Риссе очень не хотелось уходить. Было что-то неестественное в том, как мисс Хлыстер вдруг сменила гнев на милость. Создавалось впечатление, что на самом деле мисс Хлыстер волнует только одно: как поскорее выгнать Риссу из кабинета.
И действительно, мисс Хлыстер распахнула дверь и показала Риссе на выход. Но Рисса задержалась:
— Я пыталась позвонить маме Барни, но там было занято.
Она снова не была уверена, стоит ли рассказывать все. Но все-таки сделала это, потому что знала, что с миссис Ив говорить об этом будет еще труднее, а также потому, что хотела, чтобы мисс Хлыстер поняла всю серьезность ситуации.
— И еще кое-что, — начала она. — Насчет папы Барни. Он жив, и уже известно, где он. Он работает в кошачьем приюте в Эдгартоне. Мне только что показывали его фотографии. И я подумала, возможно, это как-то связано с тем, что Барни был сегодня такой странный.
Мисс Хлыстер нимало не удивилась. Но зато очень сердито нахмурила брови, как будто считала недопустимым говорить вслух о таких вещах в присутствии тумбочки.
— Ну, я уверена, что это какая-то чепуха… — сказала она и снова попыталась вытолкать Риссу из кабинета, торопливо пробормотав: — Хорошо, хорошо, я посмотрю, что можно сделать.
Но тут снова раздался этот звук.
На этот раз ошибки быть не могло.
Это были отчаянные кошачьи вопли. И доносились они из тумбочки.
Голоса в темноте
Из темноты ящика Барни слышал каждое слово.
Папа!
Живой!
Но восклицательные знаки тут же сменились вопросительными.
Папа?
Живой?
Но если папа и правда еще жив, почему тогда он ни разу не приехал, не позвонил, не написал, чтобы сказать, что с ним все в порядке?
Впрочем, каким бы ни был ответ, искать его стоило явно не в тумбочке. Кроме того, если Барни умрет, то ответа он так никогда и не узнает.
Так что он испустил самое громкое «мяу», на которое был способен. От этого вопля у него перехватило горло и кончился весь воздух в маленьких легких. Но не напрасно!
Рисса взволнованно воскликнула:
— Что это было?
Мисс Хлыстер, явно нервничая, спросила:
— Что именно?
— Этот звук. Звучит, как…
— Шум обогревателя?
— Нет. На самом деле это звучало как… как будто кто-то мяукнул!
Барни мяукнул еще раз.
— Помогите! Рисса, это я! Я здесь!
— Да это точно кошка! — воскликнула Рисса.
— Тебе послышалось. Отправляйся-ка на урок.
— Сейчас обед. Уроков нет.
— Что ж, если ты сейчас же не уйдешь из моего кабинета, мне придется написать твоим родителям.
«Ха!» — подумал Барни. Мисс Хлыстер явно не знала Риссу — или, если уж на то пошло, ее родителей, — раз думала, что угроза написать родителям могла остановить ее.
— При всем моем уважении к вам, — заявила Рисса, — хочу сказать, что мама с папой рассердятся на меня гораздо сильнее, если узнают, что я оставила кошку в ящике тумбочки, чем если вы пришлете им жалобу… — И Барни услышал, как она бормочет вполголоса: — Мармелад, мармелад, мармелад…
— Давай, Рисса! — завопил Барни, гордый своей подругой.
— А ну-ка цыц! — шикнула на нее мисс Хлыстер, снова захлопывая дверь. Точнее, попытавшись. Но она успела пересечься взглядами с мистером Ваффлером, который как раз проходил мимо.
— Все в порядке, мисс Хлыстер? — услышал Барни его низкий голос.
— Да, — отрезала она, словно ножницами щелкнула. — Вас все это совершенно не касается, мистер Ваффлер! Совершенно! Возвращайтесь к своему Шекспиру!
Мистер Ваффлер побрел дальше. Дверь наконец закрылась. Но теперь хозяином положения была Рисса.
— У вас в ящике тумбочки сидит кошка, — объявила она весьма решительно. — И я подозреваю, что это тот кот, которого вам принесла миссис Лаванда. Тот, который увязался за мной в школу. И я не знаю, почему… и откуда он… и я понимаю, что вы — директор, и я должна вас слушаться, но я верю в то, что у людей и животных равные права, и считаю, что ни животных, ни людей нельзя запирать в тумбочках.
Мисс Хлыстер рявкнула:
— Вовсе у них не равные права! Кошки во всем превосходят безмозглых людей вроде тебя!
— Мисс Хлыстер, — сказала Рисса, — если бы вы правда так думали, вы бы не стали запирать кота в шкафу!
Тут мисс Хлыстер едва не проговорилась:
— Это не…
— Давай, скажи это! Скажи ей! Скажи! Скажи! Скажи, что я не кот!
— Это не что? — спросила Рисса.
Мисс Хлыстер торопливо исправилась:
— Это не шкаф, тупица. Это тумбочка. Это, конечно, человеческие понятия, но я — человек, так что…
Рисса состроила озадаченную гримасу:
— Ну, как бы вы ни называли эту штуку, не могли бы вы ее открыть? Я хочу посмотреть.
Наступило молчание. Усы Барни встопорщились. Затем голоса вернулись, но сильно приглушенные, так что даже своим кошачьим слухом Барни не мог ничего разобрать.
Снова стало тихо.
Барни ждал. Он даже не мяукал. Будь что будет! Либо Рисса освободит его и унесет с собой, либо…
Его сердце успело простучать, наверное, не меньше ста раз, когда он снова услышал голос мисс Хлыстер:
— Ты пожалеешь об этом, дорогая, я тебе клянусь.
И Барни услышал, как в замке поворачивается ключ. Ящичек открылся, скрипнув металлом, и он очутился на свету, в руках своей лучшей подруги, которая нежно шептала «мармелад» ему на ухо.
— Попробуй хоть слово кому-нибудь сказать об этом маленьком недоразумении, и я превращу твою жизнь в ад, — пообещала мисс Хлыстер. — Не сомневайся: никто не поверит сопливой двенадцатилетней девчонке, которая клевещет на директора школы.
Покидая в руках Риссы кабинет, Барни бросил взгляд назад через ее плечо. И увидел, как мисс Хлыстер, глядя прямо на него, показывает на подставку для ручек и одними губами произносит:
— Ты следующий!
Дурное предчувствие
Рисса вышла из школы, миновала ворота, и Барни тут же увидел Тыковку, который сверлил его взглядом. Рисса ничего не заметила.
Она шла вперед, и Барни чувствовал, как бьется ее сердце: медленно, но тяжело, словно пытаясь пробить себе дорогу. На душе у нее было тревожно. Еще бы! Она ушла из школы в разгар учебного дня. Более того, она только что приобрела злейшего врага в лице мисс Хлыстер.