Татуированные души - читать онлайн книгу. Автор: Аврора Гитри cтр.№ 57

— Он сидел с другой девушкой около часа. Разговаривал, смеялся. И все это время не обращал на меня ни малейшего внимания. Даже не посмотрел ни разу. И тут ко мне подсел другой клиент. Фаранг, который мне не нравится. С этаким победительным видом, представляешь? — уточняет она с грустной улыбкой. — И поскольку я была одна, а Джонс сидел с другой, отказать клиенту я не могла. И Джонс ушел с Ньям. Отправился к ней в бокс, пока я умирала от злости под своей улыбкой. Он оскорбил меня, понимаешь?

Слезы текут по ее горящим щекам, оставляя черные дорожки, похожие на следы пепла. Ее печаль обезоруживает меня, лишает аппетита. У меня пропадает всякое желание есть блюда, о которых я так мечтал. Новый Пхон растворяется в рассказе Нет.

Мой добрый хозяин Джонс бестрепетно объявляет мне о разрыве с Нет, унижает ее в переполненном людьми баре, топчет ногами ее сердце и заставляет плакать… Я опускаю голову.

— И мало того, что он унизил меня перед девушками. Когда он вернулся из норы Ньям, он забрал меня с собой, словно сумку из камеры хранения… Как сумку!

Ее печаль сменяет гнев, который выпрямляет ее на табурете, превратившемся в пьедестал. Когда официантка приносит нам последние заказанные мной блюда, Нет вытирает слезы, ее лицо вновь принимает воинственное выражение. Увидев ее такой, вдруг совершенно изменившейся, я сразу вспоминаю единственное подходящее ей определение, пришедшее мне на ум благодаря французу: курд май. Ах, если бы и обо мне можно было так сказать…

— Он привел меня к себе, — продолжает она холодным, почти равнодушным голосом. — Всю ночь я стискивала зубы и кулаки, чтобы не кричать. Я скрыла свой гнев. Я делала вид, что ничего не случилось. Я надеялась, что сумею его простить. В конце концов, только я ночую у него, только мне он дарит подарки. Но на следующий день, когда я вернулась домой, внизу меня ждала торжествующая Ньям. Она сказала, что Джонс обещал прийти к ней снова. Она словно плюнула мне в лицо. В доказательство своих слов она повертела перед моими глазами рукой. Он подарил ей браслет. За одну ночь он подарил ей украшение. И тут я потеряла самообладание. И вернулась в Махатлек.

Нет бросает на меня холодный, неумолимый взгляд. Я вздрагиваю, хотя знаю, что ее ненависть адресована не мне, что она видит перед собой лицо другого человека. Лицо своей соперницы.

— Я знала, что Джонс очень дорожит серебряными шкатулками, которые стоят у него в спальне, — продолжает она более мягким тоном. — Однажды я взяла одну, чтобы рассмотреть получше… Мне понравились эти странные птицы. Джонс отобрал ее у меня и сказал, что его мать подарила ему эти шкатулки перед смертью. Что каждое утро, протирая их, он представляет, что она жива. Словно каждая коробочка хранит частицу его матери. И я украла две из них. Потому что я хотела отнять у него частицу его самого. Я хотела, чтобы частица его души умерла, я хотела, чтобы он понял, что он сделал со мной. Я хотела…

Ее слова обрываются стоном, тонут в уличном шуме. В свете неоновых ламп я вижу ее приподнявшуюся грудь, порозовевшее лицо и понимаю, что она задержала дыхание. Я чувствую, что она сейчас начнет рыдать и кричать. Что этот взрыв эмоций может легко разрушить новую и еще хрупкую личность, которая почти родилась благодаря французу.

— Я сожалею… Ах, если бы ты знал, как я сожалею, — выдыхает она в конце концов.

И я понимаю, что опасности разрушения подвергается не моя, а ее личность.

Ноябрь 1986 года

— Здравствуй, Докмай.

Она выскочила из темноты с внезапностью кобры. Она решила встретить меня у дома Нет, подальше от «Розовой леди» с ее разноцветными неоновыми огнями, подальше от старухи и Кеоу, чтобы никто не мог меня защитить.

— Ньям… Тебя что же, на ночь сегодня никто не захотел оставить?

Эти слова сами слетели с моего языка, словно кто-то другой решил вместо меня бросить вызов моей противнице. Чувствуя, насколько они обидны, я быстро отвожу взгляд и смотрю на грязную воду реки, текущей по улицам.

