Глава 5
Данхэ оказался процветающим торговым городом, таким же большим и густонаселенным, как Кашгар; он был построен посреди песков, окруженных кольцом скал, по цвету похожих на шкуру верблюда. Но если гостиницы в Кашгаре снабжались провизией для путешественников-мусульман, то в Данхэ при приготовлении пищи следовали обычаям и вкусам буддистов. Это объясняется тем, что город был основан (это случилось примерно девять веков тому назад), когда странствующему торговцу буддистской веры внезапно преградили путь где-то здесь, на Шелковом пути, не то бандиты, не то голоса пустыни, а может, злобные демоны kwei или кто-то еще, однако ему удалось каким-то чудесным образом спастись из их страшных лап. Поэтому-то путешественник и решил остановиться здесь и воздать хвалу Будде, что он и сделал, изготовив статую этого божества и поставив ее в нише одной из местных скал. В течение девяти столетий каждый следующий путешественник-буддист, едущий по Шелковому пути, дополнительно украшал изображениями Будды другие пещеры. И теперь название города Данхэ, хотя оно в действительности означает всего лишь Желтые Скалы, иногда переводят как Пещеры Тысячи Будд. Мне кажется, это слишком скромно: на мой взгляд, будд здесь не меньше миллиона. В Данхэ сотни пещер, образующих выбоины в скалах, — некоторые естественные, некоторые высеченные вручную, а в них, наверное, тысячи две статуй Будды, больших и маленьких. А еще на стенах пещер нарисованы фрески, изображающие по крайней мере в тысячу раз больше образов Будды, не говоря уже об иных почитаемых буддистами божествах, которые входят в его свиту. Я смог разобрать, что на большинстве рисунков были запечатлены мужчины, а лишь кое-где встречались женщины, пол огромного количества изображений было трудно определить. Тем не менее у всех у них была одна общая черта: удлиненные уши с мочками, которые свисали до плеч.
— Традиционно считается, — пояснил старый возница хань, — что человека, родившегося с большими ушами и четкими мочками, ждет счастливая судьба. Поскольку самыми счастливыми из всех людей были Будда и его последователи, мы пришли к выводу, что у всех у них были такие уши, а поэтому так их и изображаем.
Этот старый ubashi, или монах, был рад сопроводить меня в путешествии по пещерам, и оказалось очень кстати, что он говорил на фарси. Я следовал за монахом вдоль ниш, выбоин и гротов, и везде нам попадались статуи Будды — стоявшего, лежавшего и мирно спавшего или, гораздо чаще, сидевшего, скрестив ноги, в позе огромного цветка лотоса. Монах рассказал мне, что «будда» — древнее индийское слово, означающее «просветленный», и что Будда, прежде чем стать божеством, был индийским принцем. Исходя из этого, можно было предположить, что все статуи будут изображать смуглого низкорослого человека, но это было не так. Буддизм уже давно распространился из Индии в другие страны, и, очевидно, каждый благочестивый путешественник, который заплатил за то, чтобы поставить в Данхэ статую или нарисовать портрет, представлял, что Будда выглядит как он сам. На некоторых из старинных изображений действительно были запечатлены смуглые тощие будды вроде индусов, однако другие вполне могли бы сойти за александрийских красавцев, или крючконосых персов, или жилистых монголов, а у тех, которые были сделаны совсем недавно, лица были воскового цвета, с безмятежным выражением и раскосыми глазками. Скажем так, все они были вылитые хань.
Еще здесь сохранились следы того, что в прошлом грабители-мусульмане часто проносились через Данхэ: многие статуи были разрушены и разбиты на куски (что выявило их простую конструкцию — гипс, налепленный на основу из тростника и камыша) или же, по крайней мере, обезображены. Как я уже говорил, мусульмане питали отвращение ко всем изображениям живых существ. Поэтому, если у них не было времени, чтобы уничтожить статую полностью, они отрубали ей голову (голова считается вместилищем жизни) или, на худой конец, удовлетворялись тем, что выдалбливали глаза (глаза — это выражение жизни). Мусульмане побеспокоились даже о том, чтобы выцарапать совсем маленькие глаза на тысячах миниатюрных изображений на стенах — даже у самых изящных и красивых женских фигур.
— Женщины, — сказал старый монах скорбно, — вовсе даже не божества. — Он показал на одну маленькую яркую фигурку. — Это девадаси
[176] — одна из божественных танцовщиц, которая развлекает души праведников в Сукхавати, Чистой Земле, между жизнями. А это, — он указал на девушку, которая была нарисована летящей в водовороте юбок и покрывал, — это апсара, одна из божественных соблазнительниц.
— На буддийских Небесах есть соблазнительницы? — заинтригованный, спросил я.
Он фыркнул и сказал:
— Только для того, чтобы помешать переполнению Чистой Земли.
— Правда? Каким образом?
— Апсары должны совращать святых мужчин здесь, на Земле, поэтому их проклятые души между жизнями отправляются в Ужасные Земли Нарака, вместо того чтобы оказаться в благословенной Сукхавати.
— Ага, — сказал я, показывая, что все понял. — Апсара — это суккуб.
Буддизм имеет определенное сходство с нашей Истинной Верой. Его приверженцы присягают не убивать, не лгать, не брать чужого, не потворствовать своим желаниям и не прелюбодействовать. Но в других отношениях буддизм сильно отличается от христианства. Буддистам также запрещено пить хмельные напитки, есть после полудня, посещать увеселительные мероприятия, носить на теле украшения, а также спать и даже отдыхать на удобных матрасах. В этой религии имеются схожие с нашими монахами и монахинями ubashi и ubashnza, а также ламы — буддийские священники. Будда наказал им прожить жизнь в бедности (такой же совет был дан и нашим священникам), однако лишь малая часть их соблюдает это предписание.
Например, Будда велел своим последователям носить лишь «желтые одежды» — под этим он подразумевал простые лохмотья, выцветшие от земли и разложения. Но буддистские монахи и монахини следуют этому совету буквально, одеваясь в наряды из самой дорогой материи кричащих расцветок: от ярко-желтой до пламенно-оранжевой. У них также есть величественные храмы, которые называются пагоды, и ламаистские монастыри, полные подношений и богато украшенные. Я также подозреваю, что у всех буддистов имеется собственность, причем в гораздо больших размерах, чем предписывал Будда: циновка для сна, три лоскута на одежду, нож, игла, чаша для подаяний, куда можно набрать денег лишь на скудную еду на текущий день, и ситечко для воды — доставать из питьевой воды неосторожных насекомых, мальков или головастиков, чтобы случайно не проглотить их.
Ситечко для воды иллюстрирует самую главную заповедь буддизма: ни одно живое создание, каким бы простым или незначительным оно ни было, никогда нельзя убивать, осознанно или случайно. Тем не менее в этом нет ничего общего с христианской моралью. Христианин хочет оставаться добродетельным, чтобы после смерти попасть на Небеса. Буддист верит, что хороший человек умирает лишь для того, чтобы возродиться и стать еще лучше, и так далее на пути к Просветлению. И он также верит, что плохой человек умирает, чтобы возродиться в образе низшего создания: зверя, птицы, рыбы или насекомого. Вот почему буддист не должен никого убивать. Поскольку верхом творения предположительно, является душа, пытающаяся взобраться по лестнице Просветления, буддист не рискует даже вычесать вошь, потому что она может оказаться его далеким предком, пониженным после смерти, или же его будущим внуком на пути к рождению в человеческом облике.