Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. Открытие Арктики французами в XVI веке - читать онлайн книгу. Автор: Бруно Виане cтр.№ 104

Будучи рыболовным инспектором, я часто должен был подниматься на борт кораблей прямо в море, чтобы оценить количество закупленной рыбы; эти данные использовались для составления официальной статистики. Капитаны всегда хорошо меня принимали, помещая в большую каюту, обычно более просторную, чем на норвежских судах. Кроме того, у русских были отдельные каюты. У большинства русских в углу каюты находилась икона Богоматери и под ней кропильница (vievannsskål). Меня часто угощали вкусным чаем, который кипятили в большом и красивом никелевом самоваре. С чаем подавали пироги. Этот чай был так хорош, что впоследствии я по нему скучал. Чтобы складывать цифры, необходимые для оценки количества закупленной рыбы, старые русские всегда использовали счеты. Эти русские коммерсанты так хорошо знали норвежский язык, что мне во время инспекционных визитов не нужен был переводчик.

Вплоть до Первой мировой войны, и даже некоторое время после нее, рыбаки, ловившие на леску, использовали плоскодонки. На судне, в зависимости от его величины, было от двух до четырех лесок. В хорошую погоду на каждой плоскодонке обычно было по два установщика лески (halinger). Рыбу не чистили, а бросали прямо в трюм, не выпотрошив. Выход в море мог длиться целых два дня. На берегу печень рыбы продавалась специальному человеку, который сбывал ее на фабрики по производству рыбьего жира. Головы трески продавались «ястребам», которые, высушив их, сбывали их на завод гуано ^[571]. Выпотрошенной рыбой нагружались плоскодонки. В самый жаркий период года бóльшую часть улова покупали русские. Треска с берегов Финнмарка делится на несколько категорий в зависимости от возраста и размера рыбы. Иногда экипаж поддавался соблазну бросить сверху на груз плоскодонки несколько больших рыбин. Когда экипаж прибывал со своим грузом к покупателю, договаривались, что цена будет зависеть от внешнего вида рыбы. Но когда часть улова была уже выгружена на палубу, под большими рыбинами обнаруживались мелкие, и русские капитаны отказывались платить за них столько же, сколько за больших, что приводило к спорам. Два капитана направляли по человеку в рыболовную инспекцию, которая должна была попытаться найти для них полюбовное решение. Будучи связан с городской полицией, я всегда надевал униформу и, в случае подобной миссии, брал с собой переводчика. Когда мы спускались в каюту и открывали дверь, мы иногда заставали русского капитана за безмолвной и глубокой молитвой перед иконой Богоматери; они просили, чтобы она даровала им храбрость и успех в предстоящем разбирательстве. Когда молитвы заканчивались, русские капитаны всегда оказывали нам хороший прием. Тогда капитан, командир экипажа, переводчик и я располагались вокруг стола, и разговор шел в основном между переводчиком и русским капитаном. После переговоров спор обычно улаживался таким образом: капитан должен был выплатить ту цену, о которой стороны успели договориться. Понемногу русские капитаны приобрели богатый опыт в этом вопросе.

Но не всегда удавалось столь просто разрешить подобные споры. Когда улов был значительным, повышение или понижение цены на один эре ^[572] могло значить очень много. И когда выяснялось, что, вопреки ожиданиям русского рыбака, мелких рыб оказывалось слишком много, мог возникнуть спор из-за цены. Норвежский командир порой думал, что с ним на борту недостаточно людей, и посылал за адвокатом. Увидев, что на борт судна поднимается адвокат, капитан находил нужным обратиться за помощью к русскому консулу. Этот консул был родом из России. Прежде чем занять консульскую должность в Вардё, он прожил год в Боркенесе, в поселке Квефьорд ^[573], где с помощью директора коммерческого училища выучил наш язык. Консул воспользовался этим временем как следует: он почти в совершенстве говорил на нашем языке. Это был представительный мужчина, с которым было интересно общаться. Во время переговоров между двумя капитанами основная дискуссия шла между адвокатом и консулом, и в конечном счете достигался компромисс: каждой из сторон приходилось идти на уступки.

Матросы на борту русских кораблей получали за весь сезон в Финнмарке примерно по сто норвежских крон. Жалованье выплачивалось им лишь по возвращении в Россию, после разгрузки корабля и постановки его на консервацию в преддверии зимы. Но они никогда ни за что не платили на корабле. Каюта на носу казалась узкой и неудобной. Питались они в основном рыбой, из которой делали наваристый суп. В хорошую погоду, когда рыба была готова, чан с рыбой приносился на палубу, и матросы, садясь вокруг него, зачерпывали куски рыбы, которые они ели с хлебом (kleba). Я никогда не видел, чтобы они ели рыбу с картошкой. Когда они наедались рыбой, они передавали чан по кругу и пили суп. Матросы казались счастливыми.

Треску готовили к высушиванию и засолке (klippfisk). Матросы, стоя на одном колене, делали на рыбе продольный разрез. Они его делали вдоль спины, и две части рыбы соединял теперь только живот. Русские сохраняли позвоночник, но удаляли острые кости. Говорят, позвоночник придает особый вкус супу.

Матросы редко сходили на сушу, кроме как по особому распоряжению капитана. У них по-любому не было ни одного эре, чтобы его потратить. Но иногда кто-нибудь из их родных или друзей-земляков работал на рыбных промыслах в городе, и они могли его навестить. В этом случае они могли немного перебрать водки. Когда на корабль доставляли пьяного матроса, капитан приказывал другим матросам устроить ему купание. Это происходило следующим образом: матросы привязывали несчастного к канату и бросали его в море. После такого погружения он быстро трезвел. Экипажи соседних кораблей приходили в ужас. Я дважды поднимался вместе с полицией на борт корабля, где проходило подобное «погружение». Бедняга находился в передней каюте, промокший до самого нутра, но абсолютно трезвый.

Те немногие русские рыбаки, кто ходил в Финнмарк после начала нового века, в большинстве своем собирались в Киберге. Время от времени несколько рыболовных судов могли разгрузиться в Вардё, где они продавали свой улов – иногда цены на рыбу были в Вардё выше, чем в Киберге – или покупали товары, которые было невозможно найти в Киберге. Они могли также обращаться с вопросами или просить совета и помощи у русского консула Вардё. Многие из них постепенно поменяли свои русские рыболовные суда на норвежские оттрингеры ^[574], считавшиеся более удобными. Уже с середины прошлого столетия купцы из Архангельска и с Мурманского берега по собственному опыту знали, что товары из Западной Европы быстрее доходят через Вардё, чем через Балтику. В 1875 году группа купцов-предпринимателей из Архангельска договорилась о создании пароходной компании Архангельск – Мурманск. Начиная с 1905 года ^[575] с 26 мая по 26 сентября действовало пароходное сообщение Архангельск – Вардё. В этот период года Белое море было свободно от льда. Это сообщение обеспечивали два быстроходных судна, построенных в Англии: «Император Николай II» (водоизмещение 640 тонн) и «Ломоносов» (водоизмещение 480 тонн). В летнее время пароход отплывал из Архангельска в пятницу и прибывал в Вардё в следующую среду; в пятницу он отплывал из Вардё и во вторник прибывал в Архангельск. Путешествие на одном из этих кораблей было дешевым развлечением. Билет в первый класс от Вардё до Архангельска обходился примерно в 25 норвежских крон – то есть, со всеми расходами, в пять крон каждый день. Чтобы сохранить связь между Мурманском ^[576] и Вардё в зимнее время, когда Белое море замерзало, в 1905 году была создана зимняя пароходная линия, с кораблями поменьше. На эту пароходную линию компания получала дотацию. Начало морского сообщения между Северной Россией и Вардё заметно повлияло как на торговлю, так и на образ жизни людей. По окончании зимы, когда в Финнмарке вовсю шла рыбная ловля, туда приезжало множество русских, мужчин и женщин, чтобы работать на рыбных промыслах в Вардё. На заводах фирмы Бродткорб могло сразу трудиться до двадцати русских работников. Русские женщины тоже находили работу: они готовили треску к засушиванию и сушили ее на «больших лесах», а также занимались чисткой. Все они были хорошими работниками.