Я впервые открыл рот:
— Вот что, отец, у меня тут возникла одна мысль. Встретимся в гостинице…
Я оставил их и отправился в монгольский лагерь, чтобы навестить своих вчерашних знакомых. Я попросил их свести меня с каким-нибудь оружейником, а когда они это сделали, поинтересовался у кузнеца, не может ли он одолжить на день один из своих еще не обработанных листов металла. Монгол любезно отыскал для меня лист меди — широкий и длинный, но тонкий. Он весь дрожал и гудел, пока я нес его в караван-сарай. Отец и дядя, похоже, даже не заметили, что я принес лист в комнату и прислонил к стене, потому что ожесточенно спорили.
— Все провалилось из-за этой рясы, — говорил отец. — Это ты, Маттео, представившись нищим священником, дал Хайду повод обобрать нас.
— Чепуха, Нико, — отвечал дядя. — Если бы не это, он бы придумал что-нибудь еще. Вот что, придется, видно, отдать ильхану что-нибудь из наших запасов. Может, это его задобрит.
— Ну… — призадумался отец, — пожалуй, разумнее всего отдать ему мешочки с мускусом. По крайней мере, они наши.
— Окстись, Нико! Этому потному дикарю? Да ведь мускус служит для приготовления тонких духов. Ты, может, еще подаришь Хайду и пуховку для пудры? То-то он обрадуется!
Они продолжили спорить в том же духе, но я не стал слушать дальше, поскольку у меня был собственный план, и я отправился объяснять Ноздре, какую роль ему предстоит в нем сыграть.
На следующий день дождь всего лишь слегка накрапывал. Ноздря нагрузил ценностями двух из трех наших вьючных лошадей — мы, разумеется, всегда хранили дорогие подарки в комнатах, когда останавливались в караван-сараях, — а также привязал к одной из них лист меди, и вся процессия двинулась в сторону монгольского bok. Там мы трое вошли в юрту ильхана, а раб остался снаружи, чтобы сгрузить вещи. Стражник Хайду начал по очереди вносить подарки и срывать с них защитные чехлы.
— Hui! — воскликнул ильхан с воодушевлением. — Эти золотые блюда с гравировкой превосходны! Подарок от шаха Джамана, сказали вы, а-а?
— Да, — холодным тоном ответил отец, а дядя добавил уныло:
— Мальчик по имени Азиз однажды привязал их к своим ступням чтобы перебраться через зыбучие пески.
В этот момент я достал свой носовой платок и громко высморкался.
Снаружи раздались низкие рокочущие отдаленные раскаты грома Ильхан, удивленно поднял глаза.
— Это был гром, а-а? Я думал, что снаружи идет мелкий дождь…
— Я покорнейше уведомляю великого господина Хайду, — сказал один из стражников, низко поклонившись, — что день сегодня серый и влажный, но на небе не видно грозовых облаков.
— Забавно, — пробормотал Хайду и положил на место золотые блюда. Он долго и тщательно рылся среди остальных вещей, собранных в шатре, и, найдя чрезвычайно изящное рубиновое колье, снова воскликнул: — Hui! — Затем взял колье в руки и начал им любоваться. — Ильхатун лично поблагодарит вас за него.
— Следует сказать спасибо индийскому султану, — мрачно заметил мой отец.
Я снова высморкался. И снова снаружи раздались отдаленные громовые раскаты, но теперь уже они были громче. Ильхан явно испугался и уронил рубины. Хотя рот его беззвучно открывался и закрывался, но по губам Хайду я смог прочесть слова, которые он затем произнес вслух:
— Вот снова! Гром без грозовых облаков… а-а?
Затем его жадные глаза приметили третью вещь — рулон прекрасной кашмирской ткани. Но не успел ильхан воскликнуть «Hui!», я снова высморкался. Гром зловеще загрохотал, правитель резко отдернул руку прочь от рулона, словно обжегся, а дядя бросил в мою сторону странный взгляд.
— Простите, господин Хайду, — сказал я. — Думаю, что это грозовая погода вызвала у меня насморк.
— Я извиняю тебя, — бросил он небрежно. — Ага! А это, это один из знаменитых персидских ковров qali, а-а?
