Лечуга встает со стула.
– У меня такое впечатление, сэр, что Хесус уже использовал свою свечку.
Пробный хрюк пробегает по классу. Кастетт застывает на месте.
– Что ты хочешь сказать, Макс?
– Я хочу сказать, что навряд ли вам захочется брать ее в руки – вот и все.
– Что с ней такое? Где она была?
Макс взвешивает готовность аудитории.
– У него в жопе.
Класс взрывается: рты закрыты, так что взрывается он через нос.
– Мистер Кастетт, – говорит Дана, – мы здесь для того, чтобы получать образование, а это все как-то не очень пахнет образованием.
– Да, сэр, – подхватывает Шарлот Брустер, – у нас есть конституционное право на защиту от сексуальных извращений.
– А у некоторых людей есть еще и право на защиту от преследований, мисс Брустер, – отвечает Кастетт.
– Госпожа Брустер, если позволите, сэр.
Макс Лечуга надевает самое что ни на есть невинное выражение лица.
– Черт, да мы это просто так, для смеху, понимаете.
– Мне кажется, Хесус вовсе не находит ваши шуточки смешными, – говорит Кастетт.
– Ну и что, – передергивает плечиками Шарлот, – с волками жить…
– Не нужно подставляться! – чирикает у нее из-за спины Лорна Спелц. Лорна скажет, как в воду перднет.
Кастетт вздыхает:
– А почему вы считаете, что конституция ставит ваши права выше прав мистера Наварро?
– Потому что он голубой, – говорит Бо Гури. Вот уж, в натуре.
– Благодарю вас, Борегард, за то, что вы перевели нашу дискуссию в глубоко научную и профессиональную плоскость. А что касается вас, госпожа Брустер, то, сдается мне, даже вы рано или поздно усвоите, что наша прославленная конституция встает на пути всякого, кто пытается нарушить фундаментальные права другого человека.
– Мы не нарушаем ничьих прав, – говорит Шарлот. – Мы, Народ, решили немного посмеяться, нравится это кому-то или нет, и имеем на это право. И этот кто-то тоже может над нами смеяться. Или не обращать на нас внимания. С волками жить…
– Учись танцевать по-волчьи! – Лорна в своем репертуаре.
– Да, сэр, – говорит Лечуга. – Это записано в конституции.
Кастетт проходится по комнате, из угла в угол.
– Ни в одном из наших государственных документов, доктор Лечуга, вы не найдете формулировки «С волками жить…».
Он размазывает последнюю фразу, как масло по бутерброду, толстым слоем. Тактическая ошибка: с Шарлот Брустер так нельзя. Она уже успела закусить удила. Губки у нее превращаются в подобье куриной жопки. Глаза стекленеют.
– У нас складывается такое впечатление, сэр, что вы слишком усердно защищаете Хесуса Наварро. Только и делаете, что его защищаете. Может быть, мы просто не владеем всей полнотой информации?..
Кастетт примерзает к месту.
– Что вы имеете в виду?
– Вы, наверное, не слишком часто лазаете по сетке, а, сэр? – Лечуга обводит класс хитрожопым взглядом. – Вы, наверное, на них ни разу даже и не заходили – на сайты с мальчиками?
Кастетт, трясясь от ярости, делает шаг по направлению к Максу. Хесус с грохотом срывается с места и выбегает из комнаты. Классная богиня Лори Доннер бежит за ним следом. Кастетт проворачивается на месте.
– Лори! Хесус!
И, словно гончая, летит за ними.
Вы видели Хесусова отца, старика Розарио? Он бы никогда не позволил до такого себя довести. А знаете почему? Потому что вырос по ту сторону границы, а у них там есть вполне разумное обыкновение вставать на рога, как только до тебя не то что пальцем дотронутся – хотя бы глянут в твою сторону не так, как положено. А Хесус подхватил извечную болезнь белого человека все и вся закупоривать пробкой, до последней возможности. Я должен его отыскать.
Класс потихоньку сползает в подходящее к случаю состояние лиц и душ: а мы что, мы ничего, мы ни в чем не виноватые свидетели случайного стечения обстоятельств. Близняшки Гури глотают смешок. Потом Макс Лечуга встает с места и подходит к выстроившимся в ряд вдоль окон компьютерам. Он проходит вдоль всех и – один за другим – активизирует скрин-сейверы. На экранах появляется одна и та же картинка: голый Хесус нагнулся над больничной кушеткой – или похожей на больничную.
Я выхожу из класса, в коридоре стоит Кастетт. Он еще не видел картинок в компьютерах.
– Сэр, хотите, я найду Хесуса?
– Нет, лучше отнеси в лабораторию вон те бумаги и посмотри, не попадется ли тебе где-нибудь по дороге на глаза свеча.
Я возвращаюсь в класс, сгребаю у него со стола рабочие заметки к уроку и направляюсь к выходу. Уже и отсюда видно, что ящик Хесуса в коридоре стоит открытым и его спортивной сумки там нет. Кастетт заходит обратно. Наверное, картинки сразу же бросаются ему в глаза, потому что он ворчит себе иод нос:
– И этим варварам хватает наглости говорить со мной о конституции?
– Конституция, – подает голос Шарлот, – есть инструмент интерпретации, доступный правящему большинству в каждый данный момент времени.
– И что из этого?
– Мы – большинство. И это наше время.
– Бэмби-бой, Бэмби-бой! – поет Макс Лечуга.
Росинки крадутся вниз по щекам Лори Доннер и беззвучно падают на дорожку за школьной лабораторией.
– Он взял велосипед. Я не знаю, куда он поехал.
– Я знаю, – говорю я.
Мне кажется, теперь, когда Хесус повернулся к нам этим, незнакомым своим лицом, она чувствует себя как-то спокойней. Она просто хороший человек и хочет помочь – в меру сил. А я и сам еще не знаю, как себя вести с новым Хесусом. Такое впечатление, что он слишком много смотрел телевизор и в результате вбил себе в голову, что хорошему человеку все сойдет с рук. Как будто весь мир ни с того ни с сего стал одной большой Калифорнией.
– Лори, я должен его найти. Прикроешь?
– А что я скажу Кастетту?
– Ну, скажи, что я упал и подвернул ногу, или еще что-нибудь придумай. Скажи, что к математике вернусь.
Она берет меня за палец и несколько раз пожимает самый кончик.
– Верн, скажи Хесусу, что мы все сможем изменить, если будем держаться вместе, скажи ему…
Она принимается плакать.
– Я пошел, – говорю я.
В том кино, которое я вижу про себя, земля отталкивается от моих «Нью Джекс», и я одним прыжком перелетаю через школьное здание. Я успеваю отбежать от Лори ярдов на пятьдесят, пока до меня доходит, что Кастеттовы бумажки и свечка по-прежнему у меня в руках, но мне совсем не хочется разрушать картинку «Супермен спешит на помощь другу». Я заталкиваю их на ходу в задний карман и бегу дальше.