Ярость ацтека - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 104

Губернатор повернулся к сержанту, который меня привел, и приказал:

– Верни ему пожитки и гони в шею. Да, и пришли слугу, чтобы проветрил помещение.

Я тщательно проверил свой багаж: все на месте. Отсутствовали лишь шпага и кинжал, что были при мне, когда я сошел на берег. Я спросил сержанта, где они.

– Закон не разрешает вам носить оружие, – ответил тот.

Пока он провожал меня к выходу, я пригляделся к нему. Парень явно был метисом.

– Это потому, что власти считают меня пеоном?

Сержант покосился на меня уголком глаза, но промолчал. Я знал, что попал в точку. Будь я чистокровным испанцем, мне устроили бы самый пышный и грандиозный прием, какой только можно представить. Но я вернулся в мир, где чистота испанской крови ценилась выше чистоты души и прочих достоинств... Собственно говоря, на этом зиждилась вся здешняя политическая и экономическая система.

Одно то, что пеона невесть сколько времени принимали за гачупино и кабальеро, уже представляло собой оскорбление и угрозу для всех носителей шпор в колонии. Так ведь мало того, я вернулся сюда, стяжав славу и почести в самой Испании.

Я громко рассмеялся и вновь обратился к сержанту:

– А что, когда вице-король и губернатор выяснили, что величайший герой колонии – пеон, они, должно быть, обделались от злости большущими зелеными авокадо?

Он старался не встречаться со мной взглядом, но я все равно видел, что парню стоит немалых усилий сохранять беспристрастие.

– Послушай, amigo, – сказал я. – Мне нужно заполучить обратно шпагу и кинжал. Они омыты французской кровью на войне, в которой я, выходит, сражался за то, чтобы эти гачупинос сохранили свою власть. Как мне вернуть оружие?

– Если мне удастся его найти, то возвращение обойдется вам в сто реалов.

Да уж, некоторые люди из всего ухитряются извлекать пользу.

– Понятно. Когда найдешь, тащи прямиком в лучшую в городе гостиницу с самыми милыми сеньоритами.

Несправедливо, а? Герой войны должен тайком выкупать свое же собственное оружие. Конечно, будь губернатор и нотабли Веракруса ацтеками или метисами, они провезли бы меня по городу в триумфальной колеснице, осыпая цветами и золотом. Но вместо этого они отнеслись ко мне как к прокаженному, хотя нет – вряд ли у них так уж чесались бы руки повесить простого lépero.

Когда после полуночи сержант постучался в мою дверь, я еще не спал: лежал на кровати с сигарой и потягивал из горлышка бренди.

– Ваши шпага и кинжал, сеньор.

Он положил оружие в изножье постели. Я швырнул ему кошелек с сотней реалов. Он аккуратно пересчитал их и вернул десять реалов обратно.

– Это еще что? – удивился я.

– Мое вознаграждение от офицера, который забрал ваше оружие. Он сказал, я могу получить одну десятую, за услуги.

– Ты это заслужил.

– Нет, сеньор, я не стану брать деньги. Я не мог выразить свое восхищение в присутствии его высокопревосходительства губернатора, но поверьте: если гачупинос вас боятся, то для людей своего круга вы настоящий герой.

– Прекрасно. Стало быть, я герой для пеонов вроде тебя.

– Я, как и вы, mejicano, а никакой не пеон, – возразил сержант. – А значит, вы – герой мексиканцев. И вам следует этим гордиться!

И с этими словами сержант ушел, оставив меня ломать голову над тем, что он сказал.

Mejicano? Мексиканец? Что это значит? Слово это мне доводилось слышать и раньше, но никогда еще его не произносили с такой гордостью. Чаще всего в колонии так называли жителей самой столицы и прилегающей территории – долины Мешико. Я слышал, как самые разные люди – и креол падре Идальго, и индианка Марина – называли себя americanos, то есть американцами, поскольку родились на Американском континенте. Это слово было весьма популярно в образованных кругах, однако оно относилось в равной степени ко всем обитателям самых разных земель обеих Америк – и Соединенных Штатов, и владений Испании на Карибах, в Перу и Аргентине, и принадлежащей Португалии Бразилии: все, кто там жил, с равным правом могли называть себя американцами.

Слово «Мексика» восходило к индейскому «мешикатль», самоназванию ацтеков; недаром столица Новой Испании, город, построенный после Конкисты на месте Теночтитлана, была названа Мехико. Сержант, однако, имел в виду под «мексиканцами» вовсе не ацтеков, а всех, рожденных в колонии, причем говорил об этом с гордостью. Вне всякого сомнения, заведи я об этом речь с Мариной или с падре Идальго, они бы сказали, что сержант использовал это слово, чтобы выразить идею всеобщего равенства.

Все мексиканцы равны, и никто не стоит выше их.

Поскольку, как вы знаете, я никогда не был силен в политике, мне оказалось не так-то просто разобраться в заявлении сержанта. В конце концов от всего этого у меня даже разболелась голова, и я трясущимися руками отхлебнул из горлышка бренди. Рассудив, что все не так уж плохо – оружие удалось вернуть, да и спиртного у меня достаточно, – я отворил дверь и зычным голосом потребовал у хозяина гостиницы прислать ко мне шлюху.

В Веракрусе я купил лучшего коня, пусть и не таких статей, как Ураган, но позволявшего въехать в столицу с достоинством победителя, ибо я полагал, что на меня будет кому посмотреть. От содержателя трактира (а эта публика, похоже, всегда в курсе всех новостей колонии) я уже знал, что Изабелла вышла замуж за маркиза и живет теперь в Мехико. Это известие стало для меня настоящим ударом, но я уверял себя, что она решилась на брак – а не заточила себя навеки в монастыре, тоскуя по мне, – лишь из-за крайней нужды.

Когда я ехал из Веракруса, сердце мое пылало гневом. Поскольку на этом тракте орудовали грабители, а я путешествовал в одиночку, то пистолеты мои были заряжены, а шпага висела у седла наготове. В глубине души я надеялся, что кто-нибудь по глупости дерзнет на меня напасть, но по дороге на Халапу увидел лишь двух разбойников, да и те были распяты у обочины.

Меня потрясла эта жестокость. Мне говорили, что распятие было делом рук hermandad – некоего братства, действовавшего при попустительстве и даже негласном поощрении властей. Отряды добровольцев чинили суд и расправу над bandidos и порой, отрубив разбойникам головы, в назидание прочим прибивали их к дереву. В том, чтобы казнить bandidos, я ничего дурного не видел; я готов был с пониманием отнестись даже к дикому индейскому обычаю вырезать из груди сердца и поедать их. Но распинать преступников на кресте, подобно нашему Господу и Спасителю, – это, по-моему, не лезло уже ни в какие ворота.

Я решил побриться и потому первым делом разыскал в Халапе цирюльню. Над входом в это заведение висел традиционный символ брадобреев – медный тазик, именуемый «Шлем Мамбрино». Его прославил в своем романе великий Сервантес: если помните, странствующий рыцарь Дон Кихот принял всадника на осле (на самом деле скромного цирюльника) за сарацинского короля Мамбрино, а его тазик для бритья посчитал заколдованным золотым шлемом.