Марселино Хлеб-и-Вино - читать онлайн книгу. Автор: Хосе Мария Санчес-Сильва cтр.№ 15

Оба принялись гоняться за курами, что весьма понравилось Марселино, и благодаря его сноровке переловили их довольно быстро.

Возчику было некогда как следует чинить клетку, так что он наскоро связал курам лапы и как-то прицепил их к перемётным сумам, а сверху взгромоздил то, что осталось от несчастной клетки.

Когда с этим было покончено, Марселино решил с новыми силами вернуться к миссионерским трудам. Достав из-за пазухи распятие и чётки, он продолжил «проповедь»:

— Вот видишь теперь, как миссионеры помогают туземцам…

Но возчик был в таком раздражении, что дальше некуда, поэтому в ответ дал Марселино изрядного пинка и тот почти растянулся на земле.

Отбежав на безопасное расстояние, красный от гнева мальчик закричал на своего обидчика:

— Туземец ты, самый что ни на есть туземный! Я тебя прощаю, потому что ты дикарь и мудрости не знаешь, но теперь ты отсюда не уйдёшь, пока не услышишь об истинном Боге, Который умер на кресте за тебя, за твоего осла и за кур!

Возчик не знал уже, как быть, и притворился, что ищет на земле камень, чтобы напугать мальчика, но тот не знал равных в искусстве метания, так что снова сунул крест и чётки под рубашку и очень метко швырнул камень сам. Бедный крестьянин взвыл от боли и затряс раненой рукой.

Тут он окончательно вышел из себя и, пока ослик шёл себе по давно знакомой дороге, погнался за сорванцом. Хоть он и был уже немолод, но сумел загнать мальчика в тупик между несколькими большими валунами, поймал его, отвесил пару затрещин, а потом связал, почти как кур, и перекинул через спину своего терпеливого ослика.

— А теперь пойдём-ка в монастырь! — кричал возчик.

Марселино мужественно сопротивлялся, но когда вдалеке стал виден монастырь, решил покончить дело миром и жалобным голосом пообещал:

— Если ты меня отпустишь, я тебе свои чётки подарю!

— Вот ещё, нужны мне твои чётки!.. Погоди, скоро получишь, бездельник!

— Чётки освящённые, дурак ты! — снова завопил возмущённый Марселино, извиваясь в тщетных попытках соскользнуть с ослиной спины.

Братья только руками всплеснули, увидев, кто входит к ним в ворота, а расстроенный брат Кашка воскликнул:

— Что ж ты натворил, сынок?

— Уж чего только не натворил, — проворчал крестьянин и поставил мальчика на ноги. — Сперва чуть меня не разорил, а потом хорошо хоть не убил! — объяснил он, показывая всем вокруг окровавленный палец.

Море осталось далеко позади, а Ангел и мальчик всё шли да шли.

— Из всех твоих проделок эта, пожалуй, самая плохая, — очень серьёзно заверил собеседника Ангел.

— Самая-самая? — переспросил мальчик, всё ещё смеясь над собственным рассказом.

— Именно так.

— Почему?

— Потому что нельзя учить вере, швыряясь камнями, малыш.

— Когда братья меня учили «Символу веры», то, бывало, и подзатыльники давали.

Ангел снова отвернулся, чтобы мальчик не видел, как он смеётся, а затем спросил:

— Ты Господу-то рассказал про этот грех?

— А тебя разве там со мной не было?

— Нет, когда ты с Ним говорил, я всегда ждал за дверью.

Марселино опустил голову — всё-таки ему стало стыдно, — а потом сказал, очень серьёзным тоном, на этот раз и правда с раскаянием:

— Нет, про этот не говорил… Я как раз тогда заболел, помнишь?

Марселино лежал тогда и оправлялся от солнечного удара, заработанного во время «миссионерских» приключений. Даже соломенная шляпа его не спасла: очень уж жаркое было лето, и очень уж сильно жгло солнце ту местность, где расположился монастырь.

Мальчик не вставал с постели четыре дня, разве что тайком от монахов, которые заботились о нём со всем должным старанием и терпением. Не менее терпеливо они ухаживали и за сверчком, которого Марселино держал в картонной коробке, и регулярно кормили его.

Болел Марселино впервые, здоровье у него вообще-то было железное. Единственное его развлечение, кроме этого факта, состояло в том, что ему иногда разрешали брать в постель кота; да ещё свисток, которым обычно пользовался брат Негодный, чтобы кого-нибудь позвать на помощь — свисток был тщательно отмыт с мылом и перекочевал теперь к Марселино.

В тот самый день, когда мальчик лежал в келье больной и ни единого раза не вспомнил о своём друге Иисусе, оставшемся на чердаке, он развлекался тем, что свистел в ухо несчастному коту и слушал пение сверчка. И вдруг ему показалось, что Иисус тихонько зовёт его:

— Марселино…

Он прислушался, отложил свисток и сел на кровати, выпустив кота. Иисус снова позвал:

— Марселино…

Вновь и вновь озирался мальчик, но никого не видел, и ответить тоже не решался. Однако у него не возникло сомнений, что голос действительно принадлежал Господу: очень уж он отличался от всех других. Ну, разве что монахи как-то похоже говорили, когда страдали от жажды в самую жестокую жару.

И в третий раз Иисус позвал:

— Марселино…

Тут мальчик, хоть и видел прекрасно, что он в комнате один, робко отозвался:

— Ты здесь?

— Да, Марселино, Я с тобой.

— Но я Тебя не вижу! — возразил мальчик, недоумевая, как Господь может с ним разговаривать без тела.

— Не бойся, — ответил голос Господа. — Скажи, ты думал обо Мне в эти дни?

— Много раз, — кивнул Марселино. — И ещё беспокоился, что Ты есть хочешь, и если я заболел от жары, то ведь и Ты мог заболеть там, наверху, — крыша-то совсем рядом. Вот только, — перебил он себя, вновь озираясь, — я так и не понял, где Ты.

— Я везде, — объяснил Иисус.

Он замолчал, а мальчик задумался, ушёл его Собеседник или просто не хочет больше говорить, и поэтому сказал:

— Если б я мог встать потихонечку, чтобы братья не заметили, я бы Тебе поесть отнёс…

— Нет, Марселино, лежи пока и молись, чтобы выздороветь. Или вот расскажи — ты Десять заповедей ^[37] знаешь?

— Все десять — нет, — честно ответил Марселино, — но штук шесть помню, наверное.

— Ну-ка!

Марселино наморщил лоб, чтобы лучше вспомнить и не отвлекаться на поющего сверчка.