— Поистине хорошо, что ты такой быстрый, Марко, — сказал дядя Маттео. — Если бы мужчина останавливался всякий раз, чтобы обдумать все последствия своих действий, он бы состарился, прежде чем совершил что-нибудь отвратительное. Нико, думаю, нам стоит оставить при себе этого горячего молодого везунчика. Не позволяй ему отсиживаться в Константинополе или Венеции, пускай отправляется с нами прямо в Китай. Хотя решать тебе, ты все-таки его отец.
— Я склоняюсь к тому же, Маттео, — сказал отец, а потом обратился ко мне: — Если ты хочешь отправиться с нами и дальше, Марко… — Я в ответ широко улыбнулся. — Тогда ты поедешь, поскольку заслужил это. Ты достойно вел себя сегодня ночью.
— Не просто достойно, а выше всяких похвал, — произнес дядя задумчиво. — Этот bricòn vechio
[124] называл себя самым лучшим из Вводящих в Заблуждение. Быть того не может. Неужели он имел в виду, что он у них самый главный? Последний правящий Шейх-уль-Джебаль? Уж больно он старый.
— Неужели это и есть Горный Старец? — воскликнул я. — Я убил его?
— Мы не узнаем этого наверняка, — ответил отец, — до тех пор пока ассасины нас не поймают. Я совершенно не жажду встретиться с ними, чтобы узнать правду.
— Да уж, лучше бы нам избежать этой встречи, — сказал дядя Маттео. — Мы и так уже проявили беспечность, зайдя так далеко в глубь вражеской страны без оружия, только с одними поясными ножами.
Отец заявил:
— Ассасины не поймают нас, если у них не будет причины отправиться за нами в погоню. Так что нужно всего лишь устранить причину. Пусть следующие приезжие обнаружат, что караван-сарай пуст. Пусть они сочтут, что владелец отсутствует по делам — отправился резать овец, например. Может, пройдет несколько дней, когда здесь появятся следующие гости, и еще несколько, прежде чем они начнут беспокоиться, где хозяин. К тому времени к его розыскам подключится кто-нибудь из Вводящих в Заблуждение, а когда он заподозрит, что дело нечисто, мы уже будем далеко.
— Может, нам взять Красу Божественной Луны с собой? — предложил дядя.
— И где-нибудь по дороге случайно оказаться в неловком положении, прежде чем мы сможем уйти далеко? — Отец покачал головой. — Уж тогда нам лучше бросить его в здешний колодец или спрятать, а может, похоронить. Хотя нет. Любой приезжий первым делом пойдет к воде. И у всех арабов прекрасный нюх на тайники или свежевскопанную землю.
— Ни в землю, ни в воду его прятать нельзя, — сказал дядя. — Есть только один путь. Вот что, если я собираюсь это сделать, то, пожалуй, пока не стану одеваться.
— Хорошо, — ответил отец и повернулся ко мне. — Марко, обыщи-ка дом и найди какие-нибудь одеяла взамен дядиных. Да заодно посмотри, не найдется ли здесь какого-нибудь оружия, которое можно прихватить с собой.
Было очевидно, что отец приказал мне это, чтобы удалить меня, пока они будут осуществлять дядюшкин план. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы обыскать караван-сарай, поскольку тот был старым; должно быть, он принадлежал многим владельцам, каждый из которых добавлял все новые и новые пристройки. В главном здании было несметное количество коридоров, комнат, чуланов и укромных уголков; здесь имелись также конюшни, сараи, небольшие загоны для овец и другие пристройки. Старик, очевидно, чувствовал себя в безопасности, пребывая под действием наркотиков, и потому не слишком беспокоился о том, чтобы прятать свое имущество; похоже, он был если уж и не сам Горный Старец, то по крайней мере основной поставщик Мулекта.
Для начала я выбрал два самых лучших шерстяных одеяла. Затем принялся рыться в оружии и, хотя не смог найти ни одного прямого меча, подобного привычным мне венецианским, но подобрал самые блестящие и острейшие местные — широкие изогнутые клинки, которые больше напоминали сабли, поскольку у них был острым только выпуклый край; назывались они shimshir, что означает «молчаливый лев». Я взял три, каждому по одному, и еще пояса с петлями, на которые их можно было повесить. Я мог бы также пополнить наши кошельки, так как у Красы Божественной Луны хранилось маленькое состояние в виде мешочков с сухим банджем, брикетов спрессованного банджа и бутылей с маслом из банджа. Но я предпочел ничего не трогать.
За окном уже рассветало, когда я принес свои находки в главную комнату, где мы ужинали прошлой ночью. Отец занимался приготовлением завтрака на жаровне, особенно тщательно выбирая ингредиенты. Едва войдя в комнату, я услышал снаружи шум: продолжительные удары крыльев, громкое «хлоп!» и торжествующий крик: «Кья!» Затем со двора вернулся дядя, все еще голый; его кожа была покрыта пятнами крови, а борода пропахла дымом. Он сказал удовлетворенно:
— Ну вот, со старым дьяволом покончено, все произошло так, как он и хотел. Я сжег его одежду, одеяла и раскидал угли. Мы можем отправляться, как только оденемся и позавтракаем.
Я, разумеется, понял, что Краса Божественной Луны нашел успокоение способом, совсем не типичным для мусульман. Мне было страшно любопытно, что же имел в виду дядя, говоря, что «все произошло так, как он и хотел». В ответ на мой вопрос дядюшка захихикал и сказал:
— Его бренные останки полетели на юг. Прямо в Мекку.
Часть третья
БАГДАД
Глава 1
Мы продолжили двигаться вниз по течению Евфрата на юг, теперь уже пересекая совершенно непривлекательную местность: река прорезала себе путь через массивные базальтовые скалы — землю унылую, черную и лишенную даже травы, голубей и орлов, — однако нас, по крайней мере, не преследовали Вводящие в Заблуждение; здесь вообще никого не было. Постепенно, словно знаменуя счастливое освобождение от опасности, местность стала более приятной и гостеприимной. Прибрежная дорога резко пошла вверх, и вскоре мы оказались в широкой зеленой долине. Здесь были сады и леса, пастбища и возделанные земельные угодья, повсюду росли цветы и фрукты. Однако сады были так запущены и неухожены, что больше напоминали леса, а земельные угодья выглядели такими же заросшими и изобилующими сорной травой, как и поля с дикими цветами. Все землевладельцы покинули этот край, и единственными людьми, кого мы встретили в долине, были семейства кочевников-бедуинов, безземельных пастухов, не имеющих корней бродяг, странствующих с пастбища на пастбище. Некогда заботливо возделываемая земля снова превращалась в целину, но никто не хотел селиться в долине, чтобы ее обрабатывать.
— Это работа монголов, — сказал отец. — Когда ильхан Хулагу, младший брат нашего друга Хубилая, прошел здесь, покорив империю персов, большинство местных жителей спаслись бегством или сдались победителям, а те, кто уцелел, еще не вернулись к обработке земли. Однако арабы-кочевники и курды — как трава, на которой они живут и в поисках которой странствуют. Бедуин беспомощно склоняется под любым ветром, который на него дует, — будь это легкий бриз или свирепый самум, — а потом так же быстро, как трава, выпрямляется. Для кочевников не имеет значения, кто правит, и никогда, до скончания времен, пока существует сама земля, не будет иметь значения.