Тихоо и окрестностях почти не осталось неиспользованных женщин. Эти гости уже опробовали жен и дочерей почти всех ксайю, кроме женщин из семейств высшей знати и моего собственного. И должен сказать, что мне грозит нешуточная опасность женского бунта: чтобы запихнуть в это их вонючее логово не только порядочную женщину, но и самую низкую рабыню, мне приходится применять грубую силу. Женщины говорят, что самое неестественное и противное в этих пришельцах то, что даже их тайные места воняют хуже подмышек. О, мне известно, что, по мнению вашего Чтимого Глашатая, я сподобился высокой чести принимать двух богов или кого-то в это роде. Вот бы самому Мотекусоме оказаться на моем месте и попробовать себя в роли опекуна подобных гостей, распространяющих зловоние и заразу. Истинно говорю тебе, благородный Ик Муйаль выпавшая на мою долю честь все больше и больше начинает казаться мне испытанием и просто морокой.