Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти - читать онлайн книгу. Автор: Ди Би Си Пьер cтр.№ 39

– Господи боже ты мой, верни Лалито, верни Лалито, верни Лалито…

День сегодня выдался на удивление долгий. Высунуть нос из дому было никак невозможно, по причине фоторепортеров. Теперь они все отправились освещать в средствах массовой информации наши традиционные Катания. Матушка чувствует, что я подхожу к ее иве; всхлипыванья становятся громче, и в голосе у нее появляется истерическая нотка, чтобы я не ошибся насчет того, кто во всем этом виноват. Когда я подхожу совсем близко, мимо богомола пролетает большой жук.

– Что-то наша скамеечка совсем перекосилась, – говорю я, просто чтобы сломать лед. – Такое впечатление, что с этой стороны ее подмыло.

– Вернон, заткнись! Это ты во всем виноват, во всем – во всей этой хуйне!

Никогда еще она при мне не материлась. Господи боже. Я окидываю взглядом ее бесформенную, ссутулившуюся фигуру. Волосы опять облепили череп, на ногах привычные тапочки из махровой ткани с накладными бабочками: крылышки у них поотдирала белая кошка, которая жила у нас до тех пор, пока ее не переехали Лечуги. Меня охватывает непреодолимое желание протянуть руку и прикоснуться к ней. Я так и делаю: в том месте, где пухлый валик, идущий через всю спину, исчезает под мышкой, и чувствую тутой непропеченный вес ее убитой горем оболочки, такой теплой и безнадежной. Она плачет такими ровными ручейками, что может показаться, будто тело у нее – это барабан, всклянь налитый слезами, которые просто нашли себе нужные дырочки и текут, текут, текут. Я сажусь с ней рядом.

– Ма, прости меня, пожалуйста.

Она издает иронический такой смешок, то есть мне кажется, что это и называется иронией, когда человек смеется, а сам при этом всхлипывает. А потом остаются одни только всхлипыванья. Я оглядываюсь вокруг: всюду ночь, мир стоит кристально чистый, росистый и теплый, у фонарей над крылечками кружатся тучи мошкары и жуков, и где-то далеко звучит музыка. Там Катания.

– Папа всегда говорил, что ничего путного из меня не выйдет.

– Мама, не говори так.

– Да нет, это же чистая правда, ты только посмотри на меня. И всегда было правдой. «Нескладеха в чистом виде, – так папа говорил. – И нескладеха вздорная». Других, вон, выбирали руководителями группы поддержки, и королевами вечера, и президентами класса. И звали этих других Бетти, вечно вся такая свеженькая, сияющая…

– Бетти Причард? Да иди ты!

– Ну, Вернон, ты же у нас всегда все знаешь лучше всех на свете, не правда ли? Еще в четвертом классе Бетти выбрали президентом, и все звездные роли в школьных спектаклях тоже доставались ей. И она никогда не ругалась, не пила и не курила, как мы, все прочие; ясная, как солнышко, вот она какая была. Пока папаша не начал избивать ее до синяков или пороть до крови. Так что, когда на тебя находит желание все на свете приравнять к нулям и не оставить камня на камне, вспоминай хотя бы время от времени, что все остальные тоже люди. Это причинно-следственные связи, Вернон, до которых ты попросту еще не дорос. Даже Леона была когда-то спокойным и милым человеком, пока ее не оставил первый муж, ну, понимаешь, так все нехорошо с ним получилось…

– Это который умер?

– Нет, не который умер. Это первый, а ушел он по таким причинам, про которые тебе лучше даже и не спрашивать.

Она переводит дыхание и утирает глаза тыльной стороной руки.

– И все-таки перед выпускным балом я сбросила несколько фунтов. Первый раз в жизни доказала папе, что он во мне ошибался. Меня попросил о свидании сам Ден Гури – Ден Гури, центровой полузащитник! У меня было выпускное платье с пелериной, так вот, я всю неделю на ночь укрывалась этой пелериной.

– Ну ты даешь.

– Он подхватил меня на грузовике своего брата. Я чуть сознание не потеряла от возбуждения, и еще оттого, что ничего не ела, но он сказал, чтобы я расслабилась и чувствовала себя так, словно кругом все свои…

Матушка начинает тихонько шипеть, откуда-то из глубины горла, как кошка. Это просто другой способ плакать – на случай, если вы не знали. Прелюдия к бурным рыданиям.

– И что было дальше?

– Мы выехали за город, пели песни всю дорогу, а уехали чуть не до Локхарта. Потом он попросил меня проверить, не открылась ли у грузовика дверца в заднем борту. А как только я вышла, он уехал, а меня оставил там. Вот тогда-то я и увидела эту свиноферму возле дороги.

Меня, словно молнией, продирает насквозь жутким чувством злости: на ёбаных Гури, на то, как вообще принято жить в этом сраном городишке. И эта злость, как нос корабля, режет набегающие одну за другой волны тоски и печали, режет картинки, на которых молодой, слишком молодой Иисус, Хесус, который приколотил себя гвоздями к кресту прежде, чем за него это успел сделать кто-то другой. Потому-то город и бесится от злости. У них не получилось всадить в него пулю. Но этой их злости не равняться с той злостью, которая вскипает во мне. Которая спо собна прорезать что хочешь. Все на свете. Которая режет, как нож.

Секунду спустя мне на руку опускается мокрая матушкина ладонь. И пожимает мне руку.

– Ты – все, что у меня есть в этом мире. Если бы ты видел, какое лицо было у твоего отца, когда он узнал, что родился мальчик. Во всем Техасе не осталось человека, который не дышал бы ему в пупок. Все те великие свершения, которые ждут тебя, великое будущее, которое откроется перед тобой, когда ты вырастешь…

Она щурит распухшие глаза, она смотрит куда-то вдаль, сквозь дом миссис Портер, сквозь город, сквозь мир, туда, где живет пирог со сливками. В будущее, или в прошлое, или еще куда, где гнездится эта херотень. Затем она посылает мне этакую маленькую храбрую улыбку, настоящую улыбку, слишком мимолетную, чтобы успеть испортить ее какой-нибудь страдальческой поебенью. И ей таки удается устроить чудо: в воздухе над городом начинают звучать скрипки, совсем как в кино. А когда из общей оркестровой массы на передний план выдвигается гитарный перебор и чисто техасский голос, пришедший откуда-то из давно забытых счастливых времен, подхватывает наши души и уносит их в ночное небо, так умолкает даже Курт. Кристофер Кросс начинает петь «Под парусами». Матушкину любимую песню еще с тех времен, когда меня не было на свете, с тех времен, когда все у нее было хорошо. Такие песни человек слушает, когда ему кажется, что никто на свете его не любит.

Матушка вздыхает, прерывисто, на всхлипе. И я понимаю, что отныне эта песня всегда будет напоминать мне о ней.

Мелодии Судьбы. Вот эта рвет мою душу на маленькие блядские кусочки. Мы сидим и слушаем, пока звучит музыка, но я знаю, что эта мелодия пробуравит глубокий такой колодец в долине матушкиных чувств, и в моей, должно быть, тоже. И оттуда фонтаном хлынет грязная кровь. Как только вступит фоно.

– Ладно, – говорит она. – Джордж сказала, что дольше чем до завтра она шерифа удержать не сможет. И это без учета наркотиков.