Я повторил процедуру. На этот раз раздался настоящий раскат грома. Рука Хайду опять отдернулась прочь, а губы исказили конвульсии. Ильхан снова испуганно поднял глаза к небу. Затем Хайду вновь посмотрел на нас, и я заметил, что его узкие глазки стали почти круглыми. Наконец ильхан сказал:
— Я всего лишь играл с вами!
— Мой господин? — спросил дядя Маттео, чьи губы тоже начали слегка подергиваться.
— Играл! Шутил! Дразнил вас! — произнес Хайду почти умоляюще. — Тигр ведь тоже иногда играет со своей жертвой, когда он не голоден. А я не голоден! Не нужна мне эта мишура! Я — великий Хайду, мне принадлежит бесчисленное количество земли. У меня больше городов, чем волос на голове, и больше подданных, чем камней в пустыне. Вы что, действительно подумали, будто мне не хватает рубинов, золотых блюд и персидских qali, а-а? — Ильхан сделал вид, что ему смешно. — Ха-ха-ха! — Он согнулся пополам и хлопнул себя мясистыми кулаками по массивным коленям. — Но признайтесь, я заставил вас поволноваться, а-а? Вы приняли мою игру всерьез, я же вижу.
— Да, ловко вы нас одурачили, господин Хайду, — ответил дядя, с трудом сдерживая веселье.
— Теперь гром стал тише, — заметил ильхан, прислушавшись. — Эй, стражники! Упакуйте все эти вещи обратно и погрузите их на лошадей старших братьев.
— Примите нашу смиренную благодарность, господин Хайду, — произнес отец, подозрительно глядя на меня.
— А вот и письмо моего двоюродного брата с указом, — сказал ильхан, поспешно отдавая его в руки дяди. — Я возвращаю его вам, господин священник. Ступайте сами, с вашей религией и с этими ничтожными безделушками, к Хубилаю. Возможно, он и собирает подобные пустяки, но великий Хайду — нет. Хайду не забирает, он отдает! Два лучших воина из моей личной стражи сопроводят вас в караван-сарай и поедут с вами, как только вы будете готовы продолжить свое путешествие на восток…
Когда стражники начали выносить отвергнутые ильханом вещи, я выскользнул из юрты и потихоньку пробрался к ее задней стороне, где стоял Ноздря, державший лист меди за один край и готовый в любой момент ударить по нему, услышав сигнал. Я подал рабу знак, который по всему Востоку означает «цель достигнута», — показал ему кулак с поднятым вверх большим пальцем, а затем забрал у Ноздри медный лист и рысью побежал к оружейнику. Когда я вернулся обратно к юрте ильхана, лошади были уже нагружены.
Хайду стоял перед входом в свой шатер, приветливо махал рукой и кричал:
— Доброго вам коня и широкой степи! — Он кричал до тех пор, пока мы не покинули пределы слышимости.
После этого дядя произнес на венецианском наречии, чтобы не подслушали двое монголов, которые вели наших и своих лошадей:
— Поистине, мы все сделали правильно. Нико, ты вовремя выдумал подходящую историю, а Марко изобрел бога грома! — И он сердечно сжал в объятиях нас с Ноздрей.
Глава 4
К этому времени мы зашли уже так далеко, что попали в земли, почти совсем неизведанные, так что наш Китаб больше не мог принести ни малейшей пользы. Видимо, создатель карт аль-Идриси не только сам никогда не бывал здесь, но даже не встретил ни одного человека, у кого можно было бы выспросить хоть какие-нибудь малодостоверные сведения на этот счет. Его карты резко заканчивались восточной границей Азии у великого океана, который назывался Китайским морем. Согласно Китабу, получалось, что Кашгар находился довольно далеко от конечной цели нашего путешествия, столицы Хубилая города Ханбалыка, который, в свою очередь, находился довольно-таки далеко от этого океана, в глубине материка. Но, как предупреждали меня дядя и отец и как сам я впоследствии удостоверился, на самом деле Кашгар и Ханбалык разделены почти половиной континента — причем континента несравненно большего, чем аль-Идриси мог себе представить. Нам, путешественникам, пришлось пройти на этом отрезке пути примерно такое же расстояние, какое мы уже проделали от Суведии и до Левантийского побережья на Средиземном море.