Хищник. В 2 томах. Том 1. Воин без имени - читать онлайн книгу. Автор: Гэри Дженнингс cтр.№ 118

На самом деле так же, как и мужчины, обе женщины-участницы такого совокупления извивались, вздыхали и визжали от наслаждения. Я мог, хотя и с некоторым трудом, предположить, что женщина внизу испытывает какое-то приятное чувство даже от искусственного fascinum. Но я совершенно не мог понять, как женщина, орудовавшая olisbós, могла что-нибудь ощущать, ну разве что она испытывала своего рода извращенное наслаждение, представляя себя мужчиной, stuprator, завоевателем и насильником.

Во всяком случае, спустя какое-то время я увидел, что женщины поменялись местами, просто передав друг другу теперь уже влажно поблескивающие olisboí. Таким образом, они все по очереди играли роль насильника и жертвы, доставляли наслаждение и получали его, или что они там еще ощущали при этом. По этой же причине некоторые женщины получили возможность играть обе роли одновременно, потому что одна из них извлекла очень длинный двухконечный olisbós, который не надо было ни к чему прикреплять. С его помощью любые две женщины могли, встав на карачки, задом друг к другу, вставить его в себя и просто двигаться вперед и назад, получая от этого наслаждение.

Правда, некоторые женщины вообще не принимали в этом участия, просто смотрели. Но они — я догадался об этом по их проявлению hysterikà zêlos — в это время издавали хлюпающие звуки, словно ласкали и растирали руками то, что было у них между бедер. Другие дамы развалились на кушетках поблизости от меня; оставшись на время без партнерш, они улыбались и кивали мне. Но мне абсолютно не хотелось принимать участие в столь извращенном совокуплении. Меня к этому времени уже ласкало множество женщин — давным-давно как женщину, а с тех пор чаще как мужчину, — но каждый раз я пользовался своей собственной плотью, чтобы возбудить и доставить удовольствие плоти любовницы. Этот женский способ удовлетворять друг друга был не только холодным, сухим и отвратительным, но еще и нелепым; партнерши сильно смахивали на коров, использующих продолговатый сосок своего вымени, чтобы проникнуть друг в друга.

Точно так же мне не хотелось присоединиться и к мужчинам-жрецам в их пародии на способ Нерона совокупляться, хотя они, по крайней мере, наслаждались собственными телами, а не презренными заменителями. Я уже знал из личного опыта, какое восхитительное наслаждение получает женщина, ложась с мужчиной, и я отказывался верить, что concacatus, способ этих мужчин, может с этим сравниться.

Все это время пять женщин-музыкантов наигрывали медленную, сладкую, почти пресыщенную фригийскую мелодию — чтобы вызвать в участниках вакханалии любовные чувства, без сомнения. Теперь они снова перестали играть, дабы старейший жрец — которого в этот момент не накачивал ни один из мужчин-почитателей — смог сделать объявление. В чрезвычайно напыщенной манере praecox ^[201], объявляющего о начале игр в амфитеатре, он закричал, сначала на греческом, а затем на латыни и готском:

— Молитесь все в священной тишине! Потому что скоро мы станем свидетелями и участниками поистине замечательного события, которое украсит еще больше наш самый святой из праздников во имя Вакха!

Большинство присутствующих замолчали, но кое-кто продолжил совокупляться тем или иным способом: они мычали, визжали или хихикали, пока этим занимались. Старый жрец закричал громче:

— Я горд сообщить, что еще двое молодых мужчин этой ночью будут посвящены богу и приняты в число его священнослужителей! Вакханка Денгла удостоила нас чести сегодня ночью, подарив Вакху обоих своих сыновей!

Близнецы, которые теперь сидели по обе стороны от меня, жалобно захныкали, каждый покрепче вцепился в мою руку. Музыканты отодвинули в стороны свои легкие инструменты и взяли другие, потяжелее: барабаны и цимбалы.