— Поймала фаранга и торжествуешь, — шипит она, медленно приближаясь и покачиваясь всем телом, словно готовящаяся ужалить рептилия. — На твоем месте я бы не радовалась так рано. Война только начинается.

Она подходит ко мне практически вплотную.

Я инстинктивно отступаю и спотыкаюсь о какую-то неровность на земле. Грязный ручей под ногами не позволил мне заметить выбоину в асфальте тротуара. В нее попадает каблук, который трещит и ломается под моим весом, я теряю равновесие. Неуклюже падаю, чувствуя резкую боль внизу спины. И слышу раскат зловещего хохота.

— Видишь? Ты сама заняла свое место. На панели, в грязи, — говорит она, склонившись над моим мокрым лицом и словно выплевывая слова. — И я прослежу, чтобы тут ты и осталась, — добавляет она, прижимая кроваво-красный ноготь к моему лбу.

Я отдергиваю голову, словно меня укусила змея, и поднимаюсь, кипя от гнева:

— Француз скорее предпочтет девушку в грязи, чем претенциозную мегеру! Можешь говорить что хочешь, но выбрал он меня.

Я ощущаю покалывания на коже, там, где Оливье посеял зерна моей новой личности. Она растет во мне, когда я встаю с земли, она крепнет, когда я сжимаю кулаки. Она похожа на дерево, которому не страшны даже бури Ньям. Я еще не знаю, какую эмблему он мне подарил, какой символ изобразил на моем лице. Но, видя изумленный взгляд своей противницы, я становлюсь непобедимой.

— И… не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Я улыбаюсь убийственной улыбкой. Ее угрозы меня больше не пугают. Ее яд на меня не действует. Я — Докмай, и даже больше. Я сама не подозревала, какую огромную силу вдохнул в меня Оливье. Но это именно так. Моя душа уже не потерпит ни малейшего унижения.

— На твоем месте я бы подкрасилась, — говорю я, направляясь к двери подъезда. Я иду уверенной походкой, несмотря на сломанный каблук. — У тебя от гримас макияж потрескался.

Я торжествующе вхожу в дом, оставляя противницу на тротуаре. Я даже не вздрагиваю, когда она, скрывая свое бессилие, угрожающе произносит:

— Я раздавлю тебя, Докмай.

Перед тем как подняться к Нет, я останавливаюсь посреди лестницы и на несколько секунд присаживаюсь на ступеньку. Сражение закончено, биенье моего сердца успокаивается. Я страшно устала и очень довольна. Я нашла в себе силы противостоять самой опасной девушке из «Розовой леди». Я победила робость, швырнув ее в лицо своей противнице. Я разжимаю кулаки и рассматриваю черные от грязи линии судьбы на ладонях. Неожиданно я вижу улыбку. Улыбку фаранга. Он смотрит, как я пробуждаюсь ото сна, в который он меня погрузил, разглаживая подушечками пальцев линии моего лица. Над лестницей даже звучит его шепот: «Мне пора идти». Я вижу, как он отодвигает прижатое к моему лицу тело, вынимает пальцы из моих волос, отрывается от меня с шуршанием рвущейся бумаги. Я сажусь на бамбуковом диванчике и вцепляюсь в него, как утопающий в соломинку, а он убирает в чемоданчик ласки кисточек и поцелуи влажного крема. Потом достает последнюю, самую большую баночку с белой мазью, опускает в нее ватный шарик и возвращается ко мне. «Нужно все снять», — грустно шепчет он, словно отец, вынужденный наказать ребенка. Я отшатываюсь, прижимаюсь спиной к стене, подтягиваю колени к подбородку и обхватываю их руками, словно защищаясь. «Я должен снять с тебя грим. Но я вернусь сегодня вечером, обещаю. Пока еще не время открывать наш секрет». После его слов я опускаю глаза и медленно, покорно открываю свое тело. Я вытягиваю ноги на кушетке, оставаясь сидеть, прислонившись спиной к стене. Он подносит ватное облачко к моему лицу и ласкает им кожу. У меня выступают слезы, они смешиваются с лишенным запаха кремом, смывающим мой сладкий грим, краски моей души. Мои губы дрожат от прикосновений шероховатой ваты. Меня пробирает озноб, когда я вижу испачканный комочек хлопка, который он бросает рядом со мной на кушетку, в кучу таких же комочков. Смыв все, он нежно дотрагивается до моих блестящих девственных щек, повторяя пальцами придуманный им рисунок, и шепчет мне на ухо: «Я приду сегодня вечером, и завтра, и послезавтра…»