Инга Артамонова. Смерть на взлете. Яркая жизнь и трагическая гибель четырехкратной чемпионки мира - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Артамонов cтр.№ 83

Видите, сколько фактов! И бабушка-то была только тогда, когда приезжала Инга. Так что никто ему не мешал жить и не вмешивался в их жизнь. А приезжала бабушка, чтобы помочь Инге по хозяйству – убраться, сходить в магазин, сготовить. Бабушка очень любила Ингу, больше, чем кого бы то ни было, и хотела ей хоть чем-то помочь.

И про пьянки его тут же говорится. И что он собирал компании, как только Инга уезжала. Ведь соседи-то видят, у них глаза, уши… Можно еще не поверить родственникам, но вот же посторонние люди, и все говорят в один голос, приводят одни и те же факты.

Не понимаю, что же мешало Курбанкову отразить в своем обвинительном заключении такие вещи: материалами дела установлено, что нет ни одного факта, который бы свидетельствовал о супружеской неверности Инги; напротив же, известно, что как раз Воронин неоднократно изменял своей жене, о чем свидетельствуют, помимо других, его собственные показания. Вместо этого следователь с дотошностью необычайной выяснял, была ли у супругов договоренность о разводе накануне Нового года или нет? Ведь это не основное. Но, видно, такая зацепка ему была нужна. Кстати, Курбанков пришел к выводу, что договоренности о разводе накануне не было, а суд – была!

Прокурор на суде более четко констатировал такие факты, как пьянство Воронина и все другие его выходки, и Воронин не очень-то при нем врал, сразу был поставлен на место: прокурор одного свидетеля спросил – пил ли Воронин, второго – пил ли он… И все стало ясно! Точно так же и по другим моментам. Почему же Курбанков не высказался более четко и определенно по многим позициям, не назвал все вещи своими именами?

А вот рассказывает участковый уполномоченный 107-го отделения милиции, приходивший по вызову матери Инги – Анны Михайловны в связи с частыми выпивками ее зятя Воронина:

«Примерно в 1963 году ко мне в отделение пришла мать Инги Ворониной. Сама Инга в тот период находилась в командировке. Мать Инги Ворониной сказала мне, что ее зять Геннадий часто приходит домой в нетрезвом состоянии и что надо поговорить с ним, чтобы он перестал пить. Я тут же вместе с матерью Инги пошел на квартиру Ворониных. Геннадий был дома. Он был трезвый. Я его спросил, почему он часто выпивает. Он мне ответил: «А что мне остается делать? Она уедет месяца на два-три, а я один остаюсь» (т. 2, л. 60, об.).

Вот, пожалуйста! Разве его кто-нибудь подталкивал пьянствовать, а затем устраивать всякие сцены Инге, обвинять ее в несуществующих каких-то грехах? И жить не мешал ему никто из посторонних – ни мать, ни бабушка. Ему нечем заняться? Хорошенькое дельце! Ты же, Воронин, такой «правильный человек», наставляющий всех на «путь истинный»! Искал бы себе достойное занятие, работал бы!

Ты, Воронин, если взять твои спортивные достижения, всего лишь эпизод. Инга же – золотая страница в истории мирового спорта. Пройдет много лет, многое сотрется в памяти, и тебе, так желавшему во что бы то ни стало прославиться, печально прославиться, будет уготована неизменно роль убийцы замечательного человека, которым гордился мир. Так это и останется на веки вечные твоей «родовой реликвией».

Свидетель Аскольд Быстров, сосед по дому, сотрудник КГБ, в своих показаниях говорит, что он бывал в гостях у Геннадия и Инги, никаких ссор между ними не было, и он считал, что они живут хорошо… Воронин умел выгодно себя преподнести. Все-таки сотрудник КГБ, надо вести себя с ним осторожно, мало ли что!

Жена брата – Александра Воронина – Зоя Кузьминична пишет (т. 2, л. 88): «Инга простая женщина, обходительная». Спасибо за хорошие слова. И среди родственников Воронина есть, оказывается, порядочные люди.

В бланке допроса есть графа «Об уголовной ответственности… за дачу заведомо ложных показаний по ст. 181 УК РСФСР предупрежден». Но сколько было ложных показаний! Сколько налгал сам Воронин! Разве его привлекли за это к ответственности по статье 181?

