Безмятежные годы (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Вера Новицкая cтр.№ 38

Прежде я удивлялась: какое удовольствие можно находить при раскопках всякого древнего мусора, но теперь, кажется, поняла. То есть относительно мусора остаюсь при прежнем мнении, а вот относительно раскопок и находок… Право, нечто подобное переживала я первое время по возвращении сюда: вдруг откуда-то из-под спуда вынырнет совсем забытое лицо, какое-нибудь веселое-превеселое воспоминание, и так станет приятно, точно и правда клад нашла. Но не одни раскопки, новое здесь все тоже очень интересно.

Со всеми-то я перезнакомилась, ну и меня теперь знают, только добросовестность требует признаться, что – увы! – не все с хорошей стороны. Меня даже почти сразу успели причислить к разряду отпетых. Этот строгий, беспощадный приговор изрекла надо мной наша классная дама, преподобная Клеопатра Михайловна, или просто «Клепка» – как все называют ее.

Драгоценный экземпляр, если не по древности, то по редкости. Ходят упорные слухи, что она воспитывалась в Петербурге в институте. А по-моему, – на Луне, только там. Скажите, найдется ли не только в столице, но в самом завалящем уголке земного шара институтка, которая приходила бы в благоговейный ужас от той или другой штучки, шутки, свободного словечка, вырвавшегося из уст ученицы? Ведь – чего греха таить? – сами-то обыкновенные, подлунные институтки по этой части о-ох, как не промах. Между тем наша многострадальная Клеопатра приходит в священный трепет, если какая-нибудь нечестивая осмелится засмеяться во время урока. «Несчастная! Зачем смеяться в сорок минут одиннадцатого, – недоумевает она, – когда стоит подождать только четверть часа, ударит звонок на перемену, и смейся сколько душе угодно?»

Положа руку на сердце: ну похоже ли это на обыкновенную, одушевленную институтку? Тысячу раз нет!.. Таким образом, остается еще одно последнее и, думается мне, самое правильное предположение: хоть и прозывается она Клепка, но именно двух-трех клепочек и не хватает в ее мыслительном аппарате. Вообще, я нахожу, что имя Клеопатра приносит несчастье! Например, царица того же наименования, проглотила растворенную в уксусе дорогущую жемчужину. Она была тоже того… Швах немножко, словом. Одно знаю: на основании как личного, так и исторического опыта, никогда дочь свою так не назову!

Мудрено ли при таких обстоятельствах, что я в «отпетые» почти сразу попала?

Если можно было еще третьего дня, прибегнув к красноречию какого-нибудь европейского светила, уверить Клеопатру Михайловну, что я из «приличной» семьи, то со вчерашнего дня это сделалось совершенно немыслимым.

А все виноват наш Михаил Васильевич, учитель географии. Человек он премилый и предобродушный, сердце у него мягкое-мягкое, и против молящих глаз ученицы он устоять не может: рука, точно сама, один, а то и два лишних балла ставит, причем счет он начинает не с единицы, как все остальные, а с «семи», редко с «шести».

Дружеского расположения к географии я никогда не испытывала, потому что ее надо долбить, а уж это – покорно благодарю! – решительно не умею и уметь не хочу. За последние годы враждебные отношения с ней у нас обострились. Гнусный предмет! Как ни соображай, какой гениальной находчивостью ни отличайся, по немой карте никак не додумаешься, какими притоками угодно было природе снабдить Дунай с правой стороны, а какими с левой. Словом, гадость, и больше ничего. А тут еще – извините пожалуйста! – новую моду выдумали: карты изволь чертить, это при моих-то художественных способностях! Прелесть хоть куда, соединяющая мои две излюбленные работы.

Как только подходит ученица отвечать, первый вопрос Михаила Васильевича:

– А ваша карточка?

Ну, думаю, постой! Вчера как раз урок географии. Сел наш Мешочек и с места:

– Прошу госпожу Старобельскую к доске.

Госпожа Старобельская мало тронута этим вниманием, но забирает свое художественное произведение в одну руку, вторую опускает в карман и подходит к столу.

– Попрошу вашу карточку.

Я делаю такие же, как когда-то, «святые глаза» и вытаскиваю из кармана руку, в которой… моя фотографическая карточка.

Люба ахает и заливается смехом, так как способность эту она сохранила в полной силе; Шурка радостно, даже несколько благоговейно восклицает: «Молодчина!», на что раздается грозный окрик Клепочки; остальные все, кто тихо, кто откровенно– фыркают. У Михаила Васильевича усы двигаются, в глазах что-то точно прыгает, но он не улыбается, серьезно берет из моих рук фотографию и внимательно рассматривает.

– Хорошо, прекрасно. Теперь попрошу ту, что у вас в другой ручке.

Я, едва сдерживая смех, подаю.

– И это недурно, но, к сожалению, слабее. Что же? За маленькую «12», за большую «8» – средний «10». Попрошу госпожу Грачеву.

Этакий душка! Так умно поступить. Ведь это прелесть! Но Клепочка, не находя прелестью мой поступок, снова кипит благородным негодованием: репутация моя – увы! – навсегда погибла.

Тем временем Татьянушка, показав свое художественное произведение, водит палочкой по стенной карте, перечисляя всякие немецкие герцогства; порой уничтожающе презрительный взгляд летит в мою сторону.

Эта милая девица никого не обманула и сделалась именно тем, чем во всех отношениях и обещала стать.

Ростом Господь ее не обидел, а потому она совсем «барышня»: платье на ней чуть не до пят, крысий хвостик, жгутом скрученный на затылке, исполняет должность прически, более или менее пышной.

Впрочем, не одна Таня, почти все наши девочки стали барышнями, главным же образом, хотят ими быть. Только не я. Покорно благодарю! Это всякие прически устраивать, да чтоб длинные юбки ноги спутывали? Нет! Платье мое до полу не дотянулось; прическа все та же: бант наверху, другой в висящей косе; теперь прежняя косюля приняла совершенно определенное направление, растет не «кверху» по возведенной на нее когда-то Володей клевете, а переползла уже много ниже пояса.

Еще Полуштофик да Пыльнева поддерживают мне компанию. Первая поневоле – своими немного ниже плеча белокурыми локонами, а Пыльнева – длинными светло-каштановыми волосами, разделенными тоненьким, как ниточка, пробором, спадающими по спине тяжелой косой. Вид у нее все такой же святой, но жулик она из жуликов.

Бедная наша «Сцелькина» успешно окончила курс двух классов гимназии, посвятив на прохождение каждого из них по два года. Второму, как наиболее трудному, она хотела уделить и третий год, но начальство не пожелало злоупотреблять ее долготерпением, и стены гимназии навсегда потеряли ее. Утрата эта заменена достойной наместницей ее – Михайловой, которую нынешний первый класс великодушно оставил нашему.

Если по всем предметам она так же преуспевает, как по математике!.. Можно деньги платить, чтобы посмотреть, как сия девица доказывает равенство треугольников. Для этого она начинает с того, что рисует две извилистые неопределенной формы фигуры, из коих одна чуть не вдвое больше другой, затем доказывает, что это треугольники и, наконец, что они равны. Пожалуй, такой хитрой штуки и сам наш Антон Павлович не докажет, а уж он ли не математик! Ведь он даже при вычислении маленьких чисел ошибается.