Вперед вышел штурмбаннфюрер и вытащил из кобуры кургузый «Вальтер-ППК» с серебряными накладками на рукоятке и взвел курок.
– Согласно приказу нашего фюрера и союзного нам правительства генерала Петена, всякий француз, оказывающий сопротивление доблестным солдатам Третьего рейха, должен быть расстрелян на месте, как трус, предатель и пособник коммунистов!
Герман Вольф стиснул зубы, он, как и все на аэродромной стоянке, знал, что сейчас будет.
Более того – когда-то он и сам, разжалованный штрафник, служил в полевой жандармерии. Это было в ледяном аду Сталинграда, и та служба была единственным, как он считал, позорным пятном в его судьбе.
…После того как Германа Вольфа разжаловали в штрафники, он думал, что это самое страшное, что может с ним случиться. Что глубже падать уже некуда!.. Он жестоко ошибся! Его вместе с напарником и боевым товарищем, солдатом по прозвищу Старик, однажды задержали и приволокли к командиру фельджандармерии.
Жирный сукин сын был краток, как любой немецкий солдат:
– У вас теперь два выхода: или мы вас расстреляем, или вы послужите Великой Германии в рядах полевой жандармерии. У меня не хватает людей, а вы, как я вижу, парни крепкие. То, что штрафники, так это даже лучше – меньше с вас спросу. А в случае чего – расстреляем в первую очередь. Ваша задача – искать дезертиров и мародеров, жестко пресекать любые попытки неповиновения и трусости в рядах армейских подразделений. В случае неподчинения, по законам военного времени – расстрел на месте. Эй, Ганс, отведи этих двух новобранцев, помой их и выдай обмундирование.
Так Герман Вольф и Старик стали жандармами, по горькой иронии фронтовой судьбы – теми, кого же сами так сильно презирали. В вермахте фельджандармы получили презрительное прозвище…Die Entführer von Helden – «Похитители героев». Они могли расстрелять на месте любого другого солдата за малейшую провинность.
И они расстреливали – за сытный паек в окруженном русскими городе, за возможность помыться и сменить белье, за чашку эрзац-кофе и пачку сигарет… Герман Вольф и Старик рыскали теперь, словно серые волки, высматривая дезертиров. Расстреливали на месте паникеров и зачинщиков беспорядков. Врывались в госпитали и бесцеремонно тащили умирающих уже людей на передовую – под пули русских. Они просто обезумели и просто хотели выжить в этом ледяном аду Сталинградского котла.
Уже не один немецкий солдат сыпал им предсмертные проклятия и оставался лежать на багровом снегу с табличкой Feigling – «трус». Это была их работа – убивать, чтобы страх заставлял живых жертвовать своей жизнью. Очевидная бессмыслица в тех условиях, в которых оказались немецкие солдаты в Сталинграде. Но Герман и Старик старались делать эту работу хорошо. Они наводили ужас на дезертиров и паникеров, на них не действовали ни мольбы о пощаде, ни уговоры, ни проклятия.
Они, словно демоны, похищали живые души для кровавого и страшного жертвоприношения. Для Молоха войны…
Вольф нервно провел ладонью по лицу, отгоняя страшные воспоминания. Но они вернулись – теперь в виде этих двух несчастных французов, чья вина состояла лишь в чувстве патриотизма. Несчастные французские летчики стояли на коленях, для того чтобы подняться, пилотам свободной Франции уже не хватало сил. Лица были разбиты до неузнаваемости, летные куртки – изорваны, на волосах запеклась кровь.
Штурмбаннфюрер большим пальцем выключил предохранитель и навел пистолет на одного из французов. Тот прямо взглянул своему палачу в лицо.
– Viva la France! Viva la Russia! – успел выкрикнуть он.
Совсем тихо хлопнул выстрел. Пленный летчик повалился вперед, ничком. Второй выстрел хлопнул вслед за первым.
Герман хотел было отвернуться, но не сумел себя заставить. На его лице не дрогнул ни один мускул. Наверное, со стороны это смотрелось очень «по-арийски», но внутри майора люфтваффе, Einsamer Wolf – «Одинокого Волка» – поднималась волна горечи. И, казалось, она выплеснулась вместе с кровью тех французов…
* * *
Немецкие летчики-истребители были в большей степени индивидуалистами, чем англичане, американцы или французы. Для «воздушных охотников» главным показателем успеха был личный счет сбитых самолетов противника. Они конкурировали даже друг с другом, зарабатывая «Рыцарские кресты», а вместе с ними – и личное расположение Рейхсмаршала авиации Германа Геринга и самого Адольфа Гитлера.
И уж, конечно, такие отношения в летной среде были полной противоположностью «Соколиной семье» советских летчиков-истребителей. Русские и из-за своей коммунистической идеологии, вдохновляемые комиссарами, и в силу загадочных свойств славянской души старались и в воздухе драться сообща. И на земле тщательно разбирали воздушные бои, обменивались опытом, вместе участвовали во фронтовых семинарах, изобретали и оттачивали новые приемы воздушного боя против сильного и опытного противника.
А вот многие немецкие пилоты успехам своих более удачливых коллег, таких как Герхард Бакгорн, Герман Граф, Гюнтер Ралль, не столько радовались, сколько завидовали. И не замечали, что «охотник за «илами» Альфред Гриславски множество раз был сбит, ранен, выпрыгивал с парашютом или садился на вынужденную. Главным для молодых было обладание вожделенным Рыцарским крестом.
И только Герман Вольф не особо стремился любой ценой увеличить счет сбитых. Ему по душе были как раз многочисленные «середнячки», которые каждый раз просто выполняли сложные полетные задания с риском для жизни. Именно на них и держалась истребительная авиация люфтваффе. А Рыцарский крест не вызывал у ветерана боев в Сталинграде, да еще и разжалованного пехотинца-штрафника, никаких возвышенных чувств. Лучшая награда – лишний часок сна и банка тушенки под шнапс.
Вернувшись в истребительную эскадру, восстановленный во всех званиях и наградах майор Вольф продолжал с истинно немецкой скрупулезностью выполнять свою работу: сбивать русские самолеты. Он – солдат и должен повиноваться приказам, тем более что Фатерлянд в опасности перед неисчислимыми силами русских.
Он постоянно вылетал с Хансом-Ульрихом Руделем на прикрытие противотанковых «юнкерсов» Ju-87G. Теперь они действовали не сами по себе, а вместе с обычными «пикировщиками» Ju-87D-3 с бомбами под фюзеляжем и под крыльями. Автором тактики смешанного применения разных пикирующих бомбардировщиков был сам Рудель.
В последнее время они еще больше сблизились с Германом Вольфом. Оба были изгоями в своем мире. Остальные пилоты истребительной и бомбардировочной эскадр их побаивались, но не уважали. Руделя считали выскочкой, хотя он просто честно, хоть и излишне прямолинейно, воевал.
Его любимой поговоркой была: «Rast’ ich, so rost’ ich!» («Если я отдыхаю, то я ржавею!») Рудель был идеальным солдатом, в этом плане воспитание и идеология Третьего рейха отыграли на все сто процентов.
Герман Вольф, напротив – разочаровался в идеях и целях «Освободительного похода на Восток». «Versuch macht klug» – «Опыт делает умным» – так гласит другая немецкая пословица. Но «Одинокий Волк» оставался солдатом. Нелегко выполнять приказ, когда знаешь, что чаша весов склонилась не в твою пользу, и по-другому уже не будет…