Друг Воронина Капранов пишет: «Ей он был исключительно предан» (л. 105).

Особенно это известно из материалов дела, где он и сам признается, что изменял Инге. В этом же признается и Эрна Вирс.

102-я статья предусматривает наказание за убийство из хулиганских побуждений и мести. Воронин совершил убийство именно такого рода, и поначалу это отнесли к 102-й статье, но затем заменили ее на 103-ю.

Вот как трактуется, например, понятие «хулиганство» в словаре Ожегова: «Поведение, обнаруживающее явное неуважение к обществу, к достоинству человека, крайнее бесчинство». Как раз все это и было в действиях Воронина.

Ты, Воронин, подвел свое преступление под ревность, на самом деле ревность тут ни при чем: со стороны Инги не было таких действий, которые бы изобличали ее в супружеской неверности. Ни у одного человека нет ни единого факта против Инги! Все в один голос заявляют, что подобными фактами не располагают. А проще говоря, их вовсе не было. Все это разыграно тобой.

Я задумался как-то над системой наказания преступников, предусмотренной Уголовным кодексом. На каждый вид преступлений – своя статья. Взять убийство. Если оно умышленно и совершено из каких-нибудь злобных побуждений, то наказание уже более суровое. А если из ревности – то уже менее. Но ведь ревность должна подкрепляться какими-то неопровержимыми фактами – доказанной изменой (скажем, муж застал свою жену с любовником прямо на ложе любви). А если ревность не подкрепляется никакими фактами, разве можно ту же самую статью назначать, что и при неопровержимых доказательствах, конкретных фактах? Думаю, что нельзя. Это так бы все убийцы сваливали на ревность. Свалил на нее и Воронин. А следователь поддержал его в этом. Это очень серьезный прокол в его работе по данному делу.

Мне не раз казалось, когда я смотрел на молчащую нередко в последние годы Ингу, что она часто над чем-то задумывалась. Вероятно, думала о несбывшихся своих мечтах в личной жизни. В самом деле, как беспроблемна молодость и как много появляется проблем уже некоторое время спустя, когда кажется, что уже все определено. Плохо мы взвешиваем. Иные так все выверят, подгонят.

Инга не жалела себя, тратила свое здоровье во славу спорта, страны. А чем ей отплатили? Умышленным замалчиванием ее имени, забвением и даже грязной ложью.

Живешь и не позволяешь себе никакой сентиментальности, не даешь разгуляться своим чувствам. Сдерживаешься, сдерживаешься, и вдруг что-то навеет, что-то напомнит о былом, о невосполнимой утрате – и мгновенно становится горько и жутко. И вся натура вскипает, бурлит, негодует. Вновь не можешь долго успокоиться, и слышится откуда-то глас: «Такую светлоту сгубить, такую красоту!»

Если бы ты, Воронин, по-настоящему любил Ингу, то с самого начала своих показаний не стал бы затрагивать тему о прошлом Инги и попросил бы следователя не затрагивать ее и чтобы от других он не требовал этих упоминаний. Потому что никаких измен-то со стороны Инги не было, это всеми признано, и тобой в том числе, и в этом смысле никакое прошлое Инги не должно дискутироваться, да его и не было, этого прошлого. Ну встречалась прежде с кем-то, а как же ты хотел?!

Ты должен был, будучи мужем Инги и находясь рядом с ней, сделать все, чтобы преумножить ее спортивные достижения, оградить ее от ненужной трепки нервов, поступиться своим честолюбием, которое не могло реализоваться из-за твоей бесперспективности как спортсмена. И надо было это понять и проявить здесь мужскую силу воли, за которую бы тебе потом поклонилась история конькобежного спорта, и тогда бы ты вошел в историю и как спортсмен, которому тоже удалось слегка вкусить радость победы в крупнейших соревнованиях сильнейших и который не понаслышке знает об этом, и как близкий друг и муж великой чемпионки, способствовавший преумножению ее побед. А что сделал ты? Скандалил, всячески препятствовал ей. Ты не понял даже своей элементарной миссии близкого друга, не говоря уже об исторической своей миссии… Недопустимо, чтобы один че ловек мог другого обидеть, оскорбить, а тем более ударить. По человеческому закону этого никто не имеет права делать. Ты многократно переступал этот закон и нарушал права Инги…