Алиби - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Палетте cтр.№ 24

Но, должно быть так, – опять сказал он.

– А вот и утка, – опять сказал он. – Значит – озеро.

– Твердь, понял Чистилин. И упал на спину отдохнуть, глядя в небо.

– Пойдём к озеру. От воды легче будет. Пойдем, – сказал ему Андрей.

– Иди, Николаич, иди. Я полежу и приду, – отвечал Чистилин.

Когда Андрей выбрался из озера, смыв себя кровь и грязь, он услышал стрельбу. Спрятавшись в камышах, увидел немцев. Они шли, сохраняя боевой порядок, прямо к болоту, которое Горошин с Чистилиным только что миновали. Андрей поискал глазами Чистилина. Но там, на дороге, где он оставался, его не было. Немцы шли уверено, стреляли мало и, насколько мог судить Андрей, намеревались пройти болото самым коротким, сквозным, путем, а не поперек, как это сделали они с Чистилиным. Один из их, долговязый, с узкими плечами и маленькой головой, прошел всего метрах в трех от его камышового укрытия.

Пройдет много времени, когда Андрей узнает, что, отогнав немцев за Вислу, Ренненкампф преследовал их нехотя, а может быть, не преследовал вовсе. И уж, конечно, не шел на юг, на воссоединение с Армией Самсонова, всё более удаляясь в сторону Кенигсберга. И немцы, поняв это, отменили отступление, прорвались в образовавшуюся брешь между двумя армиями, и окружили большую часть Самсоновской армии. Сам Самсонов, выйдя с адьютантом к молочной ферме Каролиниенхоф, застрелился в лесу, оставив торопливое письмо жене. А о том, что, что в восемнадцатом, Ренненкампф будет арестован ЧК, и расстрелян, Андрей, пожалуй, не узнает и вовсе. Всё еще оставаясь в камышах, от напряжения, усталости и кровопотери, Андрей потерял сознание.

***

Очнулся он в мансарде. Небольшое, полуприкрытой темной занавесью окно, впускало в комнату едва брезжащий свет раннего осеннего утра. Шевельнувшись, он почувствовал, что не может двигать шеей. Нащупав правой, здоровой, рукой больное место, понял – повязка. Через шею к левому плечу. Плечо горело, увеличившись в объеме раза в полтора. А бедро, откуда совсем недавно ручьем текла кровь, не болело совсем. Наверное, мягкие ткани, подумал он и попробовал встать. Но какая-то сила возвратила его обратно. В перины. Мысленно он насчитал их пять – под головой, под ним самим, в ногах и две сверху.

Перина. Никакой ночной или утренний холод, ни мороз, ни влага, ни ветер не могут помешать созидательно-восстановительной работе пуха. Тепло под периной становится сразу, как только она укроет уставшее, измученное холодом или невзгодами тело. И вот уже вы не чувствуете ни боли, ни обиды, ни унижения, а только – разливающиеся повсюду тепло и покой. Вопреки опасности, вопреки обстоятельствам, вопреки жизни, неизвестно почему бросившей вас в эти объятия, за что вы даже не в силах поблагодарить её.

Вообще-то, конечно, надо было бы благодарить гусей и уток, где-то в глубине сознания подумал Горошин – белых и черных, пестрых, с голубыми перышками по бортам, как у кораблей, а так же – рябеньких и всех других, что отдали свои жизни, чтобы ему. Андрею Горошину, было тепло. Потому что птица не живет без перьев. Вот уж воистину – с миру по нитке, а точнее – по перышку, думал Андрей, закрыв глаза и стараясь представить себе, как могла бы называться единица созидательной работы пуха, преобразованная в единицу, восстанавливающую жизнь. А то, что жизнь восстанавливалась, было ясно. Когда он был в покое, то есть не двигался, почти ничего не болело. И только иногда, в забытьи, он слышал почемуто сквозь гусиный и утиный крик, который все время звучал в ушах, нестерпимую, жгучую, нарастающую боль в плече. И тогда перед глазами возникало болото, лица вваливающихся в окоп врагов, оставшийся на дороге Чистилин. Потом боль утихала. И снова вокруг хлопали крыльями и гоготали, будто чему-то, радуясь, утки и гуси, наполняя комнату непозволительными в этот час звуками. Что-то гуси уж очень расшумелись, подумал Андрей и открыл глаза.

