В Мадриде они с Эйтингоном остановились на безопасной квартире, у рынка Сан-Мигуэль. Им требовалось следить за Янсоном и постараться найти графа Максимилиана фон Рабе. Все надеялись, что прибытие эскадрильи чато и бригад добровольцев остановит продвижение франкистов. Город несколько раз бомбили юнкерсы. В штабе фронта боялись, что, с продолжением осады гражданское население может взбунтоваться и перейти на сторону националистов. Шептались, что в городе много агентов франкистов и немецких разведчиков.
– Одного из них надо найти…, – стоя на лестнице штаба, Петр вспоминал неизвестную девушку, с которой он столкнулся. Воронов понял, что она не испанка. У нее были коротко стриженые, белокурые волосы, прозрачные, голубые глаза и легкий акцент в языке. Короткая, чуть ниже колена юбка, едва прикрывала загорелые ноги. Она даже коснулась его грудью, мимолетно, на одно мгновение.
У него еще ничего такого не случалось. Он подозревал, что и у Степана тоже. Мимолетные связи считались признаком буржуазного образа жизни. Комсомольцы и коммунисты должны были воздерживаться от подобных вещей. В Москве Петр и не думал о подобном. Оказавшись в Испании, он понял, что ему не нравятся советские девушки.
Незнакомка, на лестнице, носила полувоенную форму. Она двигалась изящно, спина у нее была прямая. Девушка шла, покачивая узкими бедрами. Петр подумал:
– Она, наверное, хорошо танцует, как и все здешние девушки…, – он вел машину к Барахасу, представляя незнакомку без ее юбки и кителя. Петр оборвал себя: «Ты ее больше никогда не увидишь». У нее были свежие, розовые губы и длинные, темные ресницы. Петр, в Москве, никогда не встречал таких женщин.
– Ноги, – понял он, – летом девушки в Москве тоже ходят без чулок. Но у нее были гладкие ноги. Я и не знал, что такое возможно…, – он остановил машину на запыленной, деревенской дороге. На западе разгорался ветреный, алый закат. Тройка истребителей шла на посадку. Подышав, успокоившись, он завел рено.
Воронов ехал не на аэродром. Республиканское правительство приняло решение о расстреле заложников, из городских тюрем. Арестовывали священников, симпатизировавших националистам, политиков, жен и детей офицеров Франко. Перед отъездом в Валенсию, правительство передало полномочия по обороне города спешно сформированному совету. Руководителем комитета общественной охраны назначили Сантьяго Каррильо, коммуниста. Он, вместе с генералом Орловым и Эйтингоном, представителями советской разведки, организовывал расстрелы.
Заключенных, грузовиками, вывозили на поля в Паракуэльос-де-Харама. Трупы хоронили в общих рвах. Расстрелы начинались вечером и продолжались всю ночь. Воронов припарковал рено рядом с вереницей пустых машин. Два грузовика стояли прямо в поле.
Петр заметил Эйтингона, в неизменной кепке. Генерал Котов внимательно наблюдал за взводом республиканских солдат. В Испании быстро темнело. Полоса заката едва виднелась на горизонте. В штабе фронта Петру сказали, что у них нет досье на предполагаемых немецких агентов. Воронов, в общем, и не надеялся его получить. Понятно было, что фон Рабе придется искать самим.
За грузовиками солдаты копали ров, оттаскивая трупы. Петр пожал руку Эйтингону. Начальник усмехнулся:
– Жаль, ты не видел. Янсон приезжал, научил товарищей, как правильно расстреливать. При казни белогвардейцев, после антоновского восстания, они использовали пулеметы. Сокол отлично владеет оружием, хоть сейчас в окопы…, – Эйтингон указал на несколько чешских пулеметов ZB-26, расставленных по полю.
Заревел мотор очередного грузовика, солдаты откинули борта. Эйтингон похлопал Воронова по плечу:
– Невозможно разговаривать в таком шуме. Поехали в город, на квартиру. Здесь все будет в порядке, – он обернулся, – сегодня в плане стоит пять сотен человек. Ребята его выполнят.
Воронов безучастно посмотрел на женщин с детьми. Солдаты выстраивали их вдоль наспех возведенной стены, из деревянных щитов. Было ветрено, развевались подолы платьев. Дети плакали, матери прикрывали их головы руками. Заработали пулеметы, Воронов поморщился: «Действительно, самого себя не слышишь. Машина рядом, Наум Исаакович».
Они пошли к дороге, на поле настала тишина. Эйтингон посмотрел на часы:
– Дело пошло веселее. Янсон сегодня летал в связке с английским пилотом. Очень его хвалил. Некий майор Стивен Кроу. Запомни его, – велел разведчик, – надо ближе к нему присмотреться.
Кивнув, Петр открыл Эйтингону дверь машины.
В квартире на Пасео дель Прадо было тихо. С улицы слышался шум голосов, музыка. Скрипели тормоза, издалека доносились гудки автомобилей. По высокому потолку метались отсветы фар. Тони лежала, в своей комнате, не зажигая электричества, затягиваясь папиросой.
Она добралась на бульвар после полуночи. Рено вилял по узким улицам Мадрида. Она сидела, молча, глядя прямо вперед. Девушка надеялась, что Изабеллы дома не окажется. Поднявшись на второй этаж, по выложенной плиткой лестнице, Тони позвонила в тяжелую, старомодную дверь квартиры. Подождав несколько минут, она приподняла цветочный горшок на подоконнике. Летом они оставляли здесь ключи. Связка придавливала записку: «Ушла на свидание с майором Кроу, буду поздно. Надеюсь, ты благополучно добралась до Мадрида. На кухне сыр и хамон. Целую, приятных снов».
Тони смогла открыть дверь и поставить пишущую машинку на пол. Бросив сумку, она опустилась на деревянные половицы, уронив голову в ладони. Девушка скривила лицо от боли, часто дыша, беззвучно завывая.
Машина не доехала до Барахаса. Рено даже не покинул центр города. Миновав Королевский театр, молодой человек припарковал автомобиль у элегантного дома. Тони узнала кафе, на первом этаже, куда они с Изабеллой часто ходили, летом. Водитель вежливо подал ей руку. Вздернув подбородок, Тони подхватила машинку: «Спасибо, товарищ, я сама».
Его глаза, на мгновение изменились.
– Третий этаж, – коротко сказал молодой человек, – дверь справа. Можете не волноваться, место безопасное.
В полном молчании они поднялись наверх. Водитель открыл дверь квартиры, Тони увидела большое зеркало в передней, столик черного дерева с телефонным аппаратом. Она повернулась к молодому человеку: «Давайте…»
Девушка осеклась. Он стоял, едва заметно улыбаясь, держа в руке браунинг. У Тони был свое оружие:
– Наверняка, франкист. Но у него акцент в испанском языке. Немец? – она не успела потянуться к висевшей на плече сумке. Не сводя с нее оружия, водитель легко снял ремень и пристроил торбу на крючок:
– Вещи побудут здесь, леди Холланд. Пойдемте, – он указал браунингом на двери, у Тони за спиной.
– Он знает мой титул…, – Тони оказалась в скромно обставленной гостиной. Девушка заметила радиоприемник, патефон и старомодный шкаф. На полках лежало несколько испанских книг, стол покрывала кружевная скатерть. Вторые двери были приоткрыты. Тони, краем глаза, увидела кровать. Он даже отодвинул для нее венский стул.
Дуло пистолета уперлось ей в висок. Холодный голос, размеренно, сказал: