– Крепкое, – поморщившись, заметил Магн, сделав глоток. Потом потянулся и передал мех Корбулону. – Ты видел?
– Да. – Корбулон отхлебнул. – Погоди немного, пусть упьются в стельку. А это не займет много времени, если они хлещут это пойло.
Командующий передал сосуд Фаусту, который приложился к нему и закашлялся. Когда пленники покончили с едой, стражи снова связали им руки. Веспасиан ухитрился не сдвинуть ногу с оружия, хоть из-за этого пришлось вляпаться в кучу блевотины.
Римляне стали выжидать. В первый раз за все время плена у них появилась надежда. Они не смыкали глаз, исподволь наблюдая за тем, как охрана уверенно опустошает винные мехи. Доносившиеся отовсюду звуки брани, драк, насилия постепенно стихали – упившись, один фракиец за другим впадал в ступор и валился рядом с костром. Наконец и последний из стражей перекатился на спину и захрапел, примостив почти опустевший мех к себе на грудь.
Лежа на боку, Веспасиан осторожно старался нащупать кинжал связанными руками. Вскоре пальцы почувствовали рукоять и сомкнулись вокруг нее. Юноша перекатился поближе к Магну, сжимая кинжал обеими руками.
– Помогай мне – поднеси путы к лезвию.
Магн пристраивался, пока не ощутил над запястьями холод лезвия. Потом подтянулся так, что оно оказалось прямо напротив кожаного ремня.
– Вот так, господин. Ты чувствуешь их? – прошептал он.
– Да. Теперь лежи неподвижно и не вскрикни, если я тебя зацеплю.
Магн ухмыльнулся – кому, мол, говоришь?
Они лежали спина к спине, и Веспасиан пилил ремень. Корбулон и Фауст смотрели в оба, но в лагере царил покой. Много времени не потребовалось. Едва освободив руки, Магн подхватил кинжал и перерезал путы товарищей. Через несколько минут все были свободны.
– Что теперь? – спросил предводитель «братьев».
Корбулон растирал затекшие запястья.
– Убиваем стражей, забираем их мечи и плащи, потом сваливаем отсюда. Предложения получше есть?
– По мне, так вполне сойдет.
Один из караульных пошевелился во сне. Пленники замерли. Фракиец повернулся на бок, задрал тунику и прямо так, лежа, помочился. Потом снова провалился в сон, не потрудившись даже одернуть полу.
– Вперед. – Корбулон протянул руку к Магну. – Дай мне кинжал.
– Прошу прощения, командир, но эту работу лучше доверить мне. Если, конечно, ты хочешь, чтобы все было проделано тихо.
Корбулон кивнул. Одного взгляда на Магна хватало, чтобы понять – этому человеку не занимать опыта по части быстрой и молчаливой смерти.
Предводитель «братьев» подкрался к распростертому караульному. Через секунду глаза фракийца выпучились, из рассеченного горла хлынула кровь, а плотно зажатый сильной левой рукой римлянина рот не издал ни звука. Варвар потрепыхался секунду, потом обмяк.
Вскоре трое остальных разделили судьбу первого.
Завернувшись в добытые плащи и держа мечи наготове, пленники последовали за Корбулоном через лагерь. Крадучись, скользили они меж костров, стараясь держаться в тени. Если тропу преграждал фракиец, слишком пьяный, чтобы добраться до костра или палатки, ему перерезали горло прямо на месте. Постепенно огни стали редеть. Они вышли на край становища.
– Если мы хотим добраться до реки прежде, чем наше отсутствие обнаружат, нам нужны лошади, – прошептал Корбулон. – Пойдем по периметру, табун должен пастись неподалеку.
За пределами лагеря перемещаться можно было быстрее. Луна закатилась, и плащи помогали беглецам полностью слиться с темными склонами впадины. Почти не сбавляя хода, они шли по ровной траве, держась начеку на случай прячущихся в темноте дозоров. Но их не было.
Проделав четверть пути по окружности, Веспасиан остановился.
– Командир! – прошептал он. – Смотри!
Шагах в двадцати от окраины лагеря в свете костров обрисовывались силуэты коней. Рядом с табуном виднелось четыре или пять палаток.
Людей не наблюдалось. Если охрана и была, то спала.
– Седлать некогда, но без уздечек не обойтись, – прошептал Корбулон и нашел глазами Веспасиана. – Трибун, ты со мной. Упряжь должна быть в одной из палаток. Фауст, Магн, выводите коней. Встречаемся здесь.
Все четверо двинулись вперед.
Предоставив Магну и Фаусту отвязывать обеспокоенных животных, Веспасиан отправился следом за командиром на поиски складской палатки. Фырканье и нервный перестук копыт за спиной заставлял их вздрагивать.
– Как, чтоб мне провалиться, мы найдем нужную палатку? – пробормотал юноша.
– Просто заглянем в каждую по очереди, – ответил Корбулон, наклоняясь к входу в ближайшую. Ухватив правый клапан полога, он знаком приказал Веспасиану взять левый. Очень осторожно, и держа наготове мечи, римляне приподняли завесу.
– Добрый вечер.
В шею каждому уперлось острие копья. Оба замерли. У юноши к горлу подкатил тошнотворный ком.
– На вашем месте я бросил бы мечи.
Римляне медленно опустили лезвия и положили их на землю. Веспасиан чувствовал, что сзади подходят еще люди.
– Теперь отступите.
Они попятились, наконечники копий упирались им в шею, царапая кожу до крови. Владельцы оружия вышли из палатки, а следом за ними оттуда вынырнул лысый бородач – встреченный ими вчера всадник.
– Вы что, за дурака меня приняли? – пророкотал он, испепеляя их сузившимися до щелочек глазами. – Решили, что я, Корон, не знаю привычек своего народа и не приму мер предосторожности? Разумеется, я знал, что они упьются, а вы попробуете сбежать, и вам потребуются для этого лошади. Мне было интересно понаблюдать за вашей попыткой. Поэтому десяток трезвых, надежных людей поджидали вас здесь, вдали от искушений основного лагеря, где вам и надлежит оставаться до завтра, потому как у меня есть на вас виды. Связать их!
Веспасиан почувствовал, как кто-то грубо заламывает ему руки. Запястья туго затянул кожаный ремень. Он не сопротивлялся – не было смысла. От табуна притащили Магна и Фауста. Струящаяся из пореза на левой руке центуриона кровь свидетельствовала, что там арест прошел не так чисто.
– Ну, так до завтра, – злорадно бросил Корон. – Вот тогда вы узнаете, что плата за кровь моего сына будет воистину высока.
Остаток ночи пленники провели примотанными к коновязи. Веспасиан не сомкнул глаз. В нем кипела ярость, ненависть при мысли быть чьей-то игрушкой. Сбежать, чтобы попасться в лапы предусмотрительного дикаря, само по себе было унизительно. Но терпеть его насмешки представлялось совершенно невыносимым. Лучше уж было ничего не затевать, но это тоже означало позор. Корон указал бы, что у них имелась возможность бежать, но они не воспользовались ей из трусости. Мысли роились в мозгу у юноши, и к рассвету он чувствовал себя совершенно измотанным. В итоге он принял твердое решение, что в будущем, если таковое у него будет, никогда не предпринимать очевидных поступков. Ведь если они очевидны для него, то очевидны и для всех прочих.