Солнце было уже в правом, верхнем углу окна, и он понял, что с тех пор, как он проснулся, прошло часа два. Скоро вошел человек, лет шестидесяти, с розовым лицом, в круглых очках и саквояжем в руках. За ним, мелко-мелко семеня, в комнату вошла женщина. Она была заметно старше человека с саквояжем. А черно-белый головной убор и белый передник сразу же предполагали дистанцию. В руках её был предмет, похожий на обычный чайный поднос, накрытый салфеткой.

И мужчина, и женщина остановились у кровати, где лежал Андрей. Все трое слегка улыбнулись.

– Огнестрельное? – спросил человек в очках женщину в белом переднике.

Женщина кивнула.

– Плечо и бедро, – подтвердил Андрей понемецки.

– Вы говорите по-немецки? – с повышенной интонацией спросила женщина, впрочем, уже поняв это.

– Это – Герр Шульце, – сказала женщина, показав глазами на доктора. – Он врач.

– Фрау Магда, – в свою очередь представил доктор свою помощницу.

– Горошин, отозвался Андрей.

Фрау Магда подкатила небольшой столик, который был в комнате и которого Андрей еще не видел. На столике завернутые в чистую салфетку уже лежали извлеченные откуда-то инструменты. Достав что-то из саквояжа, обработав спиртом руки и плечо, доктор принялся извлекать пулю.

– До тех пор, пока она там, – сказал он, мельком взглянув на Андрея, – будет плохо. Надо убирать. Еще раз взглянув на Андрея и что-то для себя отметив, он поднес к лицу больного тампон с острым, сильно ударившим в нос запахом. Стиснув зубы, Андрей терпел боль. Извлечь пулю долго не удавалось. И когда, наконец, доктор, удачно подцепив её пинцетом, сделал это, после пронзительной боли наступило облегчение. Исчезло чувство распирания, появилась некоторая свобода движения. Но рана была большая.

– Хорошо, – наконец коротко сказал доктор, оставляя на столе два порошка.

Магда кивнула, согласившись. Потом вытерла лоб Андрея смоченной в уксусе салфеткой, чтобы снять температуру.

– Никуда не выходите, – сказал доктор, обращаясь к Андрею. – Мы обязаны вас, как представителя воюющей с нами страны, сдать немецкому коменданту. Потом – плен, – по-деловому объяснил он. – Лучше, если вас никто не будет видеть. Знает ли об этом Амели? – обратился он теперь к Магде. Магда кивнула, выразив все одними глазами.

– Хорошо, – опять сказал доктор, и, откланявшись, вышел из комнаты.

– Ваш Самсон – капут. Знаете? – спросила Магда, бинтуя рану. – Его люди – плен, – быстро заговорила она. – Вам повезло, пристально посмотрела она на Андрея в ожидании реакции на то, что она сказала.

Андрей смотрел на неё, не отводя взгляда.

Когда с повязкой было покончено, он спросил —

– Как называется этот город?

– Голдап, – отвечала Магда. – Два дня назад вас привез с озера Томас. Он, правда, ездил на болото, еще дальше. За торфом. Говорит, вы прошли не менее сорока километров.

– Кто это Томас? – Дядя Амели.

– А кто это Амели, уже откровенно улыбаясь, спросил Андрей.

Магда что-то ответила. Он не расслышал и прикрыл глаза. Минут через пять стало совсем тихо. И от этой тишины Андрей снова открыл глаза. Значит, он уже два дня здесь, в этих перинах, подумал он. Томас, какая-то Амели, доктор. Доктор, должно быть, приглашенный. А вот Магда. наверное, живет здесь. Всё знает. Впрочем, может, и нет, продолжал думать он. С каким удовольствием, почти радостью, говорила она об Армии Самсонова. Может, показалось, подумал он опять, зная, что наверняка – нет. Но тут же решил не культивировать в себе неприязни. Он должен быть благодарен. Теперь он снова прикрыл глаза, прислушиваясь, время от времени к возникающей боли в плече. Бедро почти не болело. Начавшаяся сегодня утром пульсация как-то незаметно прошла.