— А какие у тебя планы на отпуск?
После секундного колебания я ей что-то соврала; на выручку мне пришел санаторий в Австрии в сочетании с маминым приглашением.
На самом же деле у меня был великолепный план — заново перекроить всю мою деградировавшую жизнь. Я наконец-то съеду с моей ужасной квартиры, куплю мебель, обустрою все по собственному вкусу. Начало уже положено: во-первых, я перестала покупать новые судоку, а во-вторых, уже осмотрелась и приценилась в мангеймском Доме мебели. Есть там и вещи на заказ, с большими сроками поставки, и, как назло, именно эти вещи и понравились мне больше всего.
Чтобы невзначай не проговориться, я задала ей встречный вопрос:
— А ты? Почему ты не хочешь сопровождать Штеффена в Росток?
— Откуда ты об этом знаешь? — удивилась она, и я рассказала ей о нечаянной встрече с ним на Рыночной площади.
Она нахмурилась.
— Почему же он мне не рассказал об этой встрече? Он был один? — забеспокоилась она.
Моим ответом она не удовлетворилась, а тут же принялась жаловаться:
— Что за сумасбродная идея! Не что-нибудь, а именно Росток! Штеффен хоть и уверяет меня, что это чудесный город и что можно чудесно плескаться в Балтийском море, но меня туда и волоком не утащишь. Меня тянет или в Шотландию, или во Францию. Ты ведь сама знаешь, что нельзя не упражняться в языке, даже если владеешь им свободно. Хочу к тому же навестить старых друзей.
— Где?
— Либо в Глазго, либо, скорее всего, в Драгиньяне.
— А, знаю, милый городок на юге Франции, мы там один раз тоже были, — тихо сказала я.
Раз уж мы обе остались поодиночке, она могла бы ради приличия и спросить, не поехать ли мне лучше с ней, чем с матерью.
Квартира, которую Мануэль предложил мне в доме своего отца, оказалась просто находкой. Тихая улица Шеффельштрассе расположена на краю Центрального района; без хлопот можно добраться на велосипеде до школы и до всех магазинов. Четыре комнаты и большой балкон показались мне просто роскошными. На окнах были высокие зеленые ставни, видимо, дом был построен в двадцатые годы, и основательно. Отец Мануэля согласился сдать мне квартиру, не колеблясь ни минуты. Широким жестом сразу же вручил мне ключи, чтобы еще до переезда я могла ходить туда и сюда со складным метром и имела возможность хотя бы на бумаге планировать обустройство. И если я еще до первого сентября захочу там от случая к случаю ночевать, ему это будет даже лучше. Сам он хочет уехать с Мануэлем, а дом без жильцов — это всегда риск.
Мама радовалась за меня. Хотя она жила не слишком далеко отсюда, в Бад-Дюркхайме, она не любила навещать меня в моей крысиной норе, как она обычно выражалась. Зато постоянно звонила.
— Наконец-то хорошая новость! — оценила она и даже простила мне, что я не хочу ехать в Австрию.
— Ты уже поставила Гернота в известность? — спросила она.
Разумеется, нет, поскольку его вообще не касается, где я буду жить. Со времени развода мы с ним ни разу не виделись и не разговаривали.
— Но тебе же надо, наконец, забрать свою мебель, — рассудила она, опять превращаясь в живой укор. — В конце концов, там секретер, оставшийся от твоего деда, а английскую витрину мы подарили тебе на свадьбу, и письменный стол ты покупала сама, на первую зарплату, и…
Я перебила ее:
— Пусть Гернот будет со всем этим счастлив. В любом случае я не хочу просить у него аудиенции, в этом ты можешь не сомневаться!
— Тогда это сделаю я, — сказала мама и положила трубку.
Меня занимало нечто другое. В первую очередь мне надо было обзавестись спальным местом, но именно над этим и приходилось больше всего ломать голову. Если я куплю удобную двуспальную кровать, то всякий будущий гость будет задаваться вопросом, что бы это значило. Если же я куплю нормальную кровать, то она окажется узковата в том случае, если у меня снова появится друг. Лучше всего был бы компромисс, и я колебалась, какой ширины выбрать матрац — 140 или 160 сантиметров — и какой степени твердости — 2 или 3. В конце концов я позвонила в Дом мебели и все же заказала нормальную двуспальную кровать.
При четырех комнатах я наконец снова могла оборудовать себе кабинет, где у меня на полках разместились бы словари, учебные материалы, тетради и папки-регистраторы. Было бы совсем неплохо, если бы при мамином посредничестве я получила назад мой старый верный письменный стол. Я почти с надеждой ждала, что она сама позвонит Герноту. Будь я не так труслива и упряма, не так горда, ожесточена и разгневана, я сделала бы это сама. Вряд ли он отказался бы вернуть мне мои же вещи.
События развивались быстрее, чем я ожидала. Мама позвонила мне тем же вечером.
— Представь себе, я дозвонилась до Гернота сразу, и слава богу! Потому что он с 26-го июля в отпуске, что для меня удивительно. Осенью или весной все как-никак гораздо дешевле и нет такого наплыва отдыхающих. В конце концов, он-то не учитель, которому хочешь не хочешь приходится отдыхать летом!
— И что же он сказал? — нетерпеливо спросила я.
— Он так и не выдал мне, куда едет в отпуск…
— Да пусть едет хоть к черту на кулички, меня это интересует не больше, чем грязь у него под ногтями! Я только хочу знать, могу ли я теперь забрать мои вещи.
— Да он не видит в этом проблемы, у тебя же еще остался ключ от дома. Кроме того, он совсем не трясется над твоим барахлом, наоборот, будет рад, когда наконец водворится tabula rasa. Мы можем в любой момент забрать все что хотим!
Мама всегда умела найти с зятем общий язык. Сейчас ее переполняло возбуждение от того, что посредничество удалось на славу. Кроме того, ее снедало любопытство, и она явно хотела присутствовать при том, как я буду рыться в моем бывшем жилище. Но именно это мне как раз и не нравилось. У меня не было ни малейшего желания натыкаться при свидетелях на незнакомые зубные щетки и чужие трусики.
— Я тут подумала, — продолжала она, — что письменный стол, витрина и секретер ни за что не влезут в мою машину, ведь там еще придется забирать белье, одеяла, полки, кухонную утварь и так далее. Неподалеку от меня живут двое молодых людей, у них сервис: занимаются домашней починкой, я их недавно вызывала. У них есть фургончик, и они берутся за небольшие деньги перевезти громоздкие вещи.
Меня всегда приводили в ужас мамина кипучая энергия и жажда деятельности. Но как бы то ни было, она в отличие от меня всегда управлялась с жизнью и держала ее в своих руках. Я пока еще даже не задумывалась над вопросом транспортировки, а она уже решила эту проблему. С покорным вздохом я одобрила ее намерения.
Мануэль простился со мной в последний учебный день, протянув руку, и передал мне письмо от отца. На конверте я впервые прочитала его полное имя. Д-р Патрик Бернат желал мне хорошего переезда и просил — в случае большой жары — поливать садик, если это не будет для меня обременительно. А с договором аренды жилья мы можем не торопиться.