— Мать сама проведет церемонию посвящения, — продолжил старик, — по старинному обычаю, который ввела еще та древняя вакханка, что узрела знамение, — та, кого мы все помним до сих пор и почитаем! Теперь же внемлите! Сейчас начнется!

Все вакханки, не занятые в этот момент, начали хлопать в ладоши и топать босыми ногами, выкрикивая свои: «Euoi Bacche! Io Bacche!» Я подумал, не стоит ли мне схватить близнецов и убежать вместе с ними подобру-поздорову. Если честно, то я боялся, что вакханки собираются разорвать на куски и съесть Филиппуса и Робейна, как они это сделали недавно с детенышами несчастных животных. Однако, пока я решал, стоит или нет вмешиваться в происходящее, над нами замаячили Денгла и Мелбай.

Их волосы были спутаны, в глазах появился нездоровый блеск. Их бедра, пах и нижние губы безвольно выдавались и были вымазаны вязкой слизью. От обеих несло винными парами, но мое свойственное женщинам острое чутье уловило даже окутавший их тела запах прогорклой рыбы после избыточных половых сношений. Губы обеих были покрыты коркой из засохшей крови, пятна крови покрывали их отвисшие груди. Мелбай схватила мальчиков за руки, тогда как Денгла стала рыться в карманах плаща, который она сбросила на кушетку. Она достала из его складок olisbós: такого я еще не видел. Это был целый пучок olisboí, вроде гриба с несколькими ножками и шляпками: он имитировал мужские члены разной величины, от маленького, который мог принадлежать мальчику, до возбужденного члена взрослого мужчины.

— Пойдемте, сыновья мои, — сказала Денгла. — Пойдемте без всяких жалоб или протестов. Это… или тирс.

Мелбай поволокла мальчиков к кушетке рядом с музыкантами, за ней последовала Денгла, она никому не отдала этот ужасный olisbós, а прикрепила его к себе. Со своего места я в тусклом свете больше не мог различить, кто из близнецов кто, но Мелбай и ее сестра-жрица перегнули одного из них через край кушетки. Все остальные участники вакханалии стояли в комнате на почтительном расстоянии, так, чтобы каждому было хорошо видно, и продолжали хором выкрикивать: «Euoi Bacche! Io Bacche!»

Денгла встала над лежащим мальчиком и оглядела всех, чтобы удостовериться, что является центром внимания. Она поймала взгляд тощего старика-жреца, он молча кивнул. Тут же крик толпы превратился в рев, музыканты начали бить в барабаны и играть на цимбалах, чтобы заглушить крик ребенка, когда его пронзили в первый раз самым маленьким из многочисленных olisboí. Никто не услышал его визга, но я знаю, что он был, потому что тело мальчика стало извиваться, голова откинулась назад, рот широко раскрылся от крика. Так же широко раскрылись и глаза его близнеца, который наблюдал все это.

Ужасающий рев продолжался, пока Денгла какое-то время качала бедрами, затем она выдернула olisbós и отступила назад. Тело мальчика распласталось на кушетке, подергиваясь в судорогах, но он получил всего лишь короткую передышку. Несчастный снова содрогнулся и беззвучно закричал, когда следующий olisbós пронзил его, затем еще один и еще. И наконец последний, самый большой olisbós принялся входить в него и выходить обратно. Мелбай и другие зрительницы-вакханки улыбались, поскольку мальчик, казалось, приспособился к насилию, теперь он расслабился и терпел, возможно, даже наслаждался.

Наконец Денгла отошла от сына, отвязала и отбросила свои многочисленные olisboí и повернула мальчика лицом к собравшимся. Мы могли увидеть, что его маленький член, словно его стимулировали изнутри, чудесным образом превратился в маленький fascinum. Убедившись, что он встал, Денгла принялась работать, водить вверх и вниз рукой, а сама наклонилась к сыну и принялась что-то говорить ему. Ее обхождение и ласки постепенно изменили выражение лица ребенка: сначала он выглядел несчастным, затем удивленным и наконец блаженно улыбнулся.