«Так написано в уставе школы».
Сперва он хотел просто высмеять этого ботаника, который вздумал поучать его школьным уставом. По его лицу уже прочитывалось это намерение. Но потом он сообразил, что его свита ждёт от него совсем другой реакции. Оскорбление его величества должно повлечь последствия, иначе ты никакое не величество больше.
«Пошёл отсюда», – сказал он и толкнул меня в грудь.
«Только после того, как ты погасишь сигарету». Официальное объявление войны.
Давно уже с ним не случалось такого, чтобы кто-нибудь осмеливался на такой прямой вызов. Тем более тот, кто меньше него. Поэтому он не сразу сообразил, что сказать, и выпустил мне дым в лицо. Должно быть, он видел много дрянных фильмов. Я никогда не понимал, как такое могло кого-нибудь запугать. Для этого есть совсем другие методы. Я иногда выкладывал на стол брусок с кожей для правки бритв, инструмент брадобрея. И они думали, что сейчас я стану их бить этим бруском, а я доставал из кармана нож и начинал точить его о кожу.
Вот как надо запугивать.
Никласу не пришло в голову ничего лучшего, чем прямая угроза. «Что, давно тебя не били?»
Остальные уже сделали шаг вперёд. Предвкушая развлечение, которое их босс только что им пообещал. Хлеба и зрелищ.
«Что, все на меня одного? Отъявленной храбрости люди».
В шахматах это называется цугцванг. Никласу не оставалось ничего другого, как вызвать меня на поединок. Школьник против школьника.
«Как тебя звать-то?» – спросил он, когда мы назначили место и время.
«Килиан».
«Жалко твои красивые очки, Килиан. Они ведь могут и не пережить».
Любой комедиант позавидовал бы смеху, который он стяжал этой шуткой у своих поклонников.
287
Дело сделано.
Мы встретились на огороде, который всё ещё так называется, хотя давно уже не огород. Грядки когда-то завели, чтобы через практический труд сообщить ученикам больше понимания природы, но отсутствие интереса к этому было настолько неопровержимым, что проект быстро свернули. Пожалуй, это с самого начала не было хорошей идеей. Кто может позволить себе такой интернат, не заинтересован в том, чтобы пачкать себе руки, ковыряясь в земле.
Явилась на поединок не только свита Никласа. История, кажется, получила огласку. Сорок или пятьдесят школьников образовали вокруг нас круг. Мне это было на руку. Чем больше зрителей, тем хуже будет поражение Никласа.
Феликса я среди них не заметил. Но, может, он держался на дистанции и смотрел на разборку издали.
Так бы и я сделал.
Никлас оказался негодным бойцом. Он настолько привык полагаться на свою превосходящую физическую силу, что никогда не пытался освоить приличную технику. Использовал руки как цеп на молотилке. Вообще-то не составляло проблемы уклониться от его ударов. Но чтобы убаюкать его бдительность, мне нельзя было проявлять себя слишком ловким. Поэтому один его удар всё-таки пришёлся мне в лицо.
Ну-ну. Мой отец бил и покрепче.
Тем не менее, я решил рухнуть на землю. Когда я упал, ликовали не только его люди. Ведь это у нас в крови от наших обезьяньих предков: мы любим покоряться сильнейшему.
Было видно по его ошеломлённому лицу: он не ожидал, что я вообще поднимусь на ноги. Но всё равно он был уверен в своей победе. Даже не выставил руки для защиты. Так и болтались внизу.
Недооценивать противника – самая глупая ошибка, какую можно совершить.
Большая разница в росте оказалась мне только на руку. Если наносить удар в солнечное сплетение косо сверху вниз, можно легко задеть рёберную дугу. Но здесь моя рука оказалась на самой нужной высоте. Как тогда в том детском боксёрском клубе.
Дядя Доктор мне однажды объяснил, что при точном ударе в солнечное сплетение сосуды в брюшной полости расширяются так сильно, что мозг уже не снабжается кровью как следует. В таких вещах он разбирался значительно лучше, чем в лекарском деле.
Никлас выглядел ошарашенным, когда осел мешком. Того, что я сломал ему ещё и носовую кость, он уже не воспринял.
Я попросил вернуть мне очки и нацепил их.
288
Д-р Мертенс твёрдо убеждён, что нос я ему сломал невзначай. Должно быть, Никлас неудачно ударился носом о мою голову. Именно так это и должно было выглядеть.
Удар головой в нашей работе часто оправдывал себя. Прежде всего, если перед этим ты держал руки в карманах и они думали, что теперь ты уже перестал бить. Только он расслабится, тут его и настигал следующий удар.
Они в ректорате созвали настоящий трибунал. Д-р Мертенс и ещё двое учителей. Секретарша, которая должна была вести протокол. При этом приговор был предопределён с самого начала. Как всегда.
Хотя драки согласно школьному уставу строго запрещены, я отделался выговором. Кроме того, д-р Мертенс позже напишет письмо моему опекуну.
Я на это письмо вежливо ему отвечу.
Мне было бы лучше, если бы они присудили мне ещё и штраф. Это бы сделало меня в глазах Феликса ещё более геройским.
Ну-ну.
Я был оправдан не из-за того, что моя невиновность была доказана, а потому что Никласа никто не любил и все были только рады, что наконец-то с ним хоть кто-то поквитался. Хотя они, конечно, не могли в этом сознаться. Кроме того, я имел самый жалкий вид. Там, где он ударил меня в лицо, расцвёл многоцветный синяк. И, что определённо сыграло роль: я был на голову меньше него. Давид всегда предпочтительнее Голиафа.
Для других школьников я теперь герой. Теперь я могу выбирать себе друзей.
Меня интересует только один.
Под конец д-р Мертенс не упустил случая показать себя педагогом. Но показал себя скорее демагогом. Дескать, я же разумный молодой человек и, как он надеется, извлеку из происшедшего урок. Если я ещё раз окажусь в подобной ситуации, я наверняка поведу себя умнее. Не буду пытаться защитить себя сам, а попрошу помощи у преподавательского состава. Обещаю ли я ему это?
Я обещал. Другого случая уже не будет. Никлас уже ни на кого не нападёт, в этом я уверен. Не потому, что он исправился, а потому что я лишил его важнейшей опоры: чувства непобедимости. Без этой уверенности он всего лишь рослый маленький мальчик.
Как я всегда говорил своим людям: выведайте, что для вашего объекта действительно важно. И сломайте ему это.
Он постучался очень осторожно, на случай, если я уже сплю. Стоял в холле в пижаме, с миской и двумя полотенцами. Настоял на том, чтобы я снова лёг.
«Холодные компрессы с ромашкой, – сказал он. – Когда я в детстве падал, госпожа Квитова всегда делала мне такие компрессы. Наша экономка».
Я знаю госпожу Квитова. Она смывала с меня кровь – и вода тоже пахла ромашкой. А потом она меня перевязала. Но мне, разумеется, нельзя было рассказывать об этом Феликсу.