Ацтек. Том 2. Поверженные боги - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 111

Мотекусома, его придворные и советники, казалось, легко приспособились к перемене резиденции, и, похоже, это Действительно никак не сказалось на управлении страной.

Дела шли своим чередом. Как и всякий другой юй-тлатоани, Мотекусома регулярно встречался со своим Изрекающим Советом, принимал иноземных послов, представителей дальних провинций Мешико и держав Союза Трех, предоставлял аудиенции частным просителям.

Особенно часто в ту пору наведывался к нему его родной племянник Какамацин, несомненно, и не без оснований, беспокоившийся за судьбу своего шаткого трона Тескоко. Но, возможно, Кортес тоже велел своим союзникам и подчиненным «хранить спокойствие и ждать». Так или иначе, но никто из них — даже принц Черный Цветок, которому, понятное дело, не терпелось занять трон аколхуа, — не предпринимал никаких поспешных, непродуманных действий. На протяжении той зимы жизнь Сего Мира, казалось, шла своим чередом, как и обещал Мотекусома.

Однако точно этого сказать не могу, потому что я сам лично имел к государственным делам все меньшее и меньшее отношение. Мое присутствие требовалось редко, только когда Мотекусома желал выяснить мнение по тому или иному вопросу всех знатных мужей, проживающих в городе. Что же касается услуг переводчика (кстати, лицу, причисленному к знати, не подобало выступать в этой роли), то и они требовались от меня все реже. Под конец меня и вовсе перестали вызывать во дворец с этой целью: Мотекусома, очевидно, решил, что раз уж он собрался вполне довериться Кортесу, то может доверять и его наложнице Малинцин. Замечали, что эта троица немало времени проводила вместе, чего, впрочем, трудно было бы избежать, ибо они все же жили под одной крышей, хоть и в очень просторном дворце. Но на самом деле Кортес и Мотекусома начали получать взаимное удовольствие от общества друг друга. Они часто вели беседы об истории и нынешнем состоянии своих стран, рассказывали о религии и образе жизни. Для развлечения Мотекусома научил Кортеса азартной игре в патоли, и я, например, надеялся, что Чтимый Глашатай делает высокие ставки, отыгрывая таким образом хотя бы часть сокровищ, обещанных им белым людям.

Кортес, в свою очередь, не остался в долгу и познакомил Мотекусому с другим развлечением. Он вызвал с побережья некоторых своих моряков и мастеров, которых вы называете корабельными плотниками. Они захватили с собой множество неизвестных у нас металлических инструментов и приспособлений. Испанцы распорядились доставить им некоторое количество длинных прямых и ровных древесных стволов, которые, словно по волшебству, превратили в доски, брусья и шесты. За поразительно короткое время они построили точную, но уменьшенную вполовину копию одного из своих морских кораблей и спустили это судно на воду озера Тескоко: впервые над его гладью мы увидели лодку с крыльями, именуемыми парусами. Моряки, владевшие сложным искусством управления этим судном, могли теперь плавать по всем пяти сообщающимся друг с другом озерам, и на такие водные прогулки Кортес нередко приглашал Мотекусому, а порой даже не одного, а в сопровождении членов семьи или придворных.

Меня же избавление от придворных обязанностей и участия в государственных делах ничуть не огорчило. Я с радостью возобновил свой прежний праздный образ жизни и даже снова стал просиживать целыми днями в Доме Почтека, хотя уже и не так часто, как раньше. Жена ни о чем меня не просила, не говорила, что мне следует больше времени проводить дома, в ее обществе. Бью казалась очень слабой и быстро уставала. Ждущая Луна привыкла постоянно заниматься каким-нибудь полезным делом, вроде шитья или вышивания, но я стал замечать, что теперь, садясь за рукоделие, она стала подносить работу близко к глазам. А бывало, что она ни с того ни с сего роняла и разбивала что-нибудь из кухонной утвари. Когда же я поинтересовался, не болит ли у нее Что, Бью ответила просто:

— Я старею, Цаа.

— Мы с тобой почти одного возраста, — напомнил я.

Это высказывание, казалось, задело мою жену, как будто я вдруг принялся резвиться и танцевать, чтобы похвастаться перед ней своей бодростью и живостью.

— В этом одно из проклятий женщины, — ответила она с необычной резкостью. — Женщина всегда, в любом возрасте старше мужчины. — Но потом она смягчилась, улыбнулась и даже попыталась пошутить: — Вот почему мы относимся к своим мужчинам, как к детям. Потому что они, кажется, никогда не стареют… или даже не взрослеют.

В тот раз Бью отмахнулась от моего вопроса с такой легкостью, что прошло немало времени, прежде чем до меня дошло: то были первые симптомы серьезного заболевания, постепенно на годы приковавшего ее к постели. Бью никогда не жаловалась на плохое самочувствие и не требовала к себе внимания, но я все равно его оказывал, и хотя разговаривали мы мало, я видел, что ей это приятно. Когда умерла наша престарелая служанка Бирюза, я купил двух женщин помоложе: одну для ведения домашнего хозяйства, а другую — исключительно для ухода за Бью. Поскольку за многие годы я привык всякий раз, когда требовалось дать поручение по хозяйству, звать Бирюзу, отделаться от этой привычки на старости лет мне так и не удалось. Обе женщины смирились с тем, что хозяин окликает их одним и тем же, чужим именем Бирюза, а мне нынче уже не вспомнить, как их звали по-настоящему. Знаете, может быть, я невольно перенял невнимание белых людей к настоящим именам и правильной речи. Ведь испанцы почти полгода прожили в Теночтитлане, но за это время никто из них не удосужился не только выучить наш язык науатль, но даже научиться правильно произносить наши названия.

Единственным человеком нашей расы, с которым они общались тесно и постоянно, была женщина, называвшая себя Малинцин, но Кортес даже имя собственной любовницы переиначил на свой лад, обращаясь к ней «Малинче». Со временем точно так же ее стали называть и многие из моих отечественников — кто просто подражая испанцам, а кто желая подразнить и позлить выскочку. Слыша «Малинче» от индейцев, бывшая рабыня неизменно скрежетала зубами, ибо в этом слове отсутствовало вожделенное «цин», с помощью которого она сама себя причислила к знати. Однако пожаловаться изменница не могла: ведь люди обращались к ней так же, как и ее господин.

Само собой, Кортес и его люди, испытывая безразличие к нашему языку, переиначивали на свой лад и все прочие имена и названия. Например, в силу того, что в испанском языке отсутствуют вовсе или произносятся иначе некоторые характерные для науатль звуки, само название нашей страны, «Мешико», вы произносите то как «Мессика», то как «Мексика», то как «Мехика». Причем словом «Мехико» вы почему-то назвали воздвигнутый на месте Теночтитлана город, а наш народ, мешикатль, по непонятным причинам сочли более удобным именовать ацтеками. Да и имя Мотекусома показалось Кортесу и его людям труднопроизносимым, и они переиначили его в Монтесуму. Однако я в своем рассказе называл его по старинке, как привык с детства. Самое интересное, что испанцы не только не хотели обидеть нашего правителя, но и искренне считали, что таким образом льстят ему, поскольку «монте» означает по-испански «гора», а стало быть, в их варианте имени содержится намек на величие. Точно так же не далось им и имя нашего бога войны Уицилопочтли, к которому они вдобавок питали отвращение. Его испанцы назвали Уицилопос, а слово «лопос», как я слышал, означает хищного зверя, известного также под названием «волк».