Марселино Хлеб-и-Вино - читать онлайн книгу. Автор: Хосе Мария Санчес-Сильва cтр.№ 18

Не осталось уже ни чердака, ни старой лестницы, ни даже той кельи, где раньше жил брат Негодный и куда так часто приходил к нему Марселино Хлеб-и-Вино.

Старые монахи очень живо помнили Марселино, а брат Соловей по памяти написал портрет мальчика, — он ведь не только петь умел, но ещё и рисовал немного. Сперва портрет был у настоятеля, а потом его попросил брат Негодный и тот перенесли к нему в новую келью. Но старик так и не прижился в ней по-настоящему: как-то ночью, никого не потревожив, брат Негодный тихо упокоился и ушёл, как мы помним, на небо, потому что там ему было самое место. Его похоронили на монастырском кладбище, среди других монахов, и некоторые собратья завидовали ему: ведь теперь он был не только с Господом и святым Франциском, но ещё и с Марселино, которого никто не мог позабыть.

В монастырь пришли новые монахи, у которых уже были самые обычные имена, какие в календаре стоят: брат Афанасий, брат Антоний, брат Ольмо… И даже старые монахи перестали звать друг друга так, как прозвал их Марселино. Только брат Кашка просил сохранить за ним прежнее прозвище, и когда кто-то обращался к нему «брат Фома» — а именно так его когда-то и звали, — он ласково поправлял собеседника и просил: «Вы уж, пожалуйста, Христа ради, называйте меня братом Кашкой».

Казалось, после перенесения большого распятия в часовню началась совсем новая жизнь. Брат Кашка помнил, как распятие появилось в монастыре; почти все его немолодые собратья тоже прекрасно знали эту историю и потому не придавали ей значения.

А дело в том, что лет за семь до того, — как раз семь лет и исполнилось бы Марселино, не уйди он навеки к Господу, — важная дама из самого большого в округе села попросила братьев молиться за её дорогого сыночка Мариано, который уехал в страну, где шла война (хоть сам и не воевал), чтобы он вернулся домой живым и здоровым. Даму звали донья Иллюминада, и была она очень богата.

И вот, эта самая богачка донья Иллюминада, не зная, чем бы одарить братьев в благодарность за молитвы о её сыне, преподнесла им огромное распятие, которое купила когда-то в юности и, правду сказать, не знала, куда и девать в своём роскошно обставленном доме — слишком уж оно было большое. Имя у дарительницы тоже было большое — она звалась не только Иллюминадой, но ещё и Реверберасьон ^[40] и отцу-настоятелю это было известно.

Настоятель не хотел принимать подарок, потому что у францисканцев не может быть никакой собственности, но донья Иллюминада, она же донья Реверберасьон, всё-таки послала его в монастырь со слугой по имени Макарий.

Дело было жарким летом, так что Макарий решил проделать всё ночью. Он погрузил распятие на мула доньи Иллюминады — большущего, под стать грузу, — и повёз его в монастырь.

Они шли всю ночь, и распятие покачивалось на спине у мула; а потом рассвело, и испуганному Макарию показалось, будто деревянный Христос покрылся всамделишным потом от начинающейся жары. У ворот монастыря погонщика, распятие и мула встретил брат-привратник. Это был всё тот же брат, который подобрал подкинутого Марселино; он вскоре умер, и мальчик не успел с ним толком познакомиться.

Самому Марселино было тогда месяца два или три, он лежал себе в люльке, а брат Кашка то и дело садился рядом с ним, пока чистил картошку или занимался чем-то другим, чтобы покачать люльку ногой.

Все братья вышли посмотреть на подарок доньи Иллюминады, который настоятель принял только взаймы, и общими усилиями сняли огромное распятие со спины мула. Сперва его положили на землю, потом долго пытались пронести в двери монастыря. Когда же внесли — казалось, обратно вынести его уже будет невозможно, но выносить пришлось, потому что распятие не проходило ни в дверь часовни, ни в какую другую.

Наконец отец-настоятель распорядился вынести распятие во двор и разобрать, то есть отделить вертикальный столб от всего остального. Деревянная фигура Христа теперь была прибита только к короткой перекладине, и брат Кашка запомнил, как объяснил это брат Негодный, — он тогда был ещё относительно здоров и знал больше всех:

— Вот так и на самом деле поступили с Господом: сперва прибили руки к перекладине, а потом на верёвках подняли на столб, который уже был вкопан в землю.

Брат Кашка не помнил, кто именно попытался самостоятельно поднять столб, и чуть не зашиб Марселино, потому что уронил свою ношу как раз возле его люльки. Малыш проснулся и заплакал. Тогда отец-настоятель велел отнести распятие на чердак, где был самый высокий потолок (правда, при этом скошенные стены). Так монахи и поступили, с трудом втащив свою ношу по шаткой лестнице.

Что случилось дальше, брат Кашка помнил лучше всех, не считая разве что настоятеля. Он часто теперь садился в кухне у двери, возле дровяного ящика, и думал о Марселино, порой так погружаясь в воспоминания, что почти видел его перед собой или слышал звуки, какие мог издавать только мальчик, и быстро вскакивал тогда, хоть это и нелегко в его возрасте.

Никогда он уже не сможет забыть, что видел через щели в чердачной двери. Но, по совету настоятеля, говорить об этом он никогда не пытался: видеть, как Христос шутит с Марселино Хлеб-и-Вино — прекрасно, но не всякому дано это понять.

В то время, где-то через год после торжественных похорон Марселино, — а ведь тогда за гробом шёл не только деревенский оркестр, но даже жандармы с конями в поводу, — донья Иллюминада (или Реверберасьон, или как бишь её) услышала о чуде, произошедшем с распятием, которое всё ещё принадлежало ей. Она тут же решила приехать в монастырь и посмотреть, вправду ли деревянное распятие, как разносит молва, разговаривает; если же это окажется правдой, дама твёрдо намеревалась отобрать у монахов свой старый подарок.

Донья Иллюминада велела запрячь в карету четырёх самых породистых коней, взяла с собой ненаглядного сыночка Мариано, управляющего поместьем и компаньонку (двадцатилетнюю красавицу по имени Адорасьон) — и однажды вечером заявилась в монастырь, где только-только успели закончить строительство и убрать после него весь мусор.

Важная дама сообщила монахам, что она-де владелица большого распятия, и отец-настоятель со старожилами общины приняли её с некоторым опасением — посетительница была и вправду очень влиятельна. Они тут же проводили её в часовню, и отец-настоятель уже задумался, не устроить ли молебен с музыкой и всем прочим, а самим потихоньку просить Господа, чтобы старуха не забрала у них марселиново распятие.

В часовне дама долго рассматривала распятие со всех сторон и даже потрогала ноги Христа. Наконец она попросила монахов оставить их с сыном одних, и братья подумали, что это вполне понятная просьба — дать им помолиться без посторонних.

Тут дама торжественно встала перед распятием, со всеми своими завитыми локонами, необъятными шёлковыми юбками, цветами на корсаже и кольцами на каждом пальце. Она принялась напоминать Господу о том, сколько денег её семья всегда отдавала бедным, и сколько сама она потратила на милостыню, пожертвования и всякие добрые дела, так что не поговорит ли Господь теперь с ней, раз уж даже с бедным оборвышем говорил.