Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина - читать онлайн книгу. Автор: Терри Пратчетт, Йен Стюарт, Джек Коэн cтр.№ 6

Америка по-прежнему ведет борьбу, которая в Европе уже столетие как завершилась. Там она закончилась компромиссом: Папа Пий XII в целом признал истинность эволюции в 1950 году, но это не стало полной победой науки ^[7]. В 1981-м его преемник Иоанн Павел II осторожно заметил, что «Библия… желает учить не как были сделаны небеса, но как каждый идет на небеса». Наука отстояла свое – ведь теория эволюции была принята целиком, – однако религиозные люди все равно сохранили за собой право считать, что все живые существа были созданы Богом. Дарвину это решение представлялось весьма удачным, ведь все были счастливы и никто ни с кем не спорил. Креационисты, напротив, не были согласны с тем, что, привязав свои религиозные убеждения к 6000-летнему возрасту планеты, они не только не делают для себя ничего хорошего, но и ставят себя в безвыходное положение.

«Часы Дарвина» – это книга о Викторианской эпохе, которой никогда не было – то есть была, но как только вмешались волшебники, ее не стало. Это не то общество, которое до сих пор пытаются построить креационисты и которое было бы гораздо более «фундаменталистским» и полным лицемеров, раздающих всем указания и подавляющих всякое проявление истинной изобретательности. Настоящая Викторианская эпоха была парадоксальным временем – это было время общества с очень сильной, но гибкой религиозной основой, которое воспринимало существование Бога как должное, но и породило целый ряд крупных интеллектуальных революций, благодаря которым непосредственно и сложилось нынешнее западное общество. Давайте не будем забывать, что даже в США власть штата и церкви разграничена Конституцией. (На удивление, в Великобритании, которая на практике является одним из наиболее светских государств в мире – церкви посещают разве что на крестины, свадьбы и похороны, – есть собственная государственная религия и монарх, назначенный Богом. В отличие от Плоского, Круглому миру не обязательно иметь смысл.) Так или иначе, люди Викторианской эпохи были народом богобоязненным, но при этом их общество воодушевило раскольников вроде Дарвина, которые своим нешаблонным мышлением повлекли далеко идущие последствия.

Тема часовых механизмов проходит красной нитью по всему метафорическому ландшафту науки. Описанную Ньютоном Солнечную систему, подчиняющуюся точным математическим «законам», часто называют «заводной вселенной». Этот образ не плох, а планетарии – модели Солнечной системы, в которых шестерни заставляют крошечные планетки вращаться словно по-настоящему, – в самом деле напоминают часовые механизмы. В XVII и XVIII веках часы были одними их самых сложных и, вероятно, самых надежных механизмов. Даже сегодня мы говорим: «работает как часы», и нам еще предстоит довести их до того, чтобы это выражение означало «атомную точность».

К началу Викторианской эпохи образчиком надежности стали считаться карманные часы. Идеи Дарвина тесно связаны с часами, опять же воплощающими символ механического совершенства. Впервые их представил священник Уильям Пейли, умерший через три года после рождения Дарвина. Они появляются в первом абзаце его знаменитого труда «Естественная теология», опубликованного в 1802 году. Ход его суждений легко можно понять, если обратиться к его же словам:

Допустим, пересекая вересковую пустошь, я споткнулся о камень, и меня спросили, как этот камень там оказался; я мог бы ответить, что, насколько мне известно, он лежал там всегда: пожалуй, доказать абсурдность такого ответа было бы непросто. Но если предположить, что я нашел на земле часы и меня спросили, как они там очутились, едва ли я мог бы дать тот же ответ. Так почему же он не подойдет в случае с часами так же, как с камнем? Почему же он не может быть столь же удовлетворительным? А по той причине (но не по какой-либо еще), что их детали изготовлены и установлены с определенной целью – к примеру, они приспособлены для движения, настроенного таким образом, чтобы показывать время; а имей эти детали иную форму, или иной размер, или же были бы иначе расположены, механизм вообще не приходил бы в движение либо просто не мог бы выполнять задачу, для которой он предназначен.

Пейли продолжает описывать детали часового механизма, приводя к основной мысли своего аргумента:

В рассматриваемом механизме… вмешательство, по нашему мнению, неизбежно; у часов должен быть творец; то есть некогда должен был существовать мастер или мастера, создавшие его ради цели, которой, как мы видим, они следуют теперь. Те, кто понимали их устройство и придумали, как их использовать.

Далее следует длинный ряд пронумерованных пунктов, в которых Пейли более точно определяет свой аргумент, распространяя его на случаи, когда, например, отсутствуют некоторые детали часов, а также отвечает на критические замечания своим суждениям. Во второй главе приводится история, описывающая гипотетические «часы», которые способны самовоспроизводиться, – такое предвосхищение понятия машины фон Неймана, появившегося в XX веке, воистину поразительно. Пейли утверждает, что предположения о существовании «изобретателя» совершенно обоснованны; и если уж на то пошло, восхищение перед талантом изобретателя должно лишь усиливаться. Более того, разумный наблюдатель задумался бы, что лежащие перед ним часы в некотором смысле представляют собой создателя, изготовившего их своими руками, но, к примеру, плотник и изготовленный им стул представляются в совершенно ином свете.

Продолжая развивать эту мысль, Пейли отбрасывает один из возможных вариантов – что часы, как и камень, тоже могли существовать всегда, насколько ему было известно. Возможно, существовала некая цепь часовых механизмов, каждый из которых создавался предыдущим, и она уходила в прошлое до бесконечности, из-за чего самых первых часов никогда не существовало. Однако, пишет он, часы существенно отличаются от камня: их кто-то придумал. Камни, вероятно, существовали всегда: кто знает? Но часы – нет. Иначе у нас была бы «выдумка без выдумщика» или «свидетельства замысла без творца». Пейли отвергает это предположение, основываясь на метафизике, и констатирует:

При первом осмотре часов, их работы, устройства и движения можно заключить, что у их конструкции должен был быть автор – мастер, понявший их механизм и придумавший им применение. Это заключение неопровержимо. Повторный осмотр приносит нам новое открытие. Оказывается, в процессе движения часы создают другие часы, точно такие же, и не только, но мы воспринимаем их как систему или структуру, намеренно рассчитанную для этой цели. Как это открытие должно повлиять на наш прошлый вывод? Так, как уже было сказано, это должно безмерно возвысить наше восхищение талантом, благодаря которому была создана такая машина!

Что ж, мы прекрасно видим, к чему ведет преподобный, и в третьей главе он приходит к своей цели. Забудем о часах, рассмотрим глаз. Он не лежит в пустоши, а находится в живом существе, которое, быть может, и лежит в пустоши. Он говорит нам: сравните глаз с телескопом. В них так много общего, что мы вынуждены признать: глаз, равно как и телескоп, был «создан, чтобы видеть». Около тридцати страниц анатомического описания подкрепляют утверждение, что глаз должен был быть придуман с этой целью. Но глаз – это лишь один из примеров: подумайте о птице, рыбе, черве или пауке. Теперь Пейли, наконец, заявляет о том, что все его читатели предвкушали еще с первой